— Так ведь она, дочка, значит, за ним смотрит, надо же минутку улучить, да и сделать все так, чтобы она на меня не подумала…
— Вот и думай!
Тут капитан увидел стоявшего в дверях Романа.
Кашлянув, он бросил на него недовольный взгляд и прервал беседу с алкашом.
Достав из кармана пачку денег, капитан бросил на стол двести рублей и сказал:
— Значит, так. Возьмешь сигарет на пятьдесят рублей, а на остальное пивка для усталых милиционеров. Правильно, Сардинов?
— Абсолютно! — сержант одобрительно кивнул и указал пальцем на Романа. — Этого куда?
— Этого в четвертый кабинет. Там его уже ждут.
— Пошли, — сказал Сардинов и опять толкнул Романа в спину.
Они поднялись на второй этаж и остановились напротив двери с табличкой «следователь». Сардинов открыл ее и сказал внутрь:
— Привел артиста.
— Давай его сюда, — донеслось из-за двери.
Роман, повинуясь кивку сержанта, шагнул в кабинет, дверь за ним закрылась, и он увидел рассевшихся по разным углам кабинета трех крепких молодых мужчин, которые были похожи больше на конкретных братков, чем на сотрудников милиции. А может быть, в свободное от работы время они и были натуральными братками.
По совместительству.
Роман стоял и молча смотрел на них.
Они, в свою очередь, с любопытством разглядывали его.
Наконец, когда процедура визуального исследования закончилась, один из мужчин усмехнулся и сказал:
— А что, похож! Почти как на плакате, только гаек на пальцах нет.
Другой встал и, подойдя к Роману вплотную, тихо произнес:
— У мента, говоришь, шинель шершавая?
Это была строчка из песни Романа, причем из такой песни, которая для любого мента была не то чтобы неприятной, а просто оскорбительной. Братва дружно визжала от этой песни, а этим крепким ребятам, перед которыми сейчас стоял Роман, она наверняка не пришлась по душе.
Стоявший перед Романом человек сделал неуловимое движение, и Роман почувствовал, как невидимая лошадь лягнула его прямо в печень. В глазах у Романа потемнело, и резко поднявшийся к лицу пол больно ударил его в бровь.
Да, это тебе не алкаши в камере, успел подумать Роман и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, все внутренности тошнотворно ныли, во рту было кисло, а руки и ноги дрожали. Он с трудом поднялся с пола и, держась за стоявший рядом стул, медленно выпрямился.
— Это тебе для начала, — сказал ударивший его человек и указал на стул. — Сядь. Еще успеешь належаться.
Роман опустился на стул и, морщась, с трудом произнес:
— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, в чем дело?
Сидевшие по углам мужчины переглянулись, затем один из них вздохнул и сказал:
— Да ты, видать, и вправду ничего не помнишь. Но это не меняет дела. Ладно, я сделаю тебе одолжение, объясню. Ты находишься в милиции. Мы — уголовные следователи. Ни о чем пока не догадываешься? Вижу, что нет… А ты — убийца. И сейчас ты будешь все вспоминать и рассказывать. Ясно?
Роман зажмурился и отрицательно покачал головой.
— Не понял, — нахмурился следователь. — Не будешь рассказывать или не ясно?
— Я ничего не понимаю, — Роман потер живот и поморщился. — Кого я убил? Когда? Как? Где?
— Смотри, Серега, — засмеялся один из следователей, — правильные вопросы задает! Ему бы самому в сыскари пойти…
— Возможно, — кивнул Серега, — а пока что он решил пойти в убийцы. Он раньше только пел в своих песенках про уголовную романтику, а теперь, видать, почувствовал себя крутым и решил попробовать ее в натуре. Что, артист, не так?
— Не так! — с отчаянием воскликнул Роман. — Может, вы хотя бы расскажете мне? Может, я, и вправду что-то такое оттопырил, а если расскажете, то и вспомню. А сейчас — гадом буду — думаю изо всех сил, но в голове ничего такого нет.
— Эх, артист, — вздохнул Серега, — ладно, помогу тебе. Ты шел пьяный по темной улице. Увидел одинокого прохожего и подумал: а дай-ка попробую! Никого вокруг нет, свидетелей нема, все тип-топ… Достал ствол и шмальнул в этого самого прохожего два раза. Прохожий — мертвый, а ты живой, сидишь здесь, и ждет тебя дальняя дорога и казенный дом, прямо как в твоих песенках. Кто-то жалостливый на тебя стукнул по телефону. Есть все-таки в гражданах сознательность. Вот так, артист!
Роман вытаращился на Серегу, потом недоверчиво оглядел остальных и прохрипел:
— Не-е, не годится… Какой еще пистолет?
— Какой пистолет? — Серега сузил глаза. — А вот этот!
И жестом фокусника вытащил из ящика стола полиэтиленовый мешок, в котором тусклой чернью сверкнул хищный красивый пистолет.
— Вот такой пистолет, — сказал Серега, держа мешок за угол и поворачивая его перед Романом. — Хороший, между прочим, пистолет ты себе выбрал — «Беретта»… Я бы от такого не отказался, а то хожу, как дурак, с «Макаром»!
— Это не мой пистолет, — решительно сказал Роман, и все засмеялись.
Он и сам понял, насколько банально и глупо прозвучало его заявление. Сглотнув, Роман сказал:
— А попить можно? А то во рту словно веником прошлись…
— Попить? — Серега посмотрел на коллег. — Дадим ему попить?
Коллеги кивнули, и Серега, нагнувшись, достал из-под стола большую бутылку «Боржоми».
— На, пей, и потом не сочиняй песен о том, какие следаки педерасты.
Роман взял бутыль, открыл ее и жадно присосался к горлышку.
Когда бутыль опустела наполовину, он с трудом оторвался от нее, завинтил пробку и, сдерживая отрыжку, протянул бутыль обратно.
— Нет уж, — усмехнулся Серега, — она теперь твоя. Думаешь, мы после тебя пить будем?
— Извини… те, — сказал Роман и поставил бутыль на пол рядом с собой.
— А ты хоть знаешь, кого ты завалил? — спросил Серега, закуривая и протягивая пачку Роману.
— Я никого не… — Роман нахмурился. — Нет, не знаю.
— А завалил ты человека, за которого тебя обязательно порвут на клочки. Это только мы такие добрые. А те, кто с ним работал, сделают из тебя мокрое место. Можешь поверить мне на слово.
— Да что это за человек-то такой?
— А это, артист, человек из очень особого отдела, высокий специалист, профессионал и вообще — таких героями называют. А ты, шкура микрофонная, за просто так его убил. Я скажу тебе, как его зовут, то есть — звали… Но это имя ничего тебе не скажет.
— Ну так давай говори, чего тянешь, — сказал Роман сквозь зубы.
— А ты не нукай, не запряг, — Серега затянулся и внимательно посмотрел на огонек сигареты, — а звали его — Александр Боровик.
— Саня? — Роман вскочил. — Ты что несешь, недоумок! Это же мой друг!
— Сядь! — Серега повысил голос.
— Иди ты к черту, идиот! — выкрикнул Роман. — Вы тут что, с ума все посходили, что ли?
Сидевший сбоку от Романа плечистый парень быстро встал и ударил его в голову. Удар пришелся в висок, и Роман, покачнувшись, съехал по стене на пол. Парень развернул Романа спиной к себе и, присев на корточки, сильно ткнул его кулаком ниже ребер. Опоясывающая боль остановила дыхание Романа, и он снова потерял сознание.
Очнулся Роман оттого, что на его лицо, шипя, лился «Боржоми».
— Все, — просипел он, — не надо больше. Я его лучше выпью.
— Смотри, соображает, — усмехнулся кто-то, и вода перестала литься.
Роман с трудом поднялся с пола и сел на стул.
— Дай воды, — сказал он и протянул руку.
— На.
Серега, с интересом глядя на Романа, протянул ему бутылку.
Роман допил «Боржоми» и поставил пустую бутылку на пол.
— Спасибо, — сказал он. — А можно еще сигарету?
— Можно, — сказал Серега. — Следователь должен относиться к подследственному с пониманием.
Роман закурил и, усевшись поудобнее, сказал:
— Ладно. Вы мне рассказали, что я якобы… Подчеркиваю — якобы натворил. А теперь я вам расскажу кое-что свое. Идет?
— Идет, — покладисто кивнул Серега. — Почему бы и нет!
Роман покосился на сидевшего теперь у него за спиной плечистого парня, того самого, который бил его, и спросил:
— А можно, этот… — он кивнул назад, — этот сотрудник сядет в другое место. Я не люблю, когда кто-то есть у меня за спиной.