Не важно, кто. К нам свет не достигает

Их тайного жилья, но всякий час,

В игре миров, снуют они меж нас:

Кто продвигает пешку неизменно

820: В единороги, в фавны из эбена?

А кто убил балканского царя?

Кто гасит жизнь, другую жжет зазря?

Кто в небе глыбу льда с крыла сорвал,

Что фермера зашибла наповал?

Кто трубку и ключи мои ворует?

Кто миг любой невидимо связует

С минувшим и грядущим? Кто блюдет,

Чтоб здесь, внизу, вещей вершился ход

И колокол нездешний в выси бил?

830: Я в дом влетел: "Я убежден, Сибил..." —

"Прихлопни дверь. Как съездил?" — "Хорошо.

И сверх того, я, кажется, нашел...

Да нет, я убежден, что мне забрезжил

Путь к некой..." — "Да?" — Путь к призрачной надежде".

Теперь за Красотой следить хочу,

Как не следил никто. Теперь вскричу,

Как не кричал никто. Возьмусь за то,

С чем сладить и не пробовал никто.

И к слову, я понять не в состоянье,

840: Как родились два способа писанья

В машинке этой чудной: способ А,

Когда трудится только голова, —

Слова плывут, поэт их судит строго

И в третий раз все ту же мылит ногу;

И способ Б: бумага, кабинет,

И чинно водит перышком поэт.

Тут пальцы строчку лепят, бой абстрактный

Конкретным претворяя: шар закатный

Вымарывая и в строки узду

850: Впрягая отлученную звезду;

И наконец выводят строчку эту

Тропой чернильной к робкому рассвету.

Но способ А — агония! горит

Висок под каской боли, а внутри

Отбойным молотком шурует муза,

И как ни напрягайся, сей обузы

Избыть нельзя, а бедный автомат

Все чистит зубы (пятый раз подряд)

Иль на угол спешит купить журнал,

860: Который уж три дня как прочитал.

Так в чем же дело? В том, что без пера

На три руки положена игра:

Чтоб выбрать рифму, чтоб хранить в уме

Строй прежних строк, и в этой кутерьме

Готовую держать перед глазами?

Иль вглубь идет процесс, коль нету с нами

Опоры лжи и фальши, пьедестала

Пиит — стола? Ведь сколько раз, бывало,

Устав черкать, я выходил из дома,

870: И скоро слово нужное, влекомо

Ко мне немой командою, стремглав

Слетало с ветки прямо на рукав.

Мне утро — час, мне лето — лучший срок.

Однажды сам себя я подстерег

В просонках — так, что половина тела

Еще спала, душа еще летела.

Я прянул ей вослед: топаз рассвета

Сверкал на листьях клевера; раздетый,

Стоял средь луга Шейд в одном ботинке.

880: Я понял: спит и эта половинка.

Тут обе прыснули, я сел в постели,

Скорлупку день проклюнул еле-еле,

И на траве, блистая ей под стать,

Стоял ботинок! Тайную печать

Оттиснул Шейд, таинственный дикарь,

Мираж, морока, эльфов летний царь.

Коль мой биограф будет слишком сух

Или несведущ, чтобы ляпнуть вслух:

"Шейд брился в ванне", — заявляю впрок:

890: "Над ванною тянулась поперек

Стальная полоса, чтоб пред собой

Он мог поставить зеркало, — нагой,

Сидел он, кран крутя ступнею правой,

Точь-в-точь король, — и как Марат, кровавый".

Чем я тучней, тем ненадежней кожа.

Такие есть места! — хоть рот, положим:

Пространство от гримасы до улыбки, —

Участок боли, взрезанный и хлипкий.

Посмотрим вниз: удавка для богатых,

900: Подбрюдок, — весь в лохмотьях и заплатах.

Адамов плод колюч. Скажу теперь

О горестях, о коих вам досель

Не сказывал никто. Семь, восемь. Чую

И ста скребков не хватит, — и вслепую

Проткнув перстами сливки и клубнику,

Опять наткнусь на куст щетины дикой.

Меня смущает однорукий хват

В рекламе, что съезжает без преград

В единый мах от уха до ключицы

910: И гладит кожу любящей десницей.

А я из класса пуганых двуруких,

И как эфеб, что в танцевальном трюке

Рукой надежной крепко держит деву,

Я правую придерживаю левой.

Теперь скажу... Гораздо лучше мыла

То ощущенье ледяного пыла,

Которым жив поэт. Как слов стеченье,

Внезапный образ, холод вдохновенья

По коже трепетом тройным скользнет —

920: Так дыбом волоски. Ты помнишь тот

Мультфильм, где усу не давал упасть

Наш Крем, покуда косарь резал всласть?

Теперь скажу о зле, как посейчас

Не говорил никто. Мне мерзки: джаз,

Весь в белом псих, что черного казнит

Быка в багровых брызгах, пошлый вид

Искусств абстрактных, лживый примитив,

В универмагах музыка в разлив,

Фрейд, Маркс, их бред, идейный пень с кастетом,

930: Убогий ум и дутые поэты.

Пока, скрипя, страной моей щеки

Тащится лезвие, грузовики

Ревут на автостраде, и машины

Ползут по склонам скул, и лайнер чинно

Заходит в гавань; в солнечных очках

Турист бредет по Бейруту, — в полях

Старинной Земблы между ртом и носом

Идут стерней рабы и сено косят.