Рыцарский роман не господствовал безраздельно в немецкой письменной литературе. На юго-востоке Германии, в придунайских землях, Баварии и Австрии, в XII–XIII вв. возникают обширные героические поэмы путем переработки старинных эпических песен, которые сохранились в устной традиции еще с дофеодальных времен. Их источником был не мир кельтских преданий, воспринятый через призму французских куртуазных романов, а исторические предания древних германских племен, уходящие корнями в эпоху переселения народов. Эти богатырские поэмы о Зигфриде, о гибели бургундского королевства, о Кудруне (песнь о ней мы причисляем к этому роду поэзии), об изгнании и возвращении Дитриха Бернского, одного из самых излюбленных героев германского эпоса, складывались и исполнялись уже не дружинными певцами, как в старину, а новыми, профессиональными поэтами, бродячими певцами – шпильманами (spilraan – букв, «игрец»), забавлявшими своим искусством простой люд на ярмарках, постоялых дворах, в деревнях, находивших слушателей в феодальных замках, отправлявшихся вместе с воинами в походы за море. Их часто называют просто бродячими людьми (fahrende leute), хотя среди странствующих можно встретить и небогатого рыцарями-нистериала и школяра, и подмастерья. Церковь» издавна преследовала шпильманов. Согласно средневековому судебнику («Саксонскому зерцалу», VIII–IX вв.), шпильманы, так же как преступники, стоят вне закона (rechtlos). Тот, кто против желания отца становится шпильманом, лишается наследства. Но когда в XII в. к ним присоединились странствующие клирики и из их среды выделились талантливые поэты, имя «шпильман» получило новое значение и вес. Знатные господа охотно берут их на службу, дают им различные посольские поручения.

Эпическое искусство шпильманов в противоположность рыцарскому роману оставалось анонимным. Поэт не называет своего имени, значительно сдержаннее в своих оценках, прямо не порицает и не хвалит поступки тех лиц, которые изображены в его произведении. Этому искусству присущ гиперболизм (числа или силы), что особенно впечатляет в сценах массовых битв: от ударов мечей содрогается земля, море стонет, искры столбом летят из шлемов, кольчуг, копья и стрелы сыплются, как хлопья снега, противники наносят друг другу страшные раны, после боя приходится отмывать со стен густую кровь. В «Кудруне» богатырь Вате с такой силой трубит в рог, подавая сигнал к началу сражения, что сдвигаются камни, из которых сложены стены замка. «В героических поэмах, – пишет Б. И. Пуришев, – отражалась жизнь, исполненная опасностей, могучих страстей и трагических столкновений».[176] Там, где героический эпос показывает, рыцарский роман больше анализирует и рассуждает. Героическому эпосу свойственны определенные формулы в описании битв, торжеств, красоты и силы героев, восходящие к фольклору и представляющие общее достояние, а не плод индивидуального творчества. Средневековый поэт-шпильман окружен слушателями и адресует им свое повествование, нередко прерывая его обращением: «Я хочу вам рассказать.»… и т. п.

В середине XII в. эти обширные поэмы предназначались уже не для песенного исполнения, а для чтения вслух по рукописи, т. е. появился книжный эпос. В эту эпоху в литературных памятниках нередко встречается ссылка на книгу как на свидетельство того, что рассказанное поэтом не вымысел, а случилось в действительности («Кудруна», 505; «Крестьянин Гельмбрехт», стих 393). Этой же цели служат и ссылки на старинные предания («Кудруна», 22, 197). Ориентация на правду жизни, на изображение действительности «всерьез» сочетается в героическом эпосе с фантастикой, он сохраняет связи со сказкой.

Присущая героическому эпосу строфическая форма с ее неспешными длинными строками, разделенными на полустроки цезурой, создавала совершенно иное настроение, нежели короткий стих рыцарского романа. Однако рыцарский роман и героический эпос, существуя в одно, время, влияли друг на друга. Героический эпос подвергался феодализации, а также христианизации. Повествуя о событиях древних времен, он переносил их действия в обстановку феодального государства XIII в. Героический эпос перенимал и описательный стиль куртуазного эпоса, хотя и при этом он тяготел не к аллегоризму и абстрактным понятиям, а к непосредственному показу вещей а событий.

Создание «Кудруны» завершилось лет на тридцать позднее «Песни о Нибелунгах». Но как различны были их судьбы! «Песнь о Нибелунгах» дошла до нас в тридцати трех рукописях, где поэма представлена или полностью, пли в отрывках, тогда как «Кудруна» – в одной единственной рукописи XVI в. (1505–1515 гг.). Это так называемая «Амбразская рукопись», или «Амбразская книга героев» („Ambraser Heldenbiich"). Название это происходит от замка Амбраз близ Инсбрука, где рукопись хранилась, а писал ее таможенный писец Ганс Рид по заказу императора Максимилиана I, прозванного «последним рыцарем» за его попытки оживить идеалы рыцарской культуры в дворянском обществе своего времени. Уцелело письмо императора с распоряжением переписать образец, названный им „Heldenbuch an der Etsch". Прилежный копиист списывал с рукописи, не дошедшей до нас. составленной, как полагают, на рубеже XIII–XIV вв., судя по названию, в австрийских землях, в долине реки Эч. Амбразская копия снабжена оглавлением. На титульном листе этой уникальной рукописи изображены два великана в рыцарском облачении, под сенью гранатовых деревьев, а над ними красный тирольский орел. В кодексе, писанном в три столбца, содержатся произведения рыцарской литературы и среди них прежде всего «Эрек» и «Ивейн» Гартмана фон Ауэ, далее идут памятники немецкого героического эпоса и в последнюю очередь стихотворные шванки и назидательные истории, среди которых «Поп Ампс» Штрикера и «Крестьянин Гельмбрехт» Вернера Садовника (одна из двух сохранившихся рукописей этой повести).

«Кудруна» следует за «Песнью о Нибелунгах» и «Жалобой» – поэмой, созданной вскоре после «Песни о Нибелунгах» и повествующей о судьбе тех героев, которые не погибли в кровопролитных битвах между бургундами и гуннами, описанных в «Песни». «Кудруна» заполняет листы 140^а – 160^а: отсюда легко представить размеры этой удивительной рукописи. Если бы не рвение безвестного составителя «Книги героев на реке Эч» и не романтическое увлечение Максимилиана I культурой Средневековья, мы не знали бы «Кудруны». «Амбразская рукопись» составлена не случайно, а с разбором и толком. Остается загадкой, почему «Кудруна», занявшая в ней столь точное, подобающее ей место, не имела распространения. Виной ли несчастный случай, что рукописей «Кудруны» не сохранилось? Или, как считает В. М. Жирмунский, причина в том, что «по своему сюжету она осталась изолированной в процессе циклизации средневекового немецкого эпоса».[177] Наконец Бруно Бёш предполагает, что в 40-е годы XIII в. – время, к которому относится завершение поэмы, – в феодальном мире Германии произошли перемены, отразившиеся на читательских интересах, а именно эпическая поэма, родственная по духу и художественной манере «Песни о Нибелунгах», не находила своего читателя. «Сейчас, – пишет Бёш, – большой успех сулило облечь старый материал в формы бездумного шпильманского эпоса».[178] Здесь имеется в виду, созданный шпильманами во второй половине XII в. тип эпических поэм преимущественно авантюрного характера. Их наиболее распространенный сюжет – сватовство и добыча невесты хитростью, с помощью верных слуг («Король Ротер», «Освальд», «Орендель»), путешествия героя в дальние страны («Герцог Эрнст»). Шпильманы охотно вводили в свои произведения сюжеты и мотивы восточных сказок, например о Синдбаде-мореходе. Они проторили дорогу восточной экзотике в рыцарский роман, но и сами испытали влияние рыцарского романа.