А служащие аэропорта перед ним безобразно лебезили. «Да, сэр Руперт», «Конечно, конечно, сэр Руперт», «Сию же минуту и вылетаем, сэр Руперт».

Сэр Руперт, взмахнув широким плащом, прошествовал на летное поле. Двери за ним с лязгом захлопнулись.

– Сэр Руперт, – негромко повторила миссис Клиппс. – Кто бы это мог быть?

Виктория пожала плечами, хотя у нее было смутное ощущение, что это лицо и общий облик ей откуда-то знакомы.

– Небось какая-то шишка в вашем правительстве, – высказала предположение миссис Клиппс.

– Едва ли, – покачала головой Виктория. Немногие члены правительства, которых она видела живьем, были тихони, виновато жмущиеся к стенке, оживали они только на трибуне, где сразу надувались и начинали вещать и поучать.

– А сейчас, – деловито провозгласила старшая стюардесса, похожая на воспитательницу в детском саду, – просьба всем занять места в самолете. Сюда, пожалуйста. Будьте добры, поторопитесь.

Говорилось это таким тоном, как будто перед ней малые дети, которые своей медлительностью испытывают терпение взрослых.

Пассажиры гуськом потянулись на летное поле.

Огромный самолет глухо гудел, как довольно урчащий лев-великан.

Виктория вдвоем с помощником пилота втащила миссис Клиппс в самолет и усадила на указанное в билете место. Сама села рядом, у прохода. И вот наконец миссис Клиппс удобно устроена, ремни защелкнуты, и только тут Виктория увидела, что прямо перед ней сидит важный сэр Руперт.

Двери самолета закрылись. Еще несколько секунд, и самолет медленно стронулся с места.

«Поехали! – восторженно подумала Виктория. – Ой, как страшно! А вдруг не взлетим? Действительно, такой огромный самолет, разве он может взлететь?»

Самолет невыносимо долго катил по аэродрому, потом остановился, развернулся. Моторы взвыли еще оглушительнее. Пассажирам разносили жевательную резинку, леденцы и вату для ушей.

А рев моторов все громче и громче, все пронзительнее и пронзительнее. Вот самолет снова тронулся с места. Сначала неуверенно, потом быстрее, еще быстрее. Они с бешеной скоростью катятся по летному полю.

«Не взлетим, – в отчаянье думала Виктория. – Разобьемся».

Все быстрее – все плавнее – без тряски – без запинок – оторвались – летят над землей, повернули, описали полукруг над автомобильной стоянкой, а вот и шоссе видно – все выше, выше – такой смешной игрушечный поезд тащится по рельсам – и домишки кукольные – и автомобильчики… Еще выше, еще… и вдруг оставленная внизу земля разом сделалась неинтересной, неодушевленной, нечеловеческой, просто – большая и плоская географическая карта, испещренная черточками, кружками, точками.

Люди в самолете расстегивали ремни, закуривали сигареты, листали журналы. Виктория очутилась в незнакомом мире, имеющем столько-то футов в длину и совсем мало в ширину и населенном двумя или тремя десятками людей. А за пределами этого мира не было ничего.

Она попробовала было снова взглянуть в окошко сбоку. Под ними были одни облака, мостовая из пухлых облаков. А самолет освещало солнце. Весь знакомый ей мир лежал где-то внизу, под облаками.

Виктория сделала над собой усилие и очнулась. Миссис Гамильтон Клиппс что-то говорила. Виктория вынула вату из ушей и склонилась к ней с вежливым вниманием.

Сидевший впереди нее сэр Руперт поднялся с кресла, закинул на полку для вещей свою широкополую светлую шляпу, натянул на голову капюшон и снова устроился в кресле.

«Разважничался как дурак», – мысленно обругала его Виктория с непонятным раздражением.

Миссис Клиппс присмирела с открытым журналом на коленях. И только по временам толкала Викторию локтем в бок, когда при попытке перевернуть страницу одной рукой роняла его на пол.

Виктория огляделась по сторонам. Оказывается, лететь на самолете довольно скучно. Раскрыла наугад какой-то журнальчик и наткнулась на рекламу: «Вы хотите усовершенствоваться в искусстве стенографии?» С душевным содроганием захлопнула журнал, откинулась в кресле и стала думать об Эдварде.

Сели в Кастель Бенито.[58] Лил проливной дождь. Викторию уже успело укачать. Чтобы бдительно ухаживать за миссис Клиппс, ей пришлось напрячь всю свою волю. Под хлещущим дождем их повезли в аэродромную гостиницу. А величественного сэра Руперта, Виктория заметила, встречал офицер в мундире с красными петлицами, посадил в казенную машину и увез куда-то, где в Триполитании[59] обитают великие мира сего.

Их распределили по комнатам. Виктория помогла миссис Клиппс с туалетом и оставила ее в халате отдыхать до ужина на кровати поверх покрывала. А сама ушла к себе, тоже легла и закрыла глаза, радуясь, что больше не видит вздымающегося и проваливающегося пола.

Через час она проснулась совершенно здоровая и бодрая и пошла помогать миссис Клиппс. Вскоре новая

старшая стюардесса еще более командирским тоном, чем давешняя, объявила пассажирам, что сейчас их на машинах повезут ужинать. Когда ужин кончился, миссис Клиппс разговорилась кое с кем из спутников. А к Виктории прилепился господин в пестро-клетчатом костюме и долго, с подробностями, объяснял ей, как делают карандаши. Потом их доставили на ночевку обратно в гостиницу, строго предупредив, чтобы были готовы к выезду завтра в 5.30 утра.

– Мы же совсем не видели Триполитанию, – вздохнула Виктория. – Самолетом всегда так?

– Я бы сказала, что да, как правило. Подымают утром безбожно рано, чистый садизм, а после этого вполне могут продержать на аэродроме час-другой. Помню, в Риме один раз нас подняли в три тридцать. Завтрак в ресторане в четыре ноль-ноль. А потом в аэропорте просидели до восьми. Но главное все-таки, что доставляют прямо до места без пересадок и всяких дурацких проволочек.

«И очень жалко, что без проволочек», – подумала Виктория. Она ведь хотела повидать мир.

– Представляете себе, милочка? – оживляясь, продолжала миссис Клиппс. – Этот интересный мужчина, знаете, англичанин? С которым все так носятся. Я ведь выяснила, кто он. Это – сэр Руперт Крофтон Ли, знаменитый путешественник. Вы о нем, конечно, слыхали.

Да, Виктория вспомнила. Она видела его фотографии в газетах примерно полгода назад. Сэр Руперт – главный специалист по Внутреннему Китаю.[60] Один из немногих на Земле людей, которые побывали в Тибете и посетили Лхасу.[61] Он пересек неисследованные районы

Курдистана[62] и Малой Азии.[63] Его книги расходятся огромными тиражами, потому что они остроумно и живо написаны. Если сэр Руперт и не брезгует некоторой саморекламой, то он имеет на то все основания. Все, что он утверждает, доказывается фактами. И одеяние это своеобразное, плащ с капюшоном и широкополая шляпа, писали, что это он сам себе придумал.

– Правда ведь, как интересно? – настаивала миссис Клиппс с восторгом заядлой охотницы за знаменитостями.

Виктория, подтыкавшая одеяло вокруг ее возлежащей фигуры, поддакнула, но про себя подумала, что книги сэра Руперта ей лично нравятся больше, чем он сам. Он, на ее взгляд, типичный воображала, как говорят дети.

Вылетели, вопреки ожиданиям, точно в назначенное время. Тучи развеялись, солнце сияло. Но все-таки Виктории было обидно, что она почти не повидала Триполитанию. Одно утешение, что в Каир прилетали в полдень, а дальше в Багдад вылет назначен только на следующее утро, так что можно будет хотя бы полдня посвятить осмотру Египта.

Летели над морем, но облака скоро скрыли от глаз воду, Виктория откинулась на спинку кресла и зевнула. Сэр Руперт в кресле перед нею уже спал. Голова его свесилась на грудь и кивала, капюшон съехал. Виктория не без злорадства заметила, что у него на шее зреет маленький фурункул. Почему это обстоятельство ее обрадовало, трудно сказать, – наверно, потому, что оно словно бы делало великого человека более человечным и ранимым, подверженным, как и прочие смертные, мелким уязвлениям плоти. Приходилось, однако, признать, что сэр Руперт держался с олимпийской недоступностью и на окружающих не обращал внимания.