Завидев впереди большой склад, я сказал:

– Здесь.

В ответ я услышал спокойный голос:

– Не хочешь осмотреться? В таком уединенном месте произвести разведку можно только на машине.

– Произвести разведку?

– Я имею в виду разведку местности. Разве прежде, чем делать первую ставку, не следует изучить правила игры и разведать окружающую обстановку?

Я молчал. Она была права. Пока я размышлял, Мари на медленной скорости двигалась вперед. В конце улицы, на Т-образном перекрестке, она повернула направо. Дорога здесь, хоть и оставалась по-прежнему широкой, была совсем темной. Свет фонарей стал более тусклым, расстояние между фонарями увеличилось. Вокруг все было в точности как описывал Харада. Одни только старые склады. Ни одной живой души. Снова тупик. Наверно, здесь заканчивается причал. Поворот есть только направо, в сторону центра. Она вопросительно взглянула на меня.

– Не здесь, – проворчал я, и она развернулась, чтобы вернуться по той же дороге. Как только мы миновали недавний т-образный перекресток, я увидел нужное здание. Через дорогу, на самом краю причала, стоял склад, выкрашенный в радостный желтый цвет. Ярким пятном выделяясь на фоне темного ряда складских зданий, он тем не менее мало чем от них отличался. Над небольшой пристройкой, похожей на административное здание, горел фонарь. Я взглянул на часы. Ноль сорок. Похоже, ни «Подсолнухи», ни Тасиро пока не прибыли. Мы проехали желтый склад, дорога закончилась. Я попросил повернуть налево, Мари молча подчинилась.

Когда мы оказались в начале причала, почти на Харуми-дори, я коротко сказал:

– Я выйду здесь.

Она аккуратно затормозила у тротуара.

– Спасибо, – сказал я, – теперь поезжай обратно.

Не двигаясь с места, она сосредоточенно смотрела перед собой. Кажется, о чем-то размышляла. Затем медленно повернулась ко мне:

– Не знаю, что тут произойдет, но кое в чем я раскаиваюсь. Я должна признаться тебе в одной вещи. Вообще-то следовало рассказать раньше…

– Ты о тех пометках, которые ты по-французски написала в сборнике писем Ван Гога?

Она опешила. Приоткрыв рот, Мари ошарашенно смотрела на меня и наконец спросила резко осипшим голосом:

– Так ты знал?

Я кивнул:

– Почерк действительно был очень похож на почерк Эйко. Но те, кто связан с миром живописи, знают одну важную вещь. Когда я был старшеклассником, во многих музеях еще висели таблички с предупреждением: «Запрещается использовать фотоаппараты и перьевые ручки». Дело в том, что в те годы посетители, делая пометки, могли нечаянно тряхнуть такой ручкой и забрызгать чернилами экспонаты. Теперь это в прошлом. Именно поэтому Эйко на работе всегда пользовалась шариковой ручкой или карандашом, но дома она неизменно использовала перьевую ручку и никогда не изменяла этой привычке. Старомодной привычке. А твои пометки были сделаны шариковой ручкой.

В ответ она едва слышно прошелестела:

– Вот как?

Я взялся за ручку дверцы:

– Ты обещала. Уезжай. Ты ведь обещала вернуться на Гиндзу.

Однако она по-прежнему смотрела на меня:

– Не хочешь спросить, кто мне приказал?

– Я догадываюсь. Тебя напрямую попросил об этом Нисина?

Снова тихий голос в ответ:

– Откуда ты знаешь?

– Не так много найдется людей, которые знали, как писала Эйко латинскими буквами. Харада не сталкивался с Эйко по работе. Значит, больше некому. Ты ведь бывала у Нисины в офисе. Ты сама говорила, что слышала, как они говорили о торговле картинами. Не думаю, что многие вхожи в его кабинет. Я только что оттуда, и его офис произвел на меня именно такое впечатление. Думаю, это он велел тебе потренироваться в подделке почерка Эйко, пообещав, что Харада заплатит миллион в качестве выходного пособия. Ведь так тебе сказал Нисина?

– Да, все так, – тихим прозрачным голосом ответила она, – менеджер сказал, что это выходное пособие. Думаю, он искренне в это верил.

Мне вспомнилась наша встреча с Нисиной. Держа палец на спусковом крючке и глядя ему в глаза, я решил опустить этот вопрос, хотя он напрашивался в первую очередь. Ответ наверняка остался бы с внешней стороны клетки, которую старик для себя построил.

Мои мысли прервал ее голос:

– Тебе не кажется, что вознаграждение в миллион иен – это заманчиво?

– Кажется. Но ты, помнится, однажды запросто проиграла фишки на десять миллионов.

– Это не деньги, – возразила она, – я уже говорила. Помнишь, я рассказывала тебе, как школьницей выиграла в лотерею миллион иен. К фишкам на десять миллионов можно относиться только как к игрушке. А вот миллион иен – это нечто вполне осязаемое. Только руку протяни – и вот она, самая крупная сумма, которую мне доводилось держать в руках. И всего-то нужно вписать в книгу слова на французском. Ради этого можно и постараться. Такую малость можно простить, тебе не кажется? – Она улыбнулась. – Ну, я поехала. – Ее голосу вернулась обычная уверенность, пожалуй даже решимость. – У тебя ко мне больше нет вопросов?

– Вообще-то есть один. Я его уже задал однажды, но так и не получил ответа. О том посетителе, что пришел к тебе на работу и сказал, что ты похожа на Эйко. По твоим словам, это был ничем не примечательный мужчина средних лет. Можешь его вспомнить?

Судя по выражению на ее лице, она силилась припомнить что-то очень далекое. Глядя на ее профиль, я почему-то подумал о том, что лица всех без исключения людей, листающих в памяти прошлые события, всегда выглядят одинаково.

Она в задумчивости покачала головой:

– И все же это был ничем не примечательный мужчина средних лет. Разве что очень веселый и громогласный. Думаю, твой ровесник. Или почти ровесник. Хотя вряд ли это поможет.

Подумав, я сказал:

– Может и помочь. В любом случае спасибо. А теперь уезжай.

– Спасибо?! Ты сказал «спасибо»?!

– Ну сказал… А что тут такого?

– Я соврала тебе, обманула, а ты говоришь «спасибо»?!

– Да, за то, что стала моим проводником.

– Привезла тебя сюда?

Я искренне рассмеялся:

– Да нет же. В течение последних семи лет мои воспоминания окутывал плотный туман. Моим проводником в этой дымке забытья стала ты. Не знаю, чем это кончится. И все же никто, кроме тебя, не справился бы с этой задачей. Спасибо.

Она долго молчала и потом сказала тихо:

– Знаешь что? Я тебе скажу одну вещь, а ты верь: кроме этих пометок, я ни в чем тебе не соврала. Ни в едином слове тебе не соврала.

– Верю.

– Спасибо, – ответила она.

Подхватив пиджак и закинув на плечо сумку для гольфа, я вышел из машины. Мари молчала. Повернувшись спиной, я зашагал по дороге. Вскоре я услышал, как сзади взревела, срываясь с места, машина.

Я вернулся к морю. Еще по дороге сюда из машины я приметил одно местечко. Прямо напротив склада стояли два торговых автомата, но они были слишком ярко освещены. Чуть поодаль раскинулся пустырь с невысокой полуразрушенной каменной оградой, обращенной к дороге. Склад находился как раз по диагонали от ограждения и хорошо просматривался. Я спокойно добрался до цели, никого не встретив по дороге.

Я внимательно оглядел желтое здание склада. Цвет его стен навевал ассоциации с «желтым домом» – колонией для художников, которую мечтал создать в Арле Ван Гог. Тем более что, если верить Хараде, эти стены скрывают самые разные шедевры. Однако изысканный логотип «Тамаи файненс» не оставлял никаких иллюзий.

Неизвестно, что задумал Харада, каков его план. Из оружия у него наверняка только пистолет Сонэ и нож. И еще одно не оставляет сомнений: на место он прибыл раньше меня и дожидается где-то здесь, на причале. Попасть сюда можно только с Харуми-дори. Не знаю, где он прячется, да и он наверняка не знает, где я. А может, он и не догадывается, что я тоже здесь. От моего укрытия до склада приличное расстояние по диагонали. Ярдов шестьдесят. Пятьдесят с лишним метров. При стрельбе из люгера с такого расстояния можно даже не учитывать ветер, но для обычного пистолета слишком далеко. К тому же есть опасность быть замеченным, пока перебегаешь дорогу.