– Ты уверен?

– Уверен, – ответил я и указал на визитную карточку. – Этот ваш Харада, похоже, большой интеллектуал. Американцы в тех краях, в отличие от жителей Восточного и Западного побережья, воспринимают оружие как некое орудие, инструмент. Такие люди, как Энди, по-настоящему увлеченные стрельбой и состоящие в стрелковом клубе, отнюдь не редкость. Самые обычные граждане. Им ничуть не претит носить клубный головной убор. Харада, который, похоже, разбирается даже в таких тонкостях, кинул мне мяч. Во всяком случае, я представляю себе это именно так.

Она взглянула на визитную карточку:

– Но для чего… что они хотели этим сказать? Что хорошо знают тебя? А если и так, то зачем?

– Не знаю. Могу лишь предположить, что воспоминания – это своего рода дорога в будущее, так что, возможно, их указание на мое прошлое стоит рассматривать шире.

Она склонила голову набок:

– Отвлечемся пока от их цели, – так или иначе, они явно не пожалели сил на серьезное расследование. С этим ты, надеюсь, не будешь спорить?

– Пожалуй.

– И у тебя нет ни единого предположения, что могло сделать тебя столь важной птицей?

– Нет, – сказал я, – для меня это настоящая загадка. Я впервые стал объектом столь пристального внимания.

– К тому же за тобой, кажется, следят, – отметила она. – Ты сказал, что случайная встреча с бывшим боссом на Гиндзе могла быть вовсе не случайной. Если так, то в тот период за тобой также могли следить и сообщать ему о твоих передвижениях. Логично?

– Наверно, – ответил я, – однако вряд ли за мной следили круглыми сутками. Я бы заметил. В принципе, достаточно с неделю понаблюдать за входом в мой дом, чтобы досконально изучить мой образ жизни. Вылазки в круглосуточный магазин да ночные прогулки по Гиндзе раз в два-три дня – вот и все мои перемещения. Достаточно знать основные точки маршрута, и наблюдение не потребует особых усилий.

– Но что ими движет? Какова цель?

– Именно это я и хочу узнать.

Она озадаченно склонила голову и снова повертела в руках карточку.

– Ты сказал, что твои воспоминания о событиях до и после самоубийства жены утратили ясность. И что психиатр Харш попытался их проанализировать.

– Ну, сказал.

– Из предпринятых ими действий и этого послания можно сделать вывод, что они знали об этих симптомах, если их можно назвать симптомами, знали о твоей болезни.

– Ну да, – сказал я.

– Также остается открытым вопрос, зачем они наняли меня.

– Да, остается и такой вопрос.

– Думаю, дело было так: они находят меня, очень похожую на твою жену, и устраивают нашу встречу. Может быть, события развивались несколько иначе, но результат получился именно таким. Тем самым они попытались вызвать у тебя шок.

Я молчал. Некоторое время она глядела на меня, но, так и не дождавшись ответа, недовольно спросила:

– О чем ты думаешь?

– О том, какая ты умная.

– Пытаешься сделать комплимент?

– Нет. Просто ты озвучила именно то, о чем я подсознательно догадывался, размышляя над этим с самого утра, но никак не мог сформулировать. Вероятно, все дело в моей тупости. Кстати, если их цель заключалась именно в том, чтобы вызвать шок, то они добились успеха. Но что дальше? Я много думал об их мотивах, о том, ради чего они все это затеяли.

– И что? Ты что-нибудь понял?

– Нет. Даже не представляю, что это может быть. Желай они о чем-то спросить, могли бы просто прийти ко мне, верно? Если их интересует какая-то личная информация, они тоже могли бы поинтересоваться об этом у меня. Слишком много усилий и времени ради создания неких декораций. Слишком масштабный спектакль.

– Слушай, а из врачей ты, помимо твоего повернутого на стрельбе дружка, ни к кому не обращался?

Я покачал головой:

– Нельзя сказать, что я в прямом смысле обратился к нему. Просто, когда мы сблизились, поведал ему свою историю. А он поставил диагноз. Даже карточку завел. В Японии меня ни разу не обследовал психиатр.

Снова нахлынули воспоминания. Что это было? Почему тогда у меня возникло желание поделиться с Энди? Может, это казалось проще сделать на иностранном языке? Или все дело в том, что я находился далеко от того места, где умерла Эйко? А может, время вылечило меня? Пожалуй, ни то, ни другое, ни третье. Просто эта пара американцев впервые показала мне, никогда не имевшему друзей в родной стране, что значит настоящая человеческая близость. Энди сказал, что не выставит мне счет. В Японии врач мог запросто поплатиться лицензией за бесплатное обслуживание, но Энди лишь рассмеялся. В знак благодарности я написал портрет Марты, за что она снова меня расцеловала. Громко чмокнула в щеку. Сейчас я скучаю даже по ее жуткому мясному рулету.

Мари спросила:

– Но откуда такие подробности известны нашему менеджеру? Вряд ли он специально мотался в американскую глубинку, чтобы разузнать их у твоего приятеля. Да и как бы он его нашел?

– Пожалуй, это было бы сложновато.

– Откуда такая беспечность, в самом-то деле?! Ты все время отвечаешь невпопад. Как насчет того, чтобы серьезно задуматься?

Я снова усмехнулся. Теперь я видел, что она полностью овладела собой.

Она сердито надула губы:

– Чего смеешься? Что тут смешного?

– Да, – сказал я, – я и правда был невнимателен. Совсем позабыл еще о двоих, кому отправил письма.

– Кто они?

– Первый – отец. Но письмо к нему я уничтожил сразу по приезде домой.

– А второй?

– Младший брат Эйко. Его зовут Хироси. Хироси Хатама.

Точно. Ему я тоже написал. И все же я не солгал Иноуэ. В письме к Хироси не было ни слова о моей жизни. Это было очень лаконичное письмо. Поскольку после смерти Эйко оставался открытым вопрос наследства, Хироси был единственным, кроме отца, человеком, кому мне пришлось дать свой американский адрес. Кажется, в том же письме я упомянул о поставленном Энди диагнозе, который скрыл даже от отца. Трудно сказать, почему я это сделал. Почему написал об этом ему, с которым и разговаривал-то от случая к случаю? Может, все дело в том, что Энди поделился со мной своими выводами как раз в тот момент, когда я писал письмо Хироси?

Пока я был в Америке, мне звонили из Японии лишь однажды. Звонил Хироси. Позже я узнал, что есть такая услуга: говоришь адрес за границей, и тебя соединяют по телефону с нужным абонентом. Именно этим сервисом он и воспользовался. От него я узнал о смерти отца.

– Тогда можно ему позвонить.

Подумав, я ответил:

– Нет, не буду. Может быть, позже я так и сделаю, но не сейчас. Мы давно не общались. Такой странный вопрос после долгого перерыва поставит его в тупик.

– Ну а менеджер? Ведь именно он дал мне это послание. После такого ты запросто можешь связаться с ним, возможно, он даже рассчитывает на это.

Я протянул руку, и она молча подала мне карточку. Я снова пробежал глазами строчки: «Офис Тадамити Нисины. Секретарь Кунихико Харада».

Я поднял глаза:

– Думаю, это лишнее. Подождем. Все равно они объявятся.

– Почему?

– Потому что это игра.

– Как это?

– Ты доставляешь послание, но они сами при этом не показываются. Это всего лишь первый ход, верно? В игре это обычная тактика. Как в стад-покере, где открывают с третьей карты. Пока они показали только одну карту. Когда я открою следующую, он сам появится. Игра вслепую, когда не видишь лица противника.

– Завидная самоуверенность.

– Помнится, однажды ты сказала, что в жизни я слабак, но не в картах.

Она изумленно покачала головой:

– Но что это за еще одна карта, о которой ты говоришь?

– Я узнаю, какова ставка. Это и станет следующей картой.

– Ставка?

– Да. Похоже, речь идет о какой-то крупной ставке. Игра может оказаться крайне запутанной из-за присутствия других игроков.

– Каких еще других игроков?

– Раз в Нисину стреляли, значит, у него тоже есть противник, некая третья сторона. Думаю, его или их не следует сбрасывать со счетов.