– Дэвид далеко не посредственность, и вы это знаете, – гневно возразила я.

– Скажем, я это допускаю. Дэвид, разумеется, не получит своего контракта. Завтра ему будет предложено покинуть Новый Орлеан, и он не возьмет с собой никаких писем, удостоверяющих его способности. Скорее, известия о происшедшем будут опубликованы во многих газетах, возможно, по всему миру. Я бы прямо сказал, что карьера Дэвида кончена.

– Тогда зачем обо всем этом толкуем? – спросила я.

– Затем, моя дорогая девочка, что я, если сочту необходимым, могу восстановить его в прежнем положении. Совет ко мне прислушается. Он даст Дэвиду еще один шанс, и если вы так уверены в его способностях, вы очень хорошо знаете, что он им воспользуется и сразу сможет снова принять управление оркестром во Французском Опера Хаус.

– Вы уверены, что можете это сделать? – спросила я.

– Знаю, что могу, Джена, дорогая моя Джена, признаюсь, что я имею некоторое отношение к происшедшему. Это был единственный способ заставить вас выслушать меня. Я должен был это сделать и сделал бы опять.

– Другими словами, если я соглашусь выйти за Уолтера, Дэвид получит свой шанс и воспользуется им. Если откажусь, с карьерой Дэвида покончено.

Клод медленно наклонил голову.

– Боюсь, вы почти правы. Теперь, прежде чем проклясть за содеянное, выслушайте меня. Постарайтесь отыскать в вашем сердце толику сочувствия ко мне. Мне нужен внук. У меня он должен быть. Если один только Уолтер будет после моей смерти носить мое имя, все, ради чего я трудился, пойдет прахом. С кончиной Уолтера умрет и имя. Я должен сохранить его, увековечить, ведь оно столь многое олицетворяет. Я оставлю своему внуку состояние в деньгах и в могуществе больше, чем ему когда-либо понадобится. Я оставлю ему плантацию, которая будет постоянно возрастать, богатство, с помощью которого он может сделать много добра. Я сам не эгоистичен и не думаю, что он вырастет эгоистом. Я внушу ему, что он никогда не будет испытывать недостатка в деньгах и узнает, что они дают влияние, но ими и надо делиться. Часть состояния надо обращать в дела, которые радуют всех.

Я подавила почти неудержимое желание молча выйти от него, потребовать кабриолет, уехать в Новый Орлеан и сразу остаться с Дэвидом.

– Уолтер не хочет на мне жениться, – сказала я.

– Уолтер понятия не имеет, что для него хорошо. Он женится на вас.

– А если предположить, что нет? – спросила я.

– Дорогая моя, говорю вам, он сделает все, что я скажу.

– А если, предположим, вдруг появится Мари?

– Не появится. Она слишком давно уехала. Больше года. Нет… нет, как раз через день или два будет год. Она не хочет возвращаться. Думаю, у нее был тайный любовник, и она сбежала с ним. Я уже предпринял шаги, чтобы ее официально объявили умершей. Это скоро должно быть улажено. Сразу после этого вы выйдете за Уолтера.

– К тому времени репутация Дэвида будет уничтожена без всякой надежды на восстановление, – сказала я.

– Совершенно верно. Но если вы дадите мне слово… и я приму его… что выйдете за Уолтера, я позабочусь о том, чтобы Дэвиду предоставили другой шанс. Вы знаете, что я могу это сделать.

– Почему я? – спросила я, в глубине души потеряв всякую надежду. – Почему не какая-нибудь другая девушка, которая не любит другого?

– Мой внук должен быть хорошей крови. Род с исключительной кровью найти нелегко. С вашими предками, с вашим воспитанием я знаю, что получу. Другой такой не может быть. Я решил это уже давно.

– Я хочу поговорить с Дэвидом, прежде чем принять решение, – сказала я.

– Разумеется. Все, что пожелаете. Непременно сообщите молодому человеку, что он будет руководить оркестром, когда мы опять поставим новую оперу. Скажите ему, что у него будет чуткая и благожелательная публика и что начнется его карьера как большого дирижера.

– Есть еще одна проблема, сказала я. – Не отнеситесь к ней несерьезно, мистер Дункан, поскольку она действительно существует. Моей жизни угрожает опасность с тех пор, как я здесь живу. Не знаю, почему и кто стоит за этим, но дважды меня чуть не убили.

– Обещаю вам принять все возможные меры, чтобы вы были в безопасности и счастливы.

– Вы должны пообещать мне, что если Мари вернется до того, как я выйду за Уолтера, наше соглашение перестанет действовать.

– Очень хорошо. Мари не может вернуться по прошествии столь долгого времени. Я согласен.

– Я отвечу вам завтра вечером, – сказала я. – Завтра я поеду в Новый Орлеан и поговорю обо всем с Дэвидом.

Клод покачал головой.

– Дорогая моя, это будет ваше решение, а не Дэвида. Он станет умолять вас не уступать мне, но я уверен, что вы видите в этом смысл. Чем больше вы об этом думаете, тем лучше знаете, что я прав. Выносите сына Уолтера, и на этой земле будет мало такого, чего вы не сможете иметь. И не будет ничего, чего бы я не сделал для вас.

Я поднялась.

– Покойной ночи, мистер Дункан.

Я выбежала из комнаты и поднялась в свои покои, прежде чем потерять самообладание и разрыдаться. Я не хотела, чтобы он это видел. Ни Клод, ни кто-либо еще. Я уже знала, что скажу Дэвиду. Решение было принято после разговора с Лаверном Кейветом. Предложение Клода только укрепило меня в нем. Я должна убедить Дэвида посмотреть на это моими глазами – ради него самого.

Я заснула, хотя далеко не спокойно. Дважды я едва не встала, чтобы одеться и ехать в Новый Орлеан, хотя до рассвета оставались еще часы. Едва начало светать, я покинула плантацию, не встретившись ни с кем, кроме заспанного, раздраженного конюха.

Новый Орлеан еще пробуждался, когда я достигла его, хотя на улицах была суета с ее почти обычным шумом и неразберихой.

Я оставила кабриолет в конюшне, прошла довольно далеко оттуда до отеля Дэвида, находившегося не в том районе, где стояли самые нарядные здания.

Служащий за стойкой послал боя разбудить Дэвида и сказать ему, что я в ресторане. Через пять минут Дэвид спустился. Он, как и я, спал плохо и встал с рассветом.

Полностью игнорируя правила приличия, я позволила ему обнять себя и нежно поцеловала, только потом мы уселись за стол, где улыбающаяся официантка приняла наш заказ.

– Вчера вечером я говорила с Клодом, – сказала я.

– Полагаю, он отрицал какую бы то ни было свою причастность к плану разрушения моей карьеры?

– Нет, Дэвид. Он это признал.

– Ему пришлось бы. Как бы он смог это отрицать? Публика пришла в оперу с карманами, набитыми петардами. Это должно было быть спланировано и, конечно, я быстро понял, что так оно и есть. Двое моих музыкантов признались, что им заплатили, чтобы они плохо играли и сбили весь оркестр. Я попытался сделать так, чтобы их признание напечатали в газетах, и все бы узнали правду о случившемся, но… вам нетрудно догадаться, что из этого вышло.

– Клод либо владеет газетами, либо властвует над ними, – сказала я. – Я знаю, дорогой.

– Что он сказал вам помимо признания, что погубил мою карьеру?

– Если я соглашусь выйти за Уолтера, он попросит совет, руководящий Французским Опера Хаус, предоставить вам еще один шанс.

– Я этого не хочу, – горько сказал он. – Для меня с этим городом все кончено… Я… что я говорю? – Он на мгновение склонил голову. – Конечно, я хочу еще одного шанса, но не на таких условиях.

– Лаверн Кейвет предложил нам помощь, – сказала я.

– Итак, у нас есть по крайней мере один друг. Какова же будет его помощь? Он никак не в состоянии повлиять на совет директоров.

– Что мы станем делать? – спросила я.

– Правду сказать, перед тем как мне сообщили, что вы ждете меня, я укладывал вещи. У меня достаточно денег, чтобы нам обоим уехать из города. Где-нибудь я найду работу, любую работу, и начну устраивать вторую возможность собрать оркестр. Это будет нелегко…

– Дорогой, – сказала я, и мое сердце болело за него. – Это невозможно. Клод будет вмешиваться всякий раз, как вы попытаетесь вернуться к вашей профессии. У него везде связи. Это безнадежно.