Я поднял глаза. Прямо перед собой, в коридоре, я увидел крупную фигуру Хироси. Раз он самостоятельно смог выйти мне навстречу, значит, ему как минимум позволяют свободно перемещаться по особняку.

– А ты припозднился. Ты разве не первым поездом приехал?

Я взглянул на часы. Без пятнадцати двенадцать. Похоже, в Кавабаре я провел больше времени, чем казалось.

– Это же Киото. Разве мог я не взглянуть на достопримечательности? Вот и отклонился немного от маршрута.

– Все такой же беспечный. И такой же безразличный к чувствам других.

– Ты тоже выглядишь не слишком озабоченным. К тому же я как-то не спешил встретиться с твоими папиками.

– Зато они просто озверели, пока тебя ждали, и сейчас пребывают в отвратительном настроении.

– Не знал.

Мы двинулись вглубь просторного, вымощенного досками коридора. В Хироси было метр восемьдесят пять росту, на целых десять сантиметров выше меня. Ему исполнилось двадцать восемь, но шея, торчащая из удивительно чистого воротничка рубашки, до сих пор покрыта юношескими угрями. Кто бы мог подумать, глядя на этого молодого человека, что за плечами у него обвинение в убийстве.

Я окликнул его:

– Все еще обретаешься в какой-нибудь банде?

Не поворачиваясь, он мотнул головой:

– Соскочил. Уж с год, наверное. Тяжко было, но обошлось. Соскочил.

– Чем теперь занимаешься?

– Зазывалой работаю.

– Зазывалой?!

– Ага. Неподалеку от Сидзё-Охаси, зазываю народ в фудзоку.

На мгновение в памяти возникло лицо Мари.

– Неужели и там нужны зазывалы? И как успехи?

Он с улыбкой обернулся:

– Стоит мне встать возле заведения, как клиентов тут же становится на треть больше. Мне-то без разницы – у меня фиксированная зарплата, – зато у девчонок аншлаг. Жадная баба обещает скоро сделать меня управляющим в одном из фудзоку.

– Жадная баба?

– Хозяйка нашей сети. Жутко деловая бабенка за семьдесят.

– Хм, не знал, что фудзоку тоже бывают сетевыми.

– А куда деваться? Мы живем в век сетевого бизнеса.

– Ну надо же… А я думал, это касается только круглосуточных мини-маркетов.

Хироси остановился:

– Перед встречей с папиками ничего не хочешь спросить?

– Да нет вроде. Хотя постой. Утром часть из них уехали?

Он кивнул:

– Около шести утра раздался телефонный звонок, и троих из них как ветром сдуло. До сих пор не вернулись. Еще что-нибудь?

– Еще одно. Прости, что вчера назвал тебя якудза.

Он загадочно улыбнулся и, взглянув на меня, сказал:

– Слушай, Акияма, есть разговор. Если потом у нас будет время, мне надо с тобой побеседовать.

– Давай, – согласился я.

– И еще хочу дать совет. Среди папиков есть один, по виду тихоня, но, думаю, он из них самый опасный. Да и странный он какой-то.

– Буду осторожен, – пообещал я.

Коридор казался нескончаемым. Я хорошо помнил этот особенный аромат, какой бывает только в старинных особняках старинных кварталов. Однако сейчас к нему примешался какой-то другой запах.

Мы вошли в боковую гостиную. Несмотря на название, сегодня я впервые видел в этой комнате гостей. Они восседали на диване, их было трое. Три пары глаз уставились на меня.

Описание Мурабаяси было неполным. Я сразу узнал Сэйсукэ Тасиро и Сагимуру, хотя они сильно изменились. Тасиро был в очках, в волосах седина. У Сагимуры не было седины, поскольку волос у него почти не осталось. А вот третьего человека в этой компании Мурабаяси описал точно. Мужчина справа от Тасиро, расположившегося в центре, производил впечатление тихого и бесконечно заурядного человека. Взгляд его был сонным. Если бы меня попросили подыскать самого обыкновенного мужчину средних лет, я вряд ли нашел бы кого-либо более заурядного. Вся его внешность излучала обыденность и скуку. Между тем при нем находился совершенно необычный предмет, который редко увидишь в нашей стране. У него на коленях небрежно, словно какой-нибудь веер, лежал пистолет.

Взглянув на часы, Тасиро смерил меня взглядом:

– Ты задержался. Не очень-то вежливо с твоей стороны.

– Двенадцати еще нет. Я обещал приехать до полудня.

– Ты говорил, что приедешь первым поездом. Я не привык ждать.

Я уселся напротив:

– Меня не волнует, к чему ты привык. И я не вижу причин выслушивать твои претензии. Равно как и причин тащиться сюда. Может, представишься? Если у тебя неважно с этикетом, готов научить. У нас, японцев, принято протягивать визитную карточку со словами «прошу любить и жаловать». Вот что такое вежливость.

Тасиро взглянул на сидящего рядом Сагимуру и усмехнулся. Видно было, что он не привык к такому обращению.

– Ты – Акияма, кажется? – понимаешь, с кем разговариваешь? Не слишком ли много спеси в разговоре со старшим? Или ты все забыл? Первым делом ты должен благодарить меня за все, что я для тебя сделал.

– На дворе новые времена. Я уже и не помню, что было раньше. И как на грех, не умею разговаривать с властями предержащими.

Немного помолчав, он коротко бросил:

– Понял.

Похоже, он мгновенно принял решение. Какие-никакие, а навыки руководства у него, видимо, остались.

– Начнем разговор, – сказал Тасиро.

– Вы не представились.

Тут вмешался Сагимура:

– У тебя что, память отшибло? Не помнишь человека, которому стольким обязан?

– Я не привык к панибратству. Ты забыл, как разговаривают люди в обществе? К тому же с одним из вас я не знаком.

Сагимуру буквально передернуло. Видно, кое к чему не привык и он. Не обращая внимания на его реакцию, я выжидающе уставился на типа с заурядной внешностью. Тот односложно буркнул с сонным видом:

– Сонэ.

– Хорошее у вас оружие.

Сонэ молча поднял глаза.

– Браунинг тридцать восьмого калибра. Никелированный. Долларов шестьсот?

– О-о… – протянул он, – откуда знаешь?

– Дизайн хороший, вот и запомнил.

Я видел такой в оружейном клубе Канзас-Сити. В стеклянных витринах клуба было выставлено около сотни разных пистолетов. Если бы я выбирал ствол с самым красивым дизайном, этот, несомненно, вошел бы в пятерку лучших.

– Хватит бесед на профессиональные темы, – вмешался Тасиро, – у меня есть другая тема, и тоже профессиональная.

Я повернулся к нему:

– Что за тема?

– Живопись. Я слышал, в поезде с тобой кое-кто ехал. Значит, не придется вдаваться в детали. Я его характер знаю. Рассказывай все, что тебе известно. – Его глаза лихорадочно блестели.

Я спросил:

– О чем?

– О картине.

Я покачал головой. Помнится, Харада назвал подосланных им бандитов идиотами, но, похоже, этот эпитет относился не только к подчиненным. Главарь у них, судя по всему, тот еще фрукт. Или эта картина имеет для него такое большое значение? Мурабаяси говорил, что Тасиро спешит.

– Тогда позвольте спросить: мой дом сейчас обыскивают именно с этой целью? Судя по всему, там ничего не нашли.

Сагимура спросил:

– Откуда ты знаешь?

– О'кей. Ваш ответ говорит сам за себя. Все-таки в общении с идиотами есть свои плюсы. Следующий вопрос. Трое ваших сели в поезд. Я видел их на станции Нагоя около восьми утра. Здесь их нет. От Нагой до Киото меньше часа пути. Они уже должны были вернуться. Что с ними случилось?

Ответа не последовало, и я продолжил:

– Тогда я вам расскажу. О них позаботился Харада.

Тасиро произнес:

– Хватит болтать чепуху, вернемся к главному вопросу.

– Ах, к главному? Ну хорошо. Что вы будете делать, отыскав картину?

– Конечно же, завладеем ею.

– Но кажется, у вас нет на это прав. – Здесь я сделал паузу. – Хотя больше всего удивляет даже не это. Можете ответить на мой вопрос?

– Какой вопрос?

– Несмотря на заметный спад на японском рынке живописи после того, как лопнул «мыльный пузырь», картина имеет огромную экономическую ценность. И все же, по моим сведениям, сумма сомнительных и безнадежных долгов некоего предприятия составляет несколько сотен миллиардов. Стоимость картины покроет в лучшем случае десятую долю этой суммы. Так зачем же этому предприятию нужна одна-единственная картина? Вот чего я никак не возьму в толк.