Девушка замерла как вкопанная по колено в воде.

– Нет, Рид Бэннон, не могу. Он убил мою маму, а такие вещи, знаешь ли, очень трудно выбросить из головы. Вряд ли у меня получится просто взять да и забыть о нем.

– Он приложил немало стараний, чтобы у тебя это получилось, – отрезал Рид.

Он выбрался из воды и широкими шагами пошел дальше. Тресси молча смотрела ему вслед. Даже если они отыщут самородок размером с лошадиную голову – и тогда в их жизни ничего не изменится. Похоже, они с Ридом вечно обречены ссориться из-за поисков отца.

– Оставайся со своим драгоценным золотом! – крикнула она, догнав Рида. – А я отправлюсь на поиски одна!

– Не мели чепуху. В одиночку ты и недели не протянешь.

– Ах, вот как! Что ж, Рид Бэннон, до встречи с тобой я неплохо справлялась одна, а значит, справлюсь и впредь. Мне это золото не нужно – можешь оставить его себе.

– Попробуй только сбежать, детка. Смотри, доиграешься – свяжу, – негромко проговорил Рид. – Честное слово, не шучу. Ни за что на свете я не отпущу тебя одну скитаться в этих богом забытых краях, и мне наплевать, что ты об этом думаешь.

– Ты не посмеешь! – дрожа от злости, выпалила Тресси.

– Еще как посмею – причем ради твоего же блага.

– Что ж, посмотрим!

С этими словами Тресси принялась лихорадочно, кое-как швырять свои пожитки на валявшееся у костра одеяло. Рид молча наблюдал, как она неуклюже стягивает углы одеяла. Взвалив узел на плечо, Тресси потянулась к седлу, но поняла, что не сможет унести и то и другое. Тогда она отшвырнула узел и побежала к мирно пасшейся неподалеку кобылке. На бегу в ее башмаках громко хлюпала вода.

– Тресси! – повелительно окликнул Рид и бросился следом. Кобылка уставилась на них круглыми глазами и удивленно попятилась.

Стиснув зубы, Тресси прикрикнула на чалую и принялась седлать ее. Гнев бушевал в ней, начисто лишая здравого смысла. Ее почти мутило от страха, что Рид так и позволит ей уехать, но пути назад уже не было.

– Ты же знаешь, я этого не допущу, – вполголоса, почти бесстрастно предостерег он.

– Ну и не допускай! – огрызнулась Тресси, затягивая подпругу.

– Ты забыла подложить попону, – хладнокровно напомнил Рид.

Тресси задохнулась, словно ее хлестнули плетью. Она рывком развернулась к Риду, стиснула кулачки… и разрыдалась.

– Боже, и зачем только я тебя встретила? Почему не умерла там же, в хижине, вместе с мамой? Как только мог отец так с нами поступить? Я его ненавижу, ненавижу, ненавижу и хочу сказать ему об этом в лицо. Я хочу, чтобы он умер, слышишь? Я хочу, чтобы он умер, умер, умер!

Рид шагнул к ней и крепко сжал в объятиях – упрямую, злую, дрожащую от неукротимой ярости.

– Не говори так, любовь моя. Не надо. Ну, успокойся же, успокойся! Ты ни в чем не виновата, слышишь? Нельзя всю жизнь винить себя в том, что случилось! Послушай меня, детка, хорошо?

– Нет, нет, нет! Я ни в чем не виновата!

– Знаю, детка, но ты-то на самом деле считаешь иначе, оттого и мучаешь себя, ища мести. Забудь об этом, слышишь, Тресси? Забудь, и начнем жизнь сначала. Нашу жизнь.

У Тресси подкосились ноги.

– Не могу, – слабо всхлипнула она. Охваченный состраданием, Рид легко подхватил ее на руки и понес, как ребенка, к костру. Если он сейчас не дрогнет, не сдастся, то в один прекрасный день, быть может, и завоюет эту упрямую женщину-дитя. Тресси слишком требовательна к себе, требовательна, как никто на свете. Если они не отыщут Ивэна Мэджорса, чтоб ему провалиться, девочка так и не найдет себе покоя. Эх, попался бы ему в руки этот Мэджорс! Рид хорошенько поколотил бы его, а потом погнал к Тресси, заставив покаяться в своем злодеянии. А уж после гнал бы стервеца пинками до самой Миссури.

Тресси свернулась калачиком на одеялах у костра и не сводила с Рида влажных, заплаканных глаз.

Он легонько поцеловал ее в уголок припухших губ и делано-шутливым тоном спросил:

– Ну что, связать тебя или не надо?

Девушка помотала головой:

– Ты бы этого все равно не сделал.

– Верно, не сделал бы, но ведь ты, детка, напугала меня до чертиков. Не мог же я просто стоять и смотреть, как ты собираешься свернуть себе шею. Клянусь богом, любовь моя, худший враг твой – ты сама. Ты, верно, и на свет-то родилась ножками вперед, чтобы усложнить себе жизнь с первого же дня.

Тресси слабо хихикнула:

– Да ну тебя! Что за глупости ты несешь?

– Чистая правда, детка. Должен же кто-то объяснить тебе, что ты слишком часто бываешь не права. Просто непозволительно часто.

– Ты ведь сам говорил, что никто не в силах заставить человека поступать вопреки его желаниям.

– Нечего бросаться в меня моими же собственными словами. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Что бы ни натворил человек – в том числе и твой заблудший папаша, – за все в ответе только он сам. Нельзя брать чужую вину на себя, нельзя перекладывать свою на чужие плечи. Когда-нибудь ты это поймешь.

– О, я это и сейчас понимаю, – мрачно сказала Тресси, – только согласиться с этим никак не могу. И вообще, откуда ты только взялся, такой умный?

Рид легонько очертил ее губы кончиком большого пальца.

– Вовсе я не умный, детка. В своей жизни я натворил много такого, о чем после пожалел, но теперь уже ничего не исправишь. Приходится жить таким, каков есть. Ох, Тресси, как бы я хотел быть достойным твоей любви!

– Ты уже достоин, Рид! – горячо сказала она. – Честное слово.

Он отвел глаза, уставясь на блестящую ленту ручья.

– Может быть, и так. А теперь – за работу. Нужно перенести лагерь поближе к нашему участку.

Тресси мигом вскочила, забыв про недавние огорчения.

Все утро они обустраивали стоянку на новом месте и даже перешучивались за работой. Рид расчистил заросли на берегу у водопада. Для животных места здесь не хватило, а потому лошадей и ослика привязали на лужайке, по другую сторону большого ручья.

Покуда Рид вымерял шагами будущий участок, Тресси состряпала обед – жареную свинину с листьями одуванчика и лепешки. Рид с довольным видом принялся за еду.

Тресси нравилось смотреть, как он ест.

– Когда закончим работу, я поставлю вариться бобы, – объявила она. – Раз уж мы задержимся в этом месте, я намерена кормить тебя приличной стряпней.

– Это вполне приличная стряпня, – возразил Рид. – Я ужасно соскучился по свежей зелени. Эх, к ней бы еще капельку уксуса!..

– Внеси его в список, – жуя, посоветовала Тресси.

– Какой еще список? – удивился Рид.

– Того, что надо будет купить в городе, когда поедешь подавать заявку. Нашего золота с лихвой хватит, чтобы закупить кой-какие припасы.

Рид глуповато ухмыльнулся. Бог мой, он-то и забыл, что теперь они богачи!

– Пожалуй, что так, – согласился он. – И, кстати, Тресси… здесь, конечно, никого нет, кроме нас, но ты бы все-таки позаботилась о приличиях, что ли…

И черенком ложки показал, что он имел в виду. Фланелевая рубашка Тресси в суматохе расстегнулась, обнажив полную, молочно-белую грудь. Зрелище было более чем откровенным. Лукаво блеснув глазами, Тресси с проказливым видом расстегнула еще две пуговицы.

– Черт, детка, не надо! – почти взмолился Рид. Вместо ответа девушка отставила пустую миску и медленным, чувственным движением поднялась на ноги, одновременно расстегнув пуговицу на поясе. Мешковатые брюки соскользнули к ее ступням, обнажив стройные ноги.

– Тресси! – грозно предостерег Рид и тоже встал, поспешно сунув в рот последний кусок лепешки. – У нас полно работы.

Одним ловким движением девушка выскользнула из рубашки и отбросила ее прочь. Теперь она стояла перед Ридом совершенно нагая, и лесные тени играли на ее нежной коже, подчеркивая вызывающую округлость грудей. Солнечный свет огненными искрами вспыхивал в ее волосах, за спиной мерцала и звенела радужная завеса водопада.

– Поди сюда, Рид, – сказала она тихо и вкрадчиво, – или я сама к тебе приду.

И провела пальцем по ложбинке между грудей, многозначительно опускаясь все ниже и ниже, к заманчивому треугольничку золотистых курчавых волос.