ПЕСНЬ ВТОРАЯ Был час в безумной юности моей, Когда я думал: каждый из людей Загробной жизни таинству причастен, 170: Лишь я один — в неведенье злосчастном: Великий заговор людей и книг Скрыл истину, чтоб я в нее не вник. Был день сомнений в разуме людском: Как можно жить, не зная впрок о том, Какая смерть, и мрак, и рок какой Сознанье ждут за гробовой доской? В конце ж была мучительная ночь, Когда постановил я превозмочь Той мерзкой бездны тьму, сему занятью 180: Пустую жизнь отдавши без изъятья. Мне нынче шестьдесят один. По саду Порхает свиристель, поет цикада . В моей ладони ножнички, они — Звезды и солнца яркие огни, Блестящий синтез. Стоя у окна Я подрезаю ногти, и видна Невнятная похожесть: перст большой — Сын бакалейщика; за ним второй — Староувер Блю , наш здешний астроном, 190: Вот тощий пастор (я с ним был знаком), Четвертый, стройный, — дней былых зазноба, При ней малец-мизинчик крутолобый; И я снимаю стружку, скорчив рожу, С того, что Мод звала "ненужной кожей". Мод Шейд сравнялось восемьдесят в год, Когда удар случился. Твердый рот Искривился, черты побагровели. В известный пансион, в Долину Елей Ее свезли мы. Там она сидела 200: Под застекленным солнцем, то и дело В ничто впиваясь непослушным глазом. Туман густел. Она теряла разум, Но говорить пыталась: нужный звук Брала, застыв, натужившись, — как вдруг Из ближних клеток мозга в диком танце Выплескивались сонмы самозванцев, И взор ее туманился в старанье Смирить распутных демонов сознанья. Под коим градусом распада ждет 210: Нас воскрешенье? Знать бы день? И год? Кто ленту перематывает вспять? Не всем везет, иль должно всех спасать? Вот силлогизм : другие смертны, да,Я — не "другой": я буду жить всегда. Пространство — толчея в глазах, а время — Гудение в ушах. И я со всеми В сем улье заперт. Если б издали, Заранее мы видеть жизнь могли, Какой безделицей — нелепой, малой, 220: Чудесным бредом нам она б предстала! Так впору ли, со смехом низкопробным, Глумиться над незнаемым загробным: Над стоном лир, беседой неспешливой С Сократом или Прустом под оливой, Над серафимом розовокрылатым, Турецкой сластью и фламандским адом? Не то беда, что слишком страшен сон, А то, что он уж слишком приземлен: Не претворить нам мира неземного 230: В картинку помудреней домового . И как смешны потуги — общий рок Перевести на свой язык и слог: Звучит взамен божественных терцин Бессонницы косноязычный гимн! "Жизнь — донесенье. Писано впотьме". (Без подписи.) Я видел на сосне, Шагая к дому в день ее конца, Подобье изумрудного ларца , Порожний кокон. Рядом стыл в живице 240: Увязший муравей. Лингвист счастливый, гордый: "je nourris Les pauvres cigales" [1]. — Кормит же, смотри, Бедняжек-чаек! Лафонтен, тужи: Жующий помер, а поющий жив. Так ногти я стригу и различаю Твои шаги, — все хорошо, родная . Тобою любовался я, Сибил , Все классы старшие, но полюбил В последнем, на экскурсии к Порогу 250: Нью-Вайскому. Учитель всю дорогу Твердил о водопадах. На траве Был завтрак. В романтической канве Предстал внезапно парк привычно-пресный. В апрельской дымке видел я прелестный Изгиб спины, струистый шелк волос И кисть руки, распятую вразброс Меж искрами трилистника и камня. Чуть дрогнула фаланга. Ты дала мне, Оборотясь, глаза мои встречая, 260: Наперсток с ярким и жестяным чаем. Ты в профиль точно та же. Губ окромок Так трепетен, изгиб бровей так ломок, На скулах — тень ресниц. Персидский нос, Тугая вороная прядь взачес Являет взору шею и виски, И персиковый ворс в обвод щеки. — Все сохранила ты. И до сих пор Мы ночью слышим струй поющих хор. вернуться"я кормлю бедных цикад" (искаж. фр.) - французское "cigale" (цикада) спутано с английским sea-gull (чайка). |
