Первый выбросился из окна своей квартиры на двенадцатом этаже. В официальном сообщении пресс-службы «Бытия» сообщалось, что причиной смерти был сердечный приступ. Возможно, это и так, возможно, судмедэксперт не погрешил против истины. Говорят, что когда человек падает с большой высоты, у него от страха разрывается сердце и о земную твердь ударяется уже мертвое тело.

Но второй выстрелил себе в голову из охотничьего ружья. И никто не решился написать в официальном заключении, что причиной смерти был дурной запах изо рта.

В одноместной комфортной палате Дианы была хорошая мебель, душ, удобства, но не было телевизора, не было компьютера с интернетом, ей не приносили свежих газет. Единственным окном в мир для Дианы была Лиля. Лиля приходила почти каждый день. Лиля приносила почитать прошлогодние журналы Cosmopolitan. Они громоздились стопкой на тумбочке, Диана их практически не открывала.

Лиля рассказала о том, что происходит в «Бытии», но вкратце. Она не хотела, чтобы Диана волновалась. Тем более что сама Лиля ушла из «Бытия». Устроилась на работу в «А.Д.». Лиля рассказала, что происходит в холдинге. В «А.Д.» все было хорошо, корпорация выдержала удар кризиса. И теперь, пользуясь крахом нескольких конкурентов, увеличивает долю рынка и обороты.

Лиля работала на должности, которую раньше занимала Диана.

Это временно, пока Диана не поправится, так сказала Лиля, она просто держит для нее место.

Диана не поверила. Скорее всего Лиля просто успокаивала ее. Однажды Диана увидела у Лили визитку. На визитке значилось: начальник отдела региональных продаж.

Диана вспомнила, что ей, Диане, так и не напечатали визитки с указанием ее новой должности. Она окончила курсы повышения квалификации, но не успела пройти формальности, так это называлось. Не прошла через какой-то обряд. И до самого отпуска числилась как врио – временно исполняющая обязанности. Временно. А потом отпуск. Самолет. И она оказалась здесь.

Сначала Диана просила, чтобы сообщили ее родителям, позвали ее родителей. Диктовала имена и адрес. Доктор молча кивал и делал записи в своем блокноте.

Потом Лиля сказала, что ее родители – ее настоящие родители – оповещены. Они регулярно получают самую свежую информацию о состоянии дочери. Но свидание пока нецелесообразно. Потому что Диана… в общем, у нее конфабуляция, синдром ложной памяти. И она, возможно, не помнит своих родных, а помнит вместо них других. И если вдруг она не узнает своих родителей при встрече, то для них это будет серьезный шок. И Диане тоже будет хуже, стресс отбросит ее на несколько шагов назад, на несколько ступеней вниз, дальше от цели – выздоровления.

Однажды вечером, когда доктор делал полный осмотр, заглядывал Диане в открытый рот и наклонился над ней, Диана изловчилась вытянуть из кармана доктора мобильный телефон. Как только закрылась дверь, она стала звонить. Она помнила номера наизусть, у Дианы была хорошая память на цифры. Она набрала номер телефона Мака и номер телефона квартиры родителей.

Телефон Мака не отвечал. Вернее, за Мака ответила автоматическая девушка: абонент вне зоны действия сети. И так всю ночь, и все утро, до следующего визита врача. По номеру родителей ответил незнакомый мужской голос, и Диана, испугавшись, нажала кнопку отбоя.

Утром она вернула мобильный телефон доктору. Сказала, что он случайно выронил телефон на ее кровать.

Перед этим она стерла в журнале вызовов свои звонки.

За окном разлилась холодная темная ночь. Безглазая, укутанная низкими облаками. Диана стояла у окна и смотрела вдаль. В никуда.

Сколько хватало глаз, до самого горизонта, высились одинаковые коробки многоэтажек, расцвеченные освещенными окнами. Диана не понимала, где она, в каком районе: по виду это мог быть Проспект просвещения. Или Приморский проспект. Или Проспект ветеранов. Это мог быть любой спальный микрорайон.

Клиника занимала высокое, отдельно стоящее здание, окруженное железным забором. Палата Дианы была на восьмом этаже. Окно в палате не было зарешечено, но на ручке, которой открывалась створка стеклопакета, стоял блокиратор. Блокиратор да толстое стекло – этого достаточно, чтобы избежать нелепых случайностей. Ставить решетки на окнах восьмого этажа администрация клиники не видела смысла. Никакой вор или злоумышленник не заберется по отвесной стене на такую высоту. Что же касается тех, кто внутри…

Это частная клиника, а не психиатрический диспансер. Здесь лечатся нормальные люди. У них могут быть некоторые ментальные трудности, такие, как синдром ложной памяти, но они не сумасшедшие, нет. Им не придет в голову выбрасываться из окон.

Это дорогая и престижная частная клиника, а не психиатрический диспансер специализированного типа, в котором содержат опасных для общества типов. Даже не психиатрическая клиника. Лиля говорила, что главная специализация клиники – гинекология. Сложные случаи. Но здесь есть все необходимые специалисты, и психотерапевты в том числе. Лиля говорила, что у нее в этой клинике хорошие знакомые. Это связи по ее прошлой работе в фармацевтическом холдинге «Бытие». Здесь, в этой клинике, проводили независимые медицинские испытания новых лекарственных препаратов. На добровольцах. «На добровольцах, – сказала Лиля и отвела глаза, – ну, или как-то так».

Клиника называлась Centauro. Эмблемой клиники было изображение кентавра – наполовину человека, наполовину лошади. Эмблема была отштампована на постельном белье, полотенцах и салфетках.

Диана спросила доктора, и доктор охотно рассказал ей, что в Древней Греции кентавры считались хранителями знаний по медицине, лучшими составителями целебных снадобий.

– И ядов, – сказала Диана, – кажется, от ядовитой крови кентавра погиб Геракл.

– Геракл? – удивленно спросил доктор. – Я не знал, надо прочесть![12]

Целебные снадобья, которые приносил доктор, Диана отправляла в унитаз. Но иногда ей делали уколы или ставили капельницу. После инъекций Диана подолгу лежала на кровати, бессмысленно вперив взор в потолок. Или спала.

Инъекций не было уже несколько дней. А таблетки, розовые и желтые, растворялись в канализационных стоках. Диана стояла у окна и смотрела в ночь. И думала.

О Маке.

Лиля сказала, что никакого Мака нет. Не было и нет. И даже показывала какую-то книгу, в которой якобы написано про Мака – Диана не стала ее читать. Ей было страшно. Лиля сказала, что Мака никогда не было. А та футболка, которую Диана нашла в ванной, с пятнами крови, это была даже не футболка, а просто тряпка для пола, старая тряпка для пола, в пятнах от ржавчины, осыпавшейся с труб.

Диана вспоминала. Она вспоминала, и воспоминаний было так много: что делал Мак, как выглядел Мак, и разговоры, разговоры. она не могла бы придумать так много! И, даже если книжка, Диана не смогла бы так много запомнить! Вот, например, Мак говорил, что когда она засыпает.

Диана услышала глухой стук о стекло, с внешней стороны. Опустив глаза на карниз, она увидела на карнизе крупную серую ворону. Ворона смотрела на нее сбоку, одним глазом, как смотрят птицы.

Диана сорвала блокиратор и распахнула окно. В палату хлынул свежий, прохладный воздух, Диана вздохнула, набрала полную грудь, легкие как будто обожгло, голова закружилась.

Мак сидел на стульчике у кровати и улыбался, глядя на нее.

– Мак, Мак, Мак! Мак, где ты был так долго, куда ты пропал?

– Я не пропал. Я не мог пропасть. Я думал о тебе все это время.

– Я тоже. я тоже думала о тебе. Даже когда спала. Ты мне снился. Мне снилось, что ты рядом, мы вместе.

– Я знаю. Мы были рядом. Я просыпался и видел в своей постели змею.

– Ты. ты знаешь?

– Да, теперь знаю.

– Но ты же боишься змей?!

– Больше не боюсь. Птицы боятся змей, потому что змеи разоряют их гнезда, выпивают нерожденных детей. Но мы, мы с тобою – совсем другое. Знаешь, я понял, что люди бывают трех видов. Есть мужчины и женщины, и они сами по себе. Каждый сам по себе. Им так лучше. Они тоже сходятся и заводят семьи, ведь это положено так, у них бывают чувства, даже любовь, но каждый из них может жить сам, один, одна. Так гораздо удобнее! Но есть третьи. Они тоже как мужчины и женщины, но они не целые друг без друга.