Дело итальянского дуче продолжил один весьма талантливый суггестор.
Это был партайгеноссе из Германии — Адольф Алоизович Гитлер. Он написал весьма и весьма забавную книжку — "Mein Kampf".
"Психика широких масс совершенно невосприимчива к слабому и половинчатому, — утверждал (и не без основания) товарищ фюрер. — Она женская по характеру.
Душевное восприятие женщины менее доступно доводам абстрактного разума, чем не поддающимся определению инстинктивным стремлениям к дополняющей ее силе. Женщина гораздо охотнее покорится сильному, чем сама станет покорять себе слабого.
Да и масса больше любит властелина, чем того, кто у нее чего-либо просит. Масса чувствует себя более удовлетворенной таким учением, которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели допущением различных либеральных вольностей. Большею частью масса не знает, что ей делать с либеральными свободами, и даже чувствует себя при этом покинутой".
Вообще же XX век, пацаны, вполне можно назвать суггестивным веком.
Техника внушения достигла в эти времена совершенства.
Средневековье вернулось.
Лидерами по уровню мастерства участников публичных выступлений с ярко выраженными (в документальных лентах того времени это нетрудно заметить) элементами внушения в 20-30-х годах двадцатого столетия стали Германия и СССР.
Если говорить о той силе воздействия, которой обладал Сталин… Нет, об этом как-нибудь в другое время и в другом месте. Я и так затянул с историей.
Короче. Диктаторские режимы нацистского Третьего Рейха и коммунистического Советского Союза ввели выступления в ранг общеобязательных мероприятий, больше похожих на культовый обряд, нежели на высказывание собственного мнения.
Собрания и митинги в данных государствах стали практически ежедневными мероприятиями — в школах и университетах, заводских цехах и солдатских казармах, учреждениях и даже домах престарелых.
И везде там было — внушение, внушение, внушение, вектор, вектор, вектор и четкий посыл энергии в реальную плоскость…
В наши времена хорошей школы внушения днем с огнем не найдешь. Поэтому практики отдают предпочтение убеждению и позиционированию. Об этих двух пока что еще остающихся за гранью за гранью нашего внимания базовых методах программирования в следующих частях пособия.
Справедливости ради и руша с таким трудом созданную классификацию методов промоушна, отмечу, пацаны, что, конечно, чистого внушения, как и чистого убеждения и позиционирования, не бывает.
И Муссолини и партайгеноссе фюрер использовали смесь гипноза, внушения. И даже — позиционирования (мнимая принадлежность к некоей супер-пупер "высшей расе" дорогого стоит).
Но превалировало в этой гремучей смеси именно внушение.
Глава 5. А при чем тут G-модерация?
Еще не забывший моих речей про главный принцип G-модерации (управление без засветки) читатель наверняка сейчас возмущенно заголосит: "Пацаны! Нас дурят! Какое тут, к чертям собачьим, негласное манипулирование, коли я должен орать свои команды во всю Ивановскую?! Гипноз — еще туда-сюда. Там клиент в отключке, он и атомного взрыва не заметит, не то что гипнотизера. А суггестор-то на виду. Ничего тут тайно-секретного нет и в помине! При чем тут ваша, мать-перемать, хваленая модерация?!"
На эти скороспелые инсинуации я отвечу с откровенно презрительной ухмылкой и грустным покачиванием подбородком. Отвечу так… М-м-м… Отвечу так: дескать, то что мы проходили — это была, типа, классика жанра, общие упражнения.
А настоящую G-модерацию, пацаны, мы еще и не затрагивали. Она вообще не на этом уровне. Она — на уровне маркетинга.
Впрочем, не спешите от отчаянья вешаться, хомячить под бормоту телячьи отбивные до заворота кишок или вступать в стройные ряды едросов.
Кое-какие секретики из арсенала программистов человеческих душ можно упомянуть и на этой стадии обучения.
Итак, чем отличается модерационное внушение от обычного?
Первое — двуплановостью.
Второе — формализацией.
Двуплановость — это когда железобетонные опорные фразы идут всего лишь красочной бутафорией, прикрывая идею базового глагола в кодовых фразах, зачастую совершенно не соотносясь с выраженной в них командой.
То есть: обычное внушение использует команды открыто, а модерационное — только в оболочке из всякой байды, не относящейся к содержанию команд.
Иными словами — то, что кажется единым внушением на самом деле состоит из двух слоев — второстепенного-видимого (для внедрения и запуска основной команды) и скрытого-основного (для управления поведением суггеренда в нужном суггестору направлении).
Формализация — текстовка речи строится исключительно механически, без соплей и романтических закидонов, зато по определенным законам.
Например — по закону кратности. Он гласит, что количество фраз в матрицах должно быть кратно двойке в n-й степени — 2, 4, 8, 32, 64.
Почему стоит делать именно так — непонятно.
Однако замечено, что нечетные и прочие неправильно составленные фразы аннигилируют эффект предыдущих, нарушают какой-то ритм (похожий на ритм песни), какую-то мелодию, какую-то фигню, которая и есть суть суггестии. А может, и вообще — суть самого процесса передачи информации.
В общем: сдвоенные ударные фразы эффективнее, нежели одиночные.
И хрен с ним, почему это так.
Отличие модерационного внушения от гипноза (то есть — интонационного наведения транса с последующим управлением объектом) в том, что при применении внушения нет разделения на пакет кодовых сигналов, направленных на погружение пипла в транс, и на пакет команд, управляющие пиплом во время его путешествия дорогами сновидений.
Да и сами-то все эти команды в пакете сводятся всего лишь к одной, соответствующей базовому глаголу.
Таким образом, резюмируя все вышепоименованное и тут же написанное, выходим на то, что внушение в стиле модерации — это программирование с помощью всего лишь одной программы, которая может состоять из множества одинаковых команд (кодовых фраз) и множества информационных пассажей разной направленности (опорные фразы), которые, по сути, являются лишь оболочкой для команд.
Давайте сейчас забудем про акустику. И представим себе нашего сапиенса не в качестве целостной личности с единственным алгоритмом поведения «перебрал-опохмелись», а в качестве архисложнейшего саморегулирующегося пакета программ на белковой платформе.
Запрограммировать и перепрограммировать такой огромный пакет враз — совершенно невозможно. Часть работающих в человеческом теле команд вообще — вбита в хромосомы и для операций на таком уровне нужна генная инженерия, а не внушение.
Значит, надо браться за небольшие, доступные суггестивному воздействию программки и оперировать с ними.
Дело это непростое. Сварганить хорошую суггестивную программку или вирус — это вам, друзья мои, не под теплым грибным дождичком босиком прошлепать по деревенскому навозу к прогнившему крыльцу покосившегося от времени и глухой провинциальной безнадеги сельского винного магазина.
Обычно корпорационным модератам платят хорошие бабки за составление таких штучек для деловых переговоров.
Но я вас, друзья мои, так и быть научу всему бесплатно.
Итак.
Есть речь живая (публичные выступления и просто пьяная болтовня).
И есть — мертвая (написанные тексты).
Но от лондонских помоек и до величественных лхасских храмов — и там, и там, и всюду, куда ни глянь — мы своим чутким слухом сможем обнаружить среди общего массива разных дурацких фраз такие, которые нас, безусловно, насторожат и заставят потянуться к рукоятке маузера.
Это кодовые и опорные фразы.
Они даже могут и не иметь непосредственной связи с общим содержанием выступления. Но это их создателям и на фиг не нужно.
Функция кодовой фразы — заставить слушателей совершить в будущем конкретные действия. И сделать это без достаточного обоснования необходимости их совершить.
