Коля посмотрел на толстого Чернышевского.

– Стас, давай усаживай гостя, – не унимался пожилой. – Ты у нас гвоздь программы. Он, возможно, тебя первый и последний раз видит. Вы садитесь, – обратился он к Коле. – Мы соседи теперь. Юра, кто автор еды? Угощай!

– Я – повар, не официант, – сказал толстый Юра, выдав недовольство, которое, видно, таил, устав ублажать честную компанию. Он важно проследовал в проем кухни без двери.

– Здесь сын отца за деньги продаст, не говоря о жене и муже. Там остались люди! – кричал Чернышевский, видимо продолжая начавшийся ранее спор. – Что толку от ваших статей, господин Раневский? – едко нападал он на старика. – Андропова никто не помнит, не то что Вышинского! Вы думаете, что справедливость преследуете, на самом деле пропагандируете убийц и мерзавцев.

– Мой долг напоминать про злодеяния, – отбивался журналист. – Увидишь, и десяти лет не пройдет, в России начнут отмечать юбилеи головорезов КПСС, приучать народ к беззаконию в верхах.

Рюмки наполнили. С тостом «Вздрогнем!» выпили. Повар с Едлиным придумали бороться на руках. Скрестив согнутые в локтях руки с рюмками, ржали и боролись, кто перетянет, чтобы выпить. Коля протянул стаканчик к журналисту – чокнуться.

– Не пью, – сказал тот.

Старик осмотрел присутствующих, подмигнул Чернышевскому, попытался соответствовать атмосфере и продекламировал:

– Мы чужие на этом празднике жизни! Да, Стас? Кто написал? – Он обвел взглядом присутствующих. Не дождавшись ответа, махнул рукой. – Ничего-то вы не читаете!

Ушел за занавеску, висящую в арке перед второй комнатой. В заседание «интеллигенции» перестал вписываться.

Градусы придали «рукоборцам» буйную энергию. Повар с Едлином расплескали горилку. Не удовлетворенные результатом, оба вскочили, вскинули согнутые в локтях руки с растопыренными пальцами.

– Посмотрим, кто первый упадет! – ударили по ладоням и свалились на раскладной диван. Кряхтя, завозились. Диван под тяжестью заходил, обещая вот-вот развалиться.

Коля мрачно смотрел на всю эту возню. Молчавший до сего момента третий «слон» встал и оттащил Едлина за ремень.

– Не лезь, Семен! Не мешай! Я его почти уложил, – протестовал Едлин. Но подчинился. Отдуваясь, сел за стол, обнял Чернышевского. – Теперь тебя навещать будем. – Налил рюмки. – У моей приятельницы Марины есть финансовая компания. Англичанам миллионы отмывают…

– Ты Наташке долг отдай, – прервал его Чернышевский. – Подвел ты нас с «Мерседесом». Я развелся…

Слов не стало слышно. Семен в полный голос запел поверх разговора песню:

– Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была…

Песню поддержали. Пели без глубины и тоски, ускорив темп. Горилка взяла свое. К словам, полным томной лирики, певцы перешли на плясовую.

– Знала только рожь высокая, как поладили они…

Затопали ногами.

– Эх!

Пение вырвалось в полуоткрытое окно, в переулок, где человек, обтянутый синей теплой майкой с надписью «ФБР – женский инспектор», выгуливал лохматую суку. Та, видно, иммигрировала недавно, и с пьянством у нее были связаны неприятности. Она залилась на окно звонким лаем.

Разговор за столом не имел ни темы, ни смысла и цементировался заезженным: «Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать! По маленькой! Вздрогнули!»

Коля молчал. Когда наступила стадия помутнения сознания, он поднялся, толкнул дверь в комнату. Упал ничком на кровать и заснул среди доносившейся несвязной болтовни и попыток Семы запеть песню про степь.

Утром Коля набрал номер на телефоне:

– Гиви!

– Объявился! – обрадовался тот. – Как жизнь?

– Расскажу. Есть дело.

– Ты где?

– На Брайтоне.

– Встретимся в ресторане, где познакомились. Ровно на полпути. Я – в Квинсе.

– Не забудь расческу, – пошутил Коля.

– Мне расческа не нужна.

…В ресторане он появился наголо бритый.

– Так сейчас модно, – заявил, улыбаясь.

Выслушав Колину историю, Гиви покачал головой, одобрил.

– Лихо! Господин Изумруд! Ты, можно сказать, – колобок. – Он рассмеялся. – От бабушки ушел и от дедушки ушел… Лису берегись!

Они выпили за встречу.

– Что за дело привез?

– Была лиса и не одна, – начал Коля издалека. – Я тебе когда-то рассказывал, как с мишками попал.

– То – лисенок, считай. Ближе к телу, можешь?

– Выдумал похожую схему.

– Где мы с тобой деньги на раскрутку возьмем? Они на марки с конвертами тысяч пятьдесят кладут, если не сто! Еще надо штат посадить!

– Денег много не надо.

– Тогда рассказывай.

– В Вашингтоне попал в компанию с неким Красновым. Работает на техасском телевидении. Утверждал, что учебное телевидение – это как финансовый насос! Я не вникал. Нужны миллионные инвестиции – чего мне вникать? В Москве подумал: какие миллионы?! Продавать через газетное объявление «заработок на телевидении!». У них видеоролики и проспекты, все есть.

Коля чувствовал, что зацепил Гиви. Тот загорелся, откинулся на стуле. Идея будоражила и вдохновляла.

– Прилетев сюда, позвонил. Мистер дико заинтересовался начать дело в русском сообществе. У наших с американским образованием – проблема. Он взял у меня адрес – материал выслать.

Через неделю «предприниматели» разорвали толстый пакет и вывалили на стол содержимое. В глянцевых цветных брошюрах красовались портреты знаменитых телеведущих, программы учебных курсов и масса иной «оглушающей» информации. Кассета демонстрировала отрывки из лекций известных ученых.

– «Кит» (информационный пакет для клиента), – читал Гиви письмо, – включит радиотарелки и будет стоить подписчикам двести девяносто долларов». Мое дело! – вскричал он. – Дикторы, режиссеры, съемки. Как хорошо, что они раньше не запустили такой проект!

– Значит, есть червоточинка, – охладил его Коля. – В банках осторожничают: что-то там невыгодно! Но нам, Гиви, сейчас любое дерьмо гоже.

Гиви вернулся к письму:

– «…Компания регистрируется как корпорация МОТ – Мировая Образовательная Телесеть. Совет директоров: господа Краснов, Дуглас, Эсмеральдов…» – Он потряс листком письма. – И я! Доли у всех равные. Ничего вкладывать не надо! Продукт у них готов. Газетную рекламу мы потянем.

Опустошенная Колина душа заполнилась хлопотами. Над рекламным текстом долго не думали. Написали скромно и со вкусом: «ЗАРАБОТОК НА ТЕЛЕВИЗИОННОМ КАНАЛЕ». Энтузиазм, правда, быстро поутих и обернулся противоположностью, когда пришлось тратить последние деньги. Подписывали чеки в русско-, англо– и испаноязычные газеты. А еще нужен был офис, обязательно – на Бродвее.

– Ну вот, – сказал Гиви. – Пятнадцать тысяч разнесли добрым людям. – Он посмотрел на Колю с напряженной усмешкой. – Поезжай по газетам! Я – насчет офиса. Конечно, можно было бы в «Эмпайр билдинге» договориться. Там почему-то дешево сейчас, но комнатки маленькие.

– Решай сам, Гиви! Вперед без сомнений!

…В новенький офис засели с утра. За окном шумела деловая и праздная улица. В комнате поселилось ожидание. Просидели день, листая проспекты и гоняя видеокассету. Напряжение повисло и на второй день.

В полдень в офисе появился китаец, держа в руках коробку.

– Пиццу заказывали?

– Не заказывали пиццу! – заорал Гиви, с ненавистью глядя на разносчика. – И не вздумай звонить отсюда!

– Подожди, Гиви, – сказал Коля. – Я заказывал.

Гнев у Гиви сменился нервным смехом.

– Извини, приятель. – Он погладил бритую голову и полез в карман за деньгами.

Разлили кофе по стаканам, сели есть.

Дверь открылась без стука, вошел человек в очках на гладком круглом лице.

– Гордон, киноман, – представился он.

Гиви расплылся гостеприимной улыбкой, указал на коробку:

– Пиццу с нами отведайте.

– Спасибо. Сыт, как говорится, со счастливого детства. – Он засмеялся и заговорил так снисходительно, как будто дарил собеседникам состояние: – Я, может быть, самый бесполезный ваш клиент. У меня некоторые финансовые трудности, – заявил для начала. – Пришел с предложением учредить клуб любителей кино. Главное в таком деле – не только заработок, а единение. Я не знаю подробностей вашего дела. Без денег зачем вникать?! – Он посмотрел на Колю. Получив от него полное понимание, провозгласил: – Единение энтузиастов по общим интересам – что может быть лучше!