– Спорт, мадам, спорт, – ответил лорд Энтони веселым и громким голосом. – Вы же знаете, мы спортивная нация. А в наши дни пошла мода вырывать зайца из зубов гончей.

– Ах, что вы, милорд, какой спорт? Я уверена, у вас есть более благородные цели в этом опаснейшем предприятии.

– Мадам, буду рад, если вы их найдете. Что же касается меня, клянусь, я просто люблю игру, а эта игра наиболее увлекательная из всех, в которых мне когда-либо приходилось участвовать. Буклеволосые спасаются! Дьявольский риск! Оп-ля! И все разбежались!

Но графиня недоверчиво покачала головой; она никак не могла поверить в то, что эти молодые люди и их предводитель, все знатного рода, состоятельные, рисковали своей головой (ей это было доподлинно известно) лишь из любви к спорту Иностранное происхождение не спасало их в теперешней Франции. Каждый, будучи уличенным в помощи или даже сочувствии к преследуемым роялистам, тотчас же подвергался суду и казни без всякого снисхождения. Компания молодых англичан просто дразнила непримиримый и кровожадный революционный трибунал, умыкая у него из-под носа, а порой даже прямо от подножия гильотины, осужденных на казнь. Графиня с ужасом вспомнила события последних дней: как пришлось бежать из Парижа с двумя детьми как они прятались на дне убогой повозки, лежа в груде турнепса и капустных листьев, не смея даже дышать, в то время как у страшных Западных ворот чернь орала «A la lanterne les aristos!»[2]

Все произошло самым странным образом Она и ее муж прекрасно знали, что состоят в списках «подозрительных» и что вопрос их жизни и смерти – дело даже уже не дней, а, быть может, часов. И вдруг явилась надежда на спасение – таинственное послание, помеченное непонятным красным значком, ясные и точные указания… Затем прощание с графом де Турней, совершенно разбившее сердце графини… слабая надежда на новую встречу… побег с детьми… крытая повозка кошмарная старуха, управляющая ею и казавшаяся истинным дьяволом со своими ужасными трофеями!

Графиня взглянула на мирную домашнюю обстановку старомодной английской харчевни, на весь этот уютный уголок в стране гражданских и религиозных свобод и закрыла глаза, пытаясь отогнать жуткие воспоминания о страшных Западных воротах, о разбегающейся в паническом ужасе толпе, услышавшей слово «чума».

Сидя в этой повозке, графиня каждый миг боялась разоблачения, ареста, пыток, приговора. А эти молодые люди, вдохновляемые безумной храбростью и загадочным предводителем, постоянно рисковали своими жизнями, продолжая спасать обреченных. И все это ради спортивного интереса? Не может быть!. И сэр Эндрью, смотревший на Сюзанну, ясно читал в глазах девушки, что она абсолютно уверена в его высоких и благородных побуждениях в деле спасения людей от жестокой и незаслуженной смерти.

– И сколько же человек в вашей отчаянной лиге? – робко спросила Сюзанна.

– Всего двадцать, мадемуазель. Один руководит, остальные подчиняются, – ответил сэр Эндрью. – Все мы англичане, и все мы связаны одним делом – освобождать невиновных, беспрекословно подчиняясь воле нашего предводителя.

– Храни вас Бог, господа! – с жаром сказала графиня.

– Он так и делает, мадам.

– Как это замечательно, господа! Вы – мужественные люди и, должно быть, преданы друг другу. А у нас во Франции уже привыкли к изменам – и все во имя свободы и братства!

– А женщины во Франции особенно ненавидят аристократов Даже больше, чем мужчины, – вздохнул виконт.

– Да, да, – согласилась графиня, и в ее печальных глазах застыла тяжелая ненависть. – Там была одна женщина, Маргарита Сен-Жюст. Она выдала кровавому трибуналу маркиза де Сен-Сира со всей семьей.

– Маргарита Сен-Жюст? – переспросил лорд Энтони, обменявшись быстрым понимающим взглядом с сэром Эндрью – Маргарита Сен-Жюст? Хотя…

– Конечно, вы ее знаете. Она была ведущей актрисой «Комеди Франсез», а потом вышла замуж за англичанина. Вы должны ее знать.

– Должны знать? Знать леди Блейкни? Самую очаровательную женщину Лондона? Жену одного из богатейших людей Англии? Еще бы! Конечно, мы все знаем леди Блейкни.

– Она была моей приятельницей по монастырю в Париже, – вмешалась Сюзанна. – Мы с ней вместе ездили в Англию изучать язык. Мне очень нравилась Маргарита, и я никак не могу поверить, что она совершила такое страшное преступление.

– Это в самом деле кажется невероятным, – заметил сэр Эндрью. – А вы, госпожа графиня, уверены в том, что именно Маргарита Сен-Жюст выдала маркиза де Сен-Сира? Зачем ей это? Быть может, здесь какая-нибудь ошибка?..

– Никакой ошибки не может быть, месье, – холодно отрезала графиня. – Брат Маргариты Сен-Жюст – известный республиканец. Между ним и моим кузеном де Сен-Сиром существует спор о фамильном поместье… Эти Сен-Жюсты совершенные плебеи, республиканскому правительству только такие и нужны. Уверяю вас, здесь не может быть никакой ошибки. Вы разве не знаете этой истории?

– Ах, мадам, я слышал множество всяких историй на эту тему, но у нас в Англии ни в какую из них не верят. Сэр Перси Блейкни, муж Маргариты, человек очень добропорядочный, занимает в свете высокое положение; он считается ближайшим другом принца Уэльского. А самой леди Блейкни принадлежит ведущая роль в лондонском обществе.

– Надеюсь, месье, наша жизнь в Англии будет спокойной. И все-таки я молю Бога, чтобы он избавил меня от встреч с Маргаритой Сен-Жюст, пока я нахожусь в вашей прекрасной стране.

Наступило неловкое молчание. Упало мокрое покрывало, как говорится в Англии. Сюзанна печально молчала. Сэр Эндрью крутил пальцами вилку, графиня нервно перебирала свои столовые принадлежности, прямо сидя на стуле с высокой спинкой, лорд Энтони, то и дело выразительно поглядывавший на Джеллибенда, чувствовал себя совсем неуютно.

– Как скоро вы ожидаете сэра Перси и леди Блейкни? – ухитрился шепнуть он хозяину.

– С минуты на минуту, милорд, – прошипел в ответ ему Джеллибенд.

И только он это сказал, как издали долетел до их слуха топот копыт. Он становился все громче и громче, и вот уже зазвенел по булыжнику за окном. А в следующий момент в зал ворвался конюший мальчик и на самой высокой ноте пропел:

– Сэр Перси Блейкни и миледи!

С шумом, звоном оружия и доспехов, грохотом копыт у входа в харчевню остановилась роскошная карета, запряженная четверкой гнедых коней.

На мгновение в уютном дубовом зале харчевни воцарилась неловкая, мучительно-тяжелая пауза. Тотчас же после торжественного известия, принесенного мальчиком, лорд Энтони, чертыхаясь, соскочил со стула и в полном смущении стал давать какие-то указания бедному растерявшемуся Джеллибенду, который, казалось, и вовсе лишился ума.

– Дорогой мой, ради всего святого, – уговаривал его лорд, – постарайтесь удержать леди Блейкни разговором за дверью, хотя бы на несколько мгновений, пока дамы уйдут. Эх! – добавил он с гораздо большей выразительностью. – Как все это некстати.

– Быстрее, Салли, свечи! – закричал Джеллибенд, прыгая то назад, то вперед с одной ноги на другую, чем только лишь увеличивал всеобщую неловкость.

Графиня тоже поднялась, строгая и прямая, пытаясь скрыть возбуждение за еще большим хладнокровием, все время повторяя:

– Я не хочу ее видеть. Я не хочу ее видеть!

В это время возбуждение, вызванное приездом столь важных гостей, достигло снаружи своего апогея.

– Здравствуйте, сэр Перси! Здравствуйте, миледи! К вашим услугам, сэр Перси! – доносилось единым бесконечным хором, сквозь который едва можно было различить причитания: – «Не забудьте бедного слепого! Помилосердствуйте!»

И вдруг сквозь весь этот хор прорвался ясный и нежный голос:

– Оставьте беднягу в покое. Покормите его за мой счет. – Голос был низким и музыкальным с приятным иностранным акцентом, особенно на согласных.

Все находящиеся в зале замолчали и насторожились. Салли со свечами стояла у противоположной двери, ведущей наверх, в спальни, графиня имела вид воплощенной ненависти, Сюзанна, смотревшая на дверь с тайной надеждой все же увидеть любимую школьную подругу, в любой момент была готова послушно отправиться за матерью.