Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мне не раз приходилось вступать в конфликт с кавказцами, особенно в ресторане «Ишим». Их извиняло только незнание, потому что единственное, чему я научился к тридцати годам, это хорошо драться.

Но тем не менее тащиться ночью мимо вражеской территории мне не очень хотелось, а что поделаешь – надо.

И тут, как в новогодней сказке, произошло истинное чудо. Я услышал шум мотора и увидел такси с зеленым глазком под стеклом. Я поднял руку. Машина остановилась.

– С Новым годом! – засмеялся шофер. – Ты чего ночью по городу рыскаешь?

– С Новым годом, Борис.

Я знал этого человека. Он был самым странным шофером в этом городе: в щегольских галифе, до зеркального блеска начищенных хромовых сапогах с высокими голенищами. Форменная темно-синяя фуражка со знаком таксопарка лихо замята, а козырек щеголевато отрезан, и носил ее Борис с неким гвардейским шиком, чуть набекрень.

Своим полувоенным видом он разительно отличался от промасленно-неопрятных казахов и расхристанных русских ребят, приехавших по комсомольскому набору в целинные совхозы и сбежавших в столицу Целинного края за легкой копейкой.

О Борисе мне говорили, что он отмотал приличный срок сразу после войны, а потом был сослан в Акмолинскую область.

Мне много приходилось видеть бывших зеков, и я их отличал сразу. У этого человека с аккуратно подстриженными английскими усиками ни в речи, ни в поведении не проглядывало ни малейшего намека на его тюремное прошлое. Он был холоден, ироничен и вежлив.

Несколько раз Борис возил меня в местный аэропорт типа барак. Там в кафе, а точнее, в замызганном буфете иногда продавалось сухое вино – чудовищный дефицит в этом крае романтики и комсомольских подвигов.

Я покупал ящик «Цинандали», казавшегося мне необыкновенно вкусным после питьевого спирта, местной водки «Арак» и неведомо где сделанного крепленого вина. Помню, в одну из моих первых командировок в благословенный районный центр Арботсар я зашел в магазин рядом с гостиницей и спросил у милой румяной девушки-продавщицы:

– Сухое вино есть?

– Нет, – ответила она, – только в бутылках.

Потом мне объяснили, что на этой территории сухое вино именуется кислым, спросом не пользуется из-за своей малой крепости и его сюда не завозят.

Так вот, когда мы ездили за вином, Борис поразил меня своей необычайной осведомленностью в современной политике. Кстати, он первый рассказал мне весьма подробно о резне в Новочеркасске, о которой я, к своему стыду, ничего не слышал. Он же поведал мне весьма интересные подробности о Карибском кризисе. Я поразился его осведомленности, а потом, у него дома увидев мощный приемник «Шарп», понял, откуда черпает он всю эту информацию.

Но вернемся в новогоднюю ночь, на улицу Мира, под небо, усыпанное бутафорскими звездами.

Итак, мы ехали в типографию по заснеженной улице, обмениваясь ничего не значащими фразами, и Борис спросил:

– Ты долго будешь в типографии?

– Минут двадцать.

– Я тебя подожду и пойдем в «Ишим».

– Сговорились.

Меня это вполне устраивало, ведь в лучшем ресторане города – всего их было целых три, считая с вокзальным, – гуляли мои дружки по общежитию. И хотя двери были закрыты на все замки, нас узнали и впустили. Музыка играла, табачный дым висел под потолком. За огромным столом сидели наши крепкие надежные ребята, и мы всю ночь пили за Москву, за дружбу и счастье, за девушек, оставшихся в родном городе.

Именно этот вечер сблизил меня с Борисом. А через некоторое время я узнал, что жена у него прелестная немецкая дама из Республики немцев Поволжья, которых в 41-м году выслали в Казахстан, и что во время войны он был власовцем. Правда, в РОА (Русской освободительной армии) он прослужил совсем немного, так как до этого был в бригаде РОНА (Русской освободительной народной армии) под командованием бригадефюрера Бориса Каменского.

* * *

Итак, 1941 год.

Ах война, что ты сделала, подлая,
Стали тихими наши дворы…

Нет, ему не надо было уходить с родного двора в июне того проклятого года. Он уже второй год служил на действительной.

Вернемся в 1940 год.

Каждое утро город Борисов просыпался от лихой песни:

Город спит привычкой барской,
А горнист поет стране подъем,
Клич несется пролетарский
Над казармой боевой.
Школа младших командиров
Комсостав стране своей кует,
Смена в бой идти готова
За советский наш народ.

С посвистом, зычно пели курсанты полковой школы, топая на стрельбище.

Треск выстрелов. Пороховой запашок. Осмотр мишеней.

У Бориса все шло хорошо. Стрелял он отлично. Строевиком был лучшим. Матчасть трехлинейной винтовки и СВТ знал назубок. С закрытыми глазами быстрее всех собирал и разбирал «дегтяря» и «максима». Даже новую технику, грозное ПТР, усвоил быстрее всех. Был отличником политической и физподготовки. Казалось, военная карьера должна сложиться неплохо.

По окончании школы ему, как отличнику, нацепили на петлицы не один треугольник, а два, что давало шанс стать не отделенным, а сразу помкомвзвода.

Но не повезло. Сгубило образование. Он окончил десятилетку – в те годы в армии большая редкость, так как после разгрома Ежовым командных кадров у полковников было образование три класса пополам с братом. И вместо строя попал он старшим писарем в штаб дивизии.

Совсем немного погулял он по Борисову со своими сержантскими треугольниками на петлицах. Война началась. И все смешалось. Штаб дивизии не знал, где находятся подчиненные ему части. Немцы беспрерывно бомбили. Армия отступала.

Во время одной из бомбежек его и молоденького лейтенанта, раненных, оставили в поселке Локоть. Лейтенант умер, а он выжил. Добрые люди пожалели и спрятали его.

На Орловщину пришли немцы. Поползли по улицам Локоти тяжелые танки, грузовики «бьюсенги» с мордатыми пехотинцами, помчались юркие штабные вездеходы с элегантными офицерами в расшитых серебром кителях. Великая армия пришла на Русь – победившая всю Европу, сокрушившая за несколько месяцев хваленую Красную армию.

За три месяца войны Борис испытал все, что выпало на долю солдата первого года войны: бои и окружения, прорывы, блуждание по лесам. Его дивизии уже давно не было, он служил в разных, сформированных из окруженцев, частях. Был рядовым бойцом и взводным командиром. Сражался честно, от пуль не бегал.

До войны в Ленинграде после школы он собирался, по семейной традиции, поступить в Кораблестроительный институт, но Финская война обожгла воображение, и он по комсомольскому набору ушел добровольцем в РККА. В полковой школе он полюбил строгий военный порядок и решил связать свою жизнь с армией навсегда. Год школы, год в строю. Три, а повезет – четыре треугольника в петлицы и рапорт о зачислении в военное училище. Даже горечь и неразбериха первых дней войны не повлияли на его любовь к военной службе. И вдруг он увидел другую армию: мощную, победоносную, прекрасно вооруженную и одетую, и именно она стала для него недостижимой мечтой. А на Орловщине некто Воскобойников начал формировать подразделение по борьбе с партизанами.

Борис явился к нему, показал документы умершего младшего лейтенанта и под его именем стал командовать ротой в антипартизанской бригаде. Сбылась его мечта: он стал винтиком огромной непобедимой армии. Он получил серебряные погоны, щегольские сапоги и начал воевать против тех, с кем, возможно, учился в полковой школе в городе Борисове.

Когда Борис рассказывал мне об этом, то в голосе его я не уловил ни одной нотки сожаления. Он не считал себя предателем. Он был частью великой армии. Он воевал, а за это получал хороший паек, красивую форму и боевые награды. Ему был пожалован, кроме положенной для неарийцев награды «Знак восточных народов», Железный крест второй степени.

93
{"b":"108817","o":1}