– Кое-кто сомневается в виновности Джеймса Бентли.

– Что ж, – сказала миссис Толк, – с полицией такое бывает – схватят не того и упекут за решетку. Но, боюсь, в этом случае они не ошиблись. Вообще-то на него и не подумаешь. Застенчивый такой, неловкий, и в голову не придет, что опасный. А там кто их разберет, верно ведь?

Пуаро, собравшись с духом, попросил писчей бумаги.

– Разумеется, сэр. Подойдите, пожалуйста, на ту сторону.

Миссис Толк живо переместилась за левый прилавок.

– Вся штука в том, что, кроме мистера Бентли, ее вроде и убивать некому, – заметила она, протягивая руку к верхней полке за бумагой и конвертами. – Случается, забредают к нам всякие бродяги, кто-то из них мог наткнуться на незапертое окно и залезть в дом. Но тогда он бы унес с собой деньги, правильно? Уж если ради них убил человека? Бояться нечего – обычные фунтовые банкноты, не какие-нибудь меченые или со специальными знаками. Вот, сэр, прекрасная голубая бумага и конверты в тон.

Пуаро заплатил за покупку.

– Миссис Макгинти никогда не говорила, что нервничает из-за кого-то, чего-то опасается? – спросил он.

– Мне не говорила. Вообще она была не из нервных. Случалось, оставалась допоздна у мистера Карпентера – это в Холмли, на пригорке. Они часто устраивают приемы, кто-то у них останавливается, и миссис Макгинти иногда ходила к ним по вечерам – помочь с посудой, – а спускаться приходилось в темноте, лично мне такие прогулки не по душе. Уж очень темно. Одной спускаться с горы – страшно.

– А ее племянницу – миссис Берч – вы знаете?

– Так, «здравствуйте – до свидания». Она с мужем иногда к нам заезжает.

– После смерти миссис Макгинти они унаследовали небольшую сумму.

Проницательные темные глаза строго посмотрели на него.

– Но это вполне естественно, сэр. С собой в могилу всего не заберешь, оно и правильно, что нажитое тобой достается твоей плоти и крови.

– О да, о да, я с вами полностью согласен. А миссис Макгинти любила племянницу?

– Я бы сказала, даже очень. На свой манер, без особых эмоций.

– А мужа племянницы?

На ее лице появилась некая неопределенность.

– Насколько мне известно, тоже.

– Когда вы видели миссис Макгинти в последний раз?

Миссис Толк задумалась, уходя мыслями в прошлое.

– Сейчас соображу, когда это было, Эдна? – Эдна в дверном проеме беспомощно шмыгнула носом. – В тот день, когда она умерла? Нет, за день до этого или за два? Да, это был понедельник. Точно. Убили ее в среду. Значит, в понедельник. Она пришла сюда, чтобы купить бутылочку чернил.

– Ей понадобилась бутылочка чернил?

– Наверное, решила написать письмо, – бойко предположила миссис Толк.

– Вполне вероятно. И она была такая, как всегда? Ничего необычного вы не заметили?

– Н-нет, вроде не заметила.

Шмыгающая Эдна прошаркала в комнату и неожиданно включилась в разговор.

– А я заметила, – сообщила она. – Она была чем-то довольная… не то что довольная… а как бы возбужденная.

– Пожалуй, ты права, – согласилась миссис Толк. – Тогда я на это внимания не обратила. А сейчас, когда ты сказала… Будто кто в нее заряд бодрости влил.

– Не помните, о чем она в тот день говорила?

– Обычно у меня такие разговоры в голове не держатся. Но тут все-таки человека убили, явилась полиция и все такое, поневоле запомнишь. Джеймса Бентли она не вспоминала – это помню точно. Поначалу речь шла о Карпентерах, потом о миссис Апуорд – у этих людей она работала.

– Да, я как раз хотел спросить – в какие дома она ходила работать?

Миссис Толк не замешкалась с ответом:

– По понедельникам и четвергам она убирала у миссис Саммерхейз в Лонг-Медоуз. Вы ведь как раз там остановились?

– Да. – Пуаро вздохнул. – Больше как будто негде?

– Прямо в Бродхинни негде. Вам, наверное, в Лонг-Медоуз не очень удобно? Миссис Саммерхейз женщина очень милая, но в домашнем хозяйстве мало чего смыслит. Как почти все дамы, которые подолгу живут за границей. В доме жуткий беспорядок, знай разгребай, со слов миссис Макгинти. Так вот, в понедельник после обеда и в четверт с утра – у миссис Саммерхейз, по вторникам с утра – у доктора Рендела, а после обеда – у миссис Апуорд в Лэбернемс. Среда – у миссис Уэтерби в Хантерс-Клоуз, пятница – у миссис Селкирк, теперь она миссис Карпентер. Миссис Апуорд – дама преклонных лет, живет с сыном. Они держат служанку, но та сама не первой молодости, и миссис Макгинти ходила туда раз в неделю подсобить, навести порядок. У мистера и миссис Уэтерби никто из обслуги подолгу не задерживается – уж очень больна хозяйка. Мистер и миссис Карпентер живут в достатке, у них всегда полный дом гостей. Все жители Бродхинни – очень милые люди.

Выслушав это резюме, Пуаро попрощался и вышел на улицу.

Он медленно зашагал в гору, к Лонг-Медоуз. Будем надеяться, что консервы из вздувшейся банки и заляпанная кровью фасоль, как и намечалось, съедены на обед, а не оставлены ему на ужин. Впрочем, возможно, сомнительных консервов у миссис Саммерхейз хватает. Да, жизнь в Лонг-Медоуз чревата опасностью.

В целом день ничего, кроме разочарования, не принес.

Что все-таки удалось выяснить?

Что у Джеймса Бентли есть друг. Что врагов ни у него, ни у миссис Макгинти не было. Что миссис Макгинти за два дня до убийства была чем-то возбуждена и купила бутылку чернил…

Пуаро остановился как вкопанный… А ведь это факт; пусть крошечный, но все-таки факт!

Он без всякой задней мысли спросил, зачем миссис Макгинти могли понадобиться чернила, а миссис Толк на полном серьезе ответила: видимо, чтобы написать письмо…

Тут крылось что-то важное, и эту важность он чуть не проморгал по простой причине: для него, как и для большинства людей, писать письма – занятие вполне обыкновенное.

Другое дело – миссис Макгинти. За письма она садилась так редко, что пришлось специально идти в магазин покупать чернила.

Значит, любительницей писать письма миссис Макгинти не была. Миссис Толк, работница почты, прекрасно это знала, и вот за два дня до смерти миссис Макгинти написала письмо. Кому? Зачем?

Возможно, ничего за этим и не стоит. Могла написать племяннице, какой-то уехавшей подруге. Придавать такое значение простой бутылке чернил – нелепость.

Но другой ниточки у него не было, придется вытягивать эту.

Бутылочка чернил…

– Письмо? – Бесси Берч покачала головой. – Нет, никакого письма от тетушки я не получала. О чем она стала бы мне писать?

Пуаро предположил:

– Может, она хотела вас о чем-то известить?

– Тетушка была не из тех, кто любит писать. Ей ведь было уже под семьдесят, а в молодости она особого образования не получила.

– Но читать и писать умела?

– Да, конечно. Но и до чтения не была большая охотница, хотя все-таки уважала и «Ньюс ов зи уорлд», и «Санди компэниэн». А писать – это ей всегда давалось с трудом. Если надо было что-то мне передать: чтобы мы к ней не приезжали или что она не приедет к нам, – она обычно звонила мистеру Бенсону – аптекарю по соседству – и передавала через него. Он в таких делах человек любезный, услужливый. Район один и тот же, так что звонок стоит всего два пенса. В Бродхинни на почте стоит телефонная будка.

Пуаро кивнул. Разумеется, два пенса – это меньше, чем два с половиной. В портрете миссис Макгинти, который он для себя уже нарисовал, бережливость и прижимистость выделялись довольно заметно. Да, деньги старушка любила.

Мягко, но настойчиво он продолжал:

– Но иногда тетя вам все-таки писала?

– Ну, открытки на Рождество.

– Может быть, в других частях Англии у нее были подруги, которым она писала?

– Про это не знаю. Была у нее золовка, но два года назад она умерла, была еще такая миссис Бердлин – но и эту прибрал господь.

– Значит, если она кому-то писала, то, скорее всего, в ответ на полученное письмо?

Бесси Берч снова засомневалась.