Мужчина сделал знак, что его речь окончена, и отошел от микрофона. Зал взорвался овацией. Ди-джей врубил музыку. Праздник начался.

Руководитель городского отдела маркетинга, выполнявший роль распорядителя мероприятия, стал быстро прохаживаться между столами, приглашая гостей рассаживаться, наливать вино в бокалы, раскладывать закуску. Дело пошло проворно, зазвенело стекло, застучали о фарфор мельхиоровые вилки. Тут и там стали раздаваться локальные тосты.

Через полчаса, когда атмосфера значительно потеплела, музыка снова смолкла. На этот раз сцену заняли аниматоры – небольшой коллектив студентов творческого вуза, со стандартным набором конкурсов, фокусов и танцев.

Сыграли в игру на выбывание, с кружением вокруг стульев, число которых всегда на один меньше, чем участников конкурса. Уравновешивая навыки конкуренции способностью к кооперации, сыграли в игру на взаимную поддержку, когда те же стулья выдергивались из-под улегшихся квадратом мужчин и они должны были держать друг друга. Угадывали номер телефона Деда Мороза. Соревновались в галантности, признаваясь в любви Снегурочке стихами из школьной программы.

Часть сотрудников принимали в конкурсах активное участие, другие не выходили из-за столов, предпочитая вкушать и пить. Временами менялись.

Когда программа аниматоров исчерпала самое себя, артисты простились с публикой и, спешно собрав реквизит, исчезли. Диджей включил танцевальную музыку. К тому времени все были уже навеселе.

Пляски, однако, начинались весьма пристойно. Под Элвиса Пресли пузатый начальник склада изображал рок-н-ролл. Под Стинга сэйлз-менеджеры аккуратно вели в медленном танце своих коллег женского пола, а директора бизнес-единиц холдинга учтиво приглашали среднего возраста бухгалтерш. Под DJ Romeo молодежь показывала, что она умеет, а старички скромно стояли в сторонке. Зато под «Арабески» весело танцевали диско сотрудники всех возрастов и ступеней иерархии.

Время от времени танцующие возвращались к столам, наполняли и опустошали свои бокалы. Общение становилось все более неформальным, а поведение раскрепощенным.

И тут цепочка официантов внесла горячее: бифштексы и отбивные с гарниром, – а за горячим – крепкие напитки: водку, коньяк, виски. Нагулявшие аппетит офисные клерки набросились на мясо. Они резали его крупными кусками и проглатывали, едва прожевывая, заметно наслаждаясь трупами и чокаясь рюмками со спиртным. У кого-то по уголкам губ текла красная жидкость от бифштекса с кровью.

Вдруг один стол опустел: отдел рекламы удалился за ширму в углу залы. Вскоре они появились, переодетые в карнавальные костюмы. Костюмы были сделаны из кусков полупрозрачной ткани, искусственных перьев и кожаных ремней. Директор по рекламе изображал Диониса. Он вышел в короткой набедренной повязке и с большим, серебристым кубком в руке. Его окружали вакханки – молодые рекламщицы в бикини, украшенные цветами, приколотыми к трусикам и бюстгальтерам, и в бело-зеленых венках.

Дионис подошел к микрофону и завопил:

– Пейте и веселитесь, иначе я накажу этот город священным безумием!

Вакханки завизжали и бросились врассыпную к столам, вытаскивая коллег на танцпол и провоцируя грязные танцы. Диджей поставил сальсу, которая сменилась завываниями ар-эн-би.

Музыка становилась все громче. Народ пошел в полный отрыв. Тут и там возникали очаги разврата и непристойностей. Финансовый директор, молодая женщина лет тридцати, танцуя спиной к заведующему хозяйственной частью, терлась о его бедра задницей и временами наклонялась вперед. Начальник отдела городских продаж, обнимая за талии сразу двух девушек, целовал попеременно обеих взасос. А трое логистов зажали аппетитную девушку-маркетолога и мяли все ее прелести шестью руками.

Постепенно пары, тройки и группы уползали с танцпола в темные углы залы, где творилось нечто невообразимое.

Оставшиеся за столами участвовали в оргии по-своему, опрокидывая в себя рюмку за рюмкой и вращая остекленевшими глазами. Кто-то свалился на пол, другой уронил тяжелую голову на стол. Самый стойкий, директор по закупкам, неумолимо наполнял посуду спиртным и провозглашал все время один и тот же тост: «А теперь выпьем за наших прекрасных женщин из отдела складского учета!»

Прекрасные женщины, кто не танцевал и не исчез в углах и за шторами, стягивали с себя кофточки и, блаженно улыбаясь, пили вино и присаживались на колени к отупевшим коллегам мужского пола.

Было шумно, душно и безумно весело, как будто назавтра назначили конец света или, наоборот, собравшиеся узнали о том, что они бессмертны. Звучала музыка, громкие разговоры, падали стулья и звенела посуда. Поэтому удивительно, что все услышали крик. Как же пронзительно и долго нужно было кричать!

Сразу два десятка людей кинулись из залы на вопль. Он раздавался из туалета. Распахнув двери, увидели девушку, поднявшую руки к голове и заходящуюся в крике, едва переводящую дыхание и вопившую снова и снова, как может кричать не человек,а только зверь, от безумного, громадного животного страха и отчаяния.

Девушка стояла перед распахнутой дверью кабинки.

В кабинке, на стульчаке, неестественно выгнувшись назад, сидел мужчина.

В его груди торчала рукоять длинной вилки с тремя зубьями, воткнутой в самое сердце.

Огромная неуютная комната с немытыми окнами во всю высоту была заставлена столами с компьютерами и принтерами. На облупленной краске стен яркими пятнами блестели постеры из глянцевых журналов и модные репродукции картинок соц-арта, начиная с неизбежной в таком заведении строгой женщины, приложившей указательный палец к устам – «Не болтай!», и заканчивая смешными толстыми нэпманами, которых давил спускающийся с небес пролетарский кирзовый сапог.

Современный офисный стиль, экономия площадей и отрицание права работника на личное пространство добрались и до органов правопорядка. В прошедшем году следственное управление выделили из прокуратуры, где у следователей были свои кабинеты, пусть и по одному на двух-трех сотрудников. Всех переселили в это грязноватое помещение с картинками, новое только в смысле перемены места, как в старом анекдоте про отель, где каждую неделю меняют постельное белье – между номерами.

Воистину в этом мире изменения происходят от плохого к худшему.

Лишь в этом убедила реформа следственных органов Катаева Павла Борисовича, следователя по особо важным делам. Как иначе он мог объяснить то, что он, «важняк», вместо отдельного кабинета имел теперь стол в углу общей комнаты, где должен был работать, в шуме и гомоне, вместе с желтоперой молодежью?

Считать себя опытным, матерым следователем Катаева заставляло уязвленное самолюбие и амбиции. То, что он стал ветераном следствия и занял должность «особо важного», было возможно только на фоне текучки кадров. Выпускники юридических вузов на работе в прокуратуре не задерживались. Особенно парни. Ведь мужчина должен содержать себя и семью, а с окладом следователя это едва ли возможно. Левых денег тоже не заработать – много ли возьмешь с трупа… Тем более что большинство убийств, которые приходилось раскрывать, работая в районной прокуратуре, были результатом разборок в среде малообеспеченных слоев населения. Стандартный сюжет: пьяный мужик зарезал собутыльника в своей собственной квартире, превращенной в притон, где его и обнаружили утром, рядом с трупом. Мужика опохмелили, и он написал чистосердечное признание. Или муж убил тещу за комнату в коммуналке. Или жену, потому что достала. Или жена убила мужа, под горячую руку попался. А то и вовсе бомжи чего-то не поделили и замочили одного из своих.

Заказные убийства, связанные с профессиональной и коммерческой деятельностью или политикой были приятным, но редким исключением.

Пацаны, если не удавалось пристроиться к «экономическим» преступлениям, вообще оставляли государственную службу и шли шакалить в коммерцию. Оставались девчонки, которых содержат мужья, или хахали, или папы с мамами. Девицы и делали карьеру.