– Уолтер, мы искали мотив, который бы заставлял Лаверна желать моей смерти. Теперь он есть. Вы понимаете?

– Не совсем. Я думал, что догадался, что это он.

– Хорошая мысль. Если Лаверн встречался с Мари, он мог и убить ее. Вы тоже подумали об этом?

– Во-первых, – мрачно повторил он, – она точно мертва.

– Если Лаверн убил ее, то ему нельзя допустить, чтобы ваш отец получил официальное решение, гласящее, что она мертва. Ни один судья, вне зависимости от того, насколько сильно на него влияние вашего отца, не издаст такого решения, не вникнув сколько-нибудь в дело. У Лаверна должны быть причины полагать, что любое расследование может его изобличить. И ему надо остановить расследование, уничтожив единственную к тому причину. Если бы я была убита, ваш отец, по-видимому, взял бы назад свое прошение об объявлении Мари умершей.

– У нас по-прежнему нет доказательств, – настаивал Уолтер.

– Пока нет, – признала я. Теперь, когда мы почувствовали, что Лаверн, должно быть, виновен, дело для меня прояснилось. – Если его тревожит, что расследование может что-либо вскрыть, значит, тело Мари спрятано где-то неподалеку от плантации.

Уолтер кивнул.

– Вот почему я хотел укрыться здесь и понаблюдать за кладбищем. Если Лаверн ее убил, именно здесь он должен был спрятать тело. Как вы только что сказали, если оно не где-то рядом, с чего бы ему так тревожиться и идти на риск второго убийства, чтобы скрыть первое? Если бы он сбросил тело в реку и его унесло в море или оно зацепилось за корягу и до сих пор не найдено, с чего бы ему беспокоиться? Мари нет уже давно.

– Год, – отозвалась я. – Около того.

– Сегодня исполняется ровно год, – с полной определенностью сказал он. – У меня появилась идея. Может быть, она совсем сумасшедшая, как и многие другие идеи, приходившие мне в голову, но думаю, что ее стоит обсудить.

– Уолтер, заслуживает внимания все, что вы говорите. Вы себя недооцениваете.

– Возможно. Не знаю. Как бы то ни было, если Лаверн убил Мари, то лучшее место, где он мог спрятать ее тело, – один из этих склепов.

– Конечно, почему бы и нет, но мы не можем все их открыть.

– В этом нет нужды, – таинственно проговорил он.

– Я не знаю, Уолтер. Если открыть любой из них, останутся следы. Они зацементированы, а некоторые заложены сверху кирпичом.

– Верно. Открывая склеп, наделаешь шума. Днем он наверняка не мог этим заняться, а ночью разбудил бы кого-нибудь. Если только…

– Если только что? – спросила я, заинтригованная его догадкой.

– Если только кто-то еще не был похоронен в тот же день и цемент не успел затвердеть, и тогда все, что ему пришлось сделать, – это удалить цемент между плитой и склепом. Потом он мог положить плиту на место, добавить немножко свежего цемента, который легко намешать. Его много хранится в складских сараях.

– Уолтер, все что нам надо сделать, – это отыскать склеп с сегодняшней датой, но ровно год назад.

– Это не может быть один из семейных склепов, – продолжал он, – потому что давно уже никто не умирал. Значит, это должно быть в том большом со всеми этими нишами. На некоторых из них нет дат рождения и смерти. У людей, погребающих там своих мертвых, денег хватает только на то, чтобы высечь на плите имя.

– Тогда как же мы ее найдем? – спросила я.

– Есть одно, чему все люди на этой плантации следуют неукоснительно. Ровно через год после кончины кого-либо из семьи оставшиеся в живых приходят на кладбище и кладут у могилы цветы. Это нечто вроде неписаного закона. Значит, если кто-то был погребен в этот день год тому назад, сегодня сюда рано или поздно придут с цветами. Этого мы и ждем.

– А ваш папа считает, что вы не смогли бы управлять плантацией, – произнесла я с нескрываемым восхищением.

– Иногда я думаю, что смог бы, если бы получил такую возможность. Но уж если когда ты подрастешь, все считают тебя тупицей, ты никогда не получишь возможности доказать, что это не так. И очень скоро вы тоже начнете думать, как все. Я подумал еще кое о чем.

– Слушаю, – сказала я.

– Было бы не так уж плохо жениться на вас. То есть, если бы вы смогли меня выносить.

– Уверена, что мы прекрасно поладим, но, Уолтер, вы ведь знаете, что это невозможно.

– Знаю. Да, знаю, наверняка. Я только подумал, что это стоит сказать. Поверьте мне, то, что мы докажем, что Лаверн убил Мари, для отца ничего не изменит. Вот увидите. Он объявит, что мы в любом случае поженимся.

– Я надеюсь, что это могло бы изменить дело. Его лучший друг убил его невестку.

– Не изменит. Я знаю папу.

– Мне кажется, – сказала я, – что мы немножко забегаем вперед. Мы пока еще не нашли Мари. Мы не знаем наверняка, убил ли ее Лаверн. Даже если бы нашли ее тело, как мы докажем его виновность?

– Он явно думает, что мы можем это сделать, иначе не пытался бы убить вас, чтобы папа не возобновлял поиски Мари.

Уолтер откинулся назад, прикрыв шляпой глаза от солнца.

– Я устал. Смотрите зорче, Джена. Увидев кого-нибудь, разбудите меня.

И мне осталось тихо сидеть, держа кладбище под постоянным наблюдением. Перед самым полуднем на кладбище пришла женщина, но без традиционных цветов. Она держала лопатку, которой почистила вокруг одной из семейных могил. По-видимому, ее наняли ухаживать за могилой. Через полчаса она ушла.

Вскоре после этого проснулся Уолтер. Теперь мы разговаривали мало. Мы оба были поглощены размышлениями об окончательном разрешении этой безумной затеи, возникшей из честолюбивого желания Клода иметь внука.

Была середина дня, когда худой сгорбленный человек прошел прямиком к большому склепу. Он нес маленький букетик цветов. Каждая ниша имела крюк с металлической урной. Мужчина поставил цветы в одну из них, на несколько минут склонил голову и ушел. Мы дали ему двадцать минут, прежде чем поспешили к склепу. Цветы отмечали нужное нам место.

– Теперь припоминаю, – сказал Уолтер, – это были похороны маленькой девочки. Лет, наверно, трех-четырех. Она умерла от лихорадки и в этот самый день была здесь погребена. – Он изучил скрепляющий цемент. – Не вижу ничего приметного, но Лаверн, конечно, все загладил, положив свежий цемент. Мне нужно съездить обратно за какими-нибудь инструментами. Вы останетесь здесь. Я быстро.

Он поспешил туда, где была привязана его лошадь, и я услышала, как он ускакал полным ходом. Я раздумывала, не совершаем ли мы грубой ошибки. Осквернение могилы, пусть бы и работника с плантации, было делом необычным, и если мы ошиблись, нам предстоят тяжелые объяснения. Кроме того, если тело Мари здесь, у нас все равно не будет доказательств виновности Лаверна, хотя теперь я уже была уверена, что это дело его рук.

Уолтер вернулся меньше чем через полчаса с остроконечными маленькой киркой и рычагом, а также с молотком. Он привязал лошадь к кладбищенской ограде. Мы не видели больше нужды таиться.

– Папа взовьется, если мы ошибаемся, – сообщил мне Уолтер, – но мы это сделаем.

Я сказала:

– Уолтер, сколь бы важно это ни было для меня, я надеюсь, что мы не найдем там тела Мари. Надеюсь, что она жива и однажды вернется к вам.

Он покачал головой.

– У меня предчувствие. Она там.

Он начал работать, выбивая старый цемент, пока не освободил плиту. Взявшись за рычаг, он глубоко вздохнул и открыл склеп.

Под самой плитой, едва не задевая ее, находилось втиснутое внутрь тело женщины. Оно лежало, отчасти опираясь на детский гробик, погребенный здесь год тому назад.

Уолтер, вскрикнув, быстро отвернулся. Он обеими руками закрыл лицо и бросился бежать, спотыкаясь, пока не исчез среди лесной поросли. Мне все еще были слышны его рыдания.

Я на его лошади вернулась на плантацию, где вызвала Клода. На обратном пути с Клодом, который мрачно ехал рядом, я так дрожала, что пришлось уцепиться за седло.