Как это Эдвард не предусмотрел такую опасность? Вот уж действительно тщеславие – слепящая сила. И ахиллесова пята.[132] Надо еще иметь в виду, что Эдварду и его дружкам для выполнения их замысла без Анны Шееле никак не обойтись. Подыскать другую девушку, похожую на Анну Шееле – чтобы даже шрам был в том же месте, – не так-то просто. Виктория вспомнила, что у Дюбоска в «Лионском почтовом» был шрам над бровью, а также искривленный мизинец, одно от рождения, другое – результат несчастного случая. Такие совпадения бывают, надо думать, крайне редко. Нет, эти «сверхчеловеки» нуждаются в маленькой секретарше Виктории Джонс, а не она в них. И поэтому они у нее в руках.

Автомобиль переехал через мост. Виктория с нежностью смотрела на воды Тигра. Впереди пылилось широкое шоссе. Пальцы Виктории начали перебирать деревянные четки. Тихий стук их успокаивал.

В конце концов, умиротворенно подумала Виктория, я ведь христианка, а для христианки, по-моему, в сто раз лучше быть мученицей, чем царем Вавилонским, – это я к тому, что, похоже, мне придется принять мученическую смерть. Хорошо хоть, что не во рву со львами,[133] львы – это уж очень неприятно.

Огромный «скаймастер» описал в воздухе широкую дугу и четко приземлился. Мягко прокатившись по летной дорожке, он остановился в положенном месте. Пассажиров пригласили на выход. Их разделили на две группы: тех, кто летит дальше в Басру, и тех, кому здесь предстояла пересадка для следования в Багдад. Последних было всего четверо: богатый иракский коммерсант, молодой английский врач и две женщины. Всем им полагалось пройти контроль и ответить на вопросы. Первой подошла темноволосая дама со встрепанной прической, криво повязанным платочком и с усталым бледным лицом.

– Миссис Понсфут Джонс? Гражданство – британское. Так. Цель – едете к мужу. Адрес в Багдаде? Какая у вас при себе наличность?

И так далее. Потом ее место заняла вторая женщина.

– Грете Харден. Так. Гражданство? Датчанка. Из Лондона. Цель приезда? На работу массажисткой в клинике. Багдадский адрес? Наличность?..

Грете Харден была худенькая блондинка в темных очках. На верхней губе – не очень ловко запудренный шрамик. Одета аккуратно, но довольно бедно.

Отвечала по-французски, с запинками. Иногда просила повторить вопрос.

Им объявили, что самолет на Багдад будет во второй половине дня. А пока их отвезут в гостиницу, где они смогут отдохнуть и пообедать.

Грете Харден сидела у себя в номере на кровати, когда в дверь постучали. Она открыла – за дверью оказалась высокая молодая брюнетка в форме стюардессы.

– Мисс Харден? Прошу извинения, будьте добры, пройдите со мной в представительство БЗА. Требуется кое-что уточнить с вашим билетом. Сюда, пожалуйста.

Грете Харден пошла за ней по коридору. Остановились перед дверью с табличкой, на которой золотыми буквами значилось: «Британские заграничные авиалинии».

Стюардесса распахнула дверь, пропустила ее вперед, а сама закрыла дверь снаружи и быстро отцепила табличку.

Не успела Грете Харден перешагнуть через порог, как двое мужчин, прятавшиеся за дверью, набросили ей на голову какую-то ткань и заткнули в рот кляп. Один закатал ей рукав, достал шприц и сделал укол.

Через две или три минуты тело ее безжизненно обмякло.

Молодой врач жизнерадостно сказал:

– Ну-с, этого ей хватит часов на шесть. Дальше давайте вы. Действуйте.

И кивнул двум другим людям, находившимся в комнате. Это были монахини, неподвижно сидевшие у окна. Мужчины вышли. Старшая монахиня подошла к Грете Харден и стала снимать одежду с ее беспомощного тела. Младшая, немного дрожа, сняла свою серую рясу. Вскоре Грете Харден в монашеском одеянии лежала распростертая на кровати. А молодая монахиня переоделась в одежду Грете Харден.

Теперь старшая монахиня занялась белокурыми волосами подруги. Поглядывая на приставленную к зеркалу фотографию, она расчесала их, убрала со лба назад и уложила локонами на шею.

Потом отступила на шаг и сказала по-французски:

– Поразительно, как прическа преображает человека. Очки наденьте. У вас глаза чересчур синие. Вот так, чудесно.

В дверь легонько постучали, мужчины вошли обратно. Оба ухмылялись.

– Грете Харден – это точно Анна Шееле, – объявил один. – В чемодане лежат документы, хитро припрятанные между страницами датского пособия по лечебному массажу. Ну, а теперь, мисс Харден, – он насмешливо поклонился Виктории, – окажите мне честь пообедать со мной.

Виктория вышла вслед за ним из комнаты, и они пошли по коридору. Вторая пассажирка диктовала у стойки текст телеграммы.

– Нет, – говорила она, – Понсфут, пэ, профессор Понсфут Джонс. Буду сегодня отеле Тио долетела благополучно.

Виктория оглянулась на нее с интересом. Выходит, это супруга профессора, едет к мужу. Что она прилетела на неделю раньше, чем ожидалось, нисколько Викторию не удивило, профессор Понсфут Джонс все время повторял, что, к сожалению, куда-то задевал женино письмо, но почти совершенно уверен, что она прилетает двадцать шестого.

Если бы как-то передать с ней несколько слов Ричарду Бейкеру…

Словно прочтя эти мысли, сопровождающий ее мужчина отвел ее под ручку от стойки.

– Никаких разговоров с другими пассажирами, мисс Харден, – сказал он. – А то как бы эта добрая женщина не заметила, что вы – не та, которая летела с нею сюда из Англии.

Он повел ее из гостиницы обедать в другой ресторан. Когда они возвращались, миссис Понсфут Джонс как раз спускалась по ступеням им навстречу. Она кивнула и, ничего не заподозрив, бросила Виктории на ходу:

– Осматривали город? А я бегу на базар!

«Если бы засунуть записку ей в багаж…» – подумала Виктория.

Но ее ни на минуту не выпускали из-под надзора.

Самолет на Багдад вылетел в три часа.

Миссис Понсфут Джонс сидела в передней части салона, Виктория – в хвосте, у выхода, а через проход от нее – молодой блондин, ее тюремщик. И подойти или ткнуть куда-то в ее вещи записку у Виктории не было ни малейшей возможности.

До Багдада летели недолго. Второй раз смотрела Виктория сверху на этот большой город, прошитый насквозь Тигром, словно золотой нитью. Еще и месяца не прошло, как она увидела его из самолета первый раз. А сколько с тех пор всего случилось!

Через двое суток сойдутся здесь представители двух основных идеологий, разделивших мир, и будут решать его будущее.

И свою роль в этом должна будет сыграть она, Виктория Джонс.

– Знаете, – сказал Ричард Бейкер, – я беспокоюсь об этой девушке.

Профессор Понсфут Джонс рассеянно отозвался:

– Какая еще девушка?

– Виктория.

– Виктория? – Профессор Понсфут Джонс огляделся по сторонам. – А где?.. Вот так так! Мы же, по-моему, вчера вернулись без нее.

– Я думал, заметите вы или нет?

– Действительно, как же это я? Совершенно забылся с этим отчетом о раскопках в Тель-Бамдаре. В высшей степени сомнительная стратификация…[134] А она что, не знала, где будет ждать грузовик?

– Об ее возвращении сюда не было речи. Дело в том, что она – не Венеция Сэвил.

– Не Венеция Сэвил? Странно. Но, по-моему, вы говорили, ее имя – Виктория?

– Вот именно. И она не антрополог. И незнакома с Эмерсоном. И вообще все это… гм… недоразумение.

– Бог ты мой. Удивительно. – Профессор Понсфут Джонс слегка задумался. – Крайне удивительно. Надеюсь… надеюсь, не по моей вине? Я немного рассеян, это правда. Какая-нибудь путаница с письмами?

– Не могу понять, – не слушая огорченного профессора, озабоченно продолжал Ричард Бейкер. – Я узнал, что она уехала в автомобиле с молодым человеком и обратно не вернулась. Более того, привезли ее багаж, но она его даже не распаковала, и это очень странно, если вспомнить, в каком она была виде. Было бы естественно ей прежде всего ринуться приводить себя в порядок. И мы условились вместе пообедать… Нет, непонятно. Надеюсь, с ней ничего не случилось.