Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Польша в тот период не без основания рассматривалась и руководством СССР, и высшим командованием Красной армии как наиболее вероятный противник в будущей войне. С учетом сказанного КРО и ИНО ОГПУ были обязаны внимательно отслеживать процессы, происходящие в соседней стране.

Одним из лучших советских агентов, работавших «по Польше», был штабс–капитан русской, а затем и польской армии Виктор Антонович Илинич, человек весьма странный и противоречивый. В нем самым странным образом сочетались исключительная добросовестность при добывании информации, причем первостепенной важности, и непреодолимая склонность к жульничеству в денежных делах.

Завербовал Илинича еще в феврале 1924 года резидент Разведупра РККА в Варшаве Семен Пупко, взявший себе рабочий псевдоним Фирин. Впоследствии он стал весьма известной личностью под двойной фамилией Фирин–Пупко {83} .

К моменту вербовки Илинич входил в состав ПОВ – Польской организации войсковой, тесно связанной с пресловутой «двуйкой» – 2–м отделом польского генштаба.

Илинич оказался прирожденным вербовщиком. В короткий срок, используя свои связи и знакомства в различных слоях польского общества, особенно в военной среде, он создал небольшую, но весьма эффективную группу источников информации. В варшавской резидентуре Разведупра, которой руководила Мария Скаковская (одна из четырех женщин–разведчиц, награжденных орденом Красного Знамени), и в Центре он считался исключительно ценным агентом.

В июне 1925 года Виктор Илинич (оперативный псевдоним Лебедев) был изобличен контрразведкой и осужден. В тюрьме он пробыл около трех лет, после чего его обменяли на несколько арестованных в СССР польских шпионов. Арестована и осуждена к пяти годам каторги была и Скаковская. Ее обменять не удалось. По отбытии срока наказания она вернулась в СССР и перешла на гражданскую работу.

В Москве Илинич числился в Разведупре на должности с неопределенными обязанностями – «для поручений». В конце концов ему это надоело, и он ушел на хозяйственную работу в «Сахаротрест».

Илинича хорошо знал начальник одного из отделений ИНО Казимир Барановский, сам поляк, переведенный в ОГПУ из Разведупра. Он–то и рекомендовал Артузову забрать Илинича в ИНО, поскольку тому в «Сахаротресте» успело надоесть.

О возвращении в Варшаву даже нелегальным путем нельзя было и помышлять – там Илинича слишком хорошо знали. Потому он обосновался в Данциге, где и развернул активную работу по Польше. Располагая несколькими «железными» паспортами ряда стран, Илинич свободно разъезжал по всей Европе и каждый раз возвращался с богатым уловом. В Берлине его деятельностью руководили два ответственных сотрудника ИНО – Абрам Слуцкий и Борис Берман.

Как–то Илинич завербовал бывшего польского офицера Филевича, который, в свою очередь, сумел завербовать сотрудника «двуйки» капитана Баранского. Он оказался ценнейшим источником, от него через Илинича потекла в Москву информация исключительной важности. К сожалению, впоследствии Баранский был изобличен Дефензивой (польской контрразведкой) и по приговору военного трибунала повешен.

Если бы не чрезмерная тяга Илинича к твердой валюте…

В 1931 году он сообщил в Центр, что ему удалось завербовать посла Польши в Вене, куда он сам действительно частенько наезжал из Германии. Завербовал на материальной основе, попросту говоря – за деньги. Только на первый взнос высокопоставленному дипломату ему потребовалось 5 тысяч долларов США. Пробная информация от посла оказалась столь важной, что Артузов получил разрешение на эту трату, по тому времени весьма значительную. (Достаточно напомнить, что тогда в США еще ходили золотые монеты достоинством в 10 и 20 долларов.) В общем счете этот польский дипломат, которому был присвоен псевдоним Вишневский, получил от ОГПУ 70 тысяч долларов – сегодня эта сумма равноценна почти миллиону!

Впоследствии этот дипломат занимал посты посла Польши во Франции и… в Советском Союзе!

По словам Илинича, Вишневский при вербовке поставил жесткое условие: ни с каким другим представителем советской разведки он, кроме Илинича, дела иметь не будет. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Даже если нож к горлу приставят, будет все отрицать. Посему проверить правильность расходов, производимых Илиничем, оказалось невозможно.

Откровенно говоря, такую проверку долгое время никто проводить и не собирался. Поскольку информация Вишневского всегда оказывалась не только исключительно важной, но непременно подтверждалась или ходом событий, или данными от других источников.

Увы, позже выяснилось, что никакого агента Вишневского в природе не существовало, хотя некий высокопоставленный дипломат Речи Посполитой действительно в разные годы являлся послом своей страны в Вене, Париже и Москве. Источником Илинича был совсем другой человек, агент Роман, скромный чиновник польского министерства иностранных дел по имени Степан Рыттель, по «совместительству»… муж родной сестры Илинича. Он–то и снабжал за скромное вознаграждение своего шурина точной и своевременной информацией о планах и намерениях польского правительства.

В 1931—1932 годах советская дипломатия прилагала большие усилия для улучшения отношений с Польшей. Итогом длительных переговоров стало заключение советско–польского пакта о ненападении. Полпред СССР в Варшаве Владимир Антонов–Овсеенко и заведующий информационным отделом ЦК ВКП(б) Карл Радек заверяли руководство страны, что подписание этого документа является поворотным пунктом в отношениях между двумя странами, что перед угрозой со стороны Германии (а дело явно шло к захвату власти в Берлине нацистами) Польша неминуемо будет искать дальнейшего сближения с СССР. По элементарной логике так оно и должно было быть. Если бы польское руководство озаботилось в первую очередь интересами безопасности своей страны и народа, а не ослепляющей разум ненавистью к восточному соседу.

Естественно, Сталин, руководствуясь логикой, полностью доверял утверждениям Антонова–Овсеенко и Радека. Настроение ему несколько портили, а затем стали и раздражать прямо противоположные донесения начальника ИНО Артузова. Основываясь на информации Илинича, подкрепленной сообщениями от других надежных источников, Ар–тузов писал, что все миролюбивые жесты Польши в сторону СССР – лишь дымовая завеса польского правительства, что на самом деле оно ведет линию на тесное сближение с Германией.

После торжественного заседания состоялась застольная встреча руководящих работников ОГПУ со Сталиным и другими вождями. Присутствовали на банкете также представители Наркоминдела, других центральных ведомств.

У Сталина была тогда демократическая привычка – с бокалом хорошего грузинского вина в руке он обходил столики, здоровался с сидящими (вернее, встававшими) за ними чекистами, чокался с ними и произносил несколько многозначительных слов. Именно многозначительных, поскольку Сталин никогда, ни с трибуны, ни в дружеском застолье, слов на ветер не бросал. Даже его шутки таили в себе либо поощрение собеседника, либо скрытую угрозу.

Остановившись возле столика, за которым сидели Арту–зов, Слуцкий, еще несколько ответственных сотрудников ИНО, Сталин в общих словах разведку похвалил. А потом, глядя в глаза Артуру Христиановичу, неожиданно задал вопрос, вроде бы с иронией, но ощутимо напряженно:

– Ну а ваши источники, или как вы их там называете, не дезинформируют вас?

И, не дожидаясь ответа, перешел к следующему столу.

Настроение Артузова было мгновенно испорчено. На что намекал вождь? Вполголоса обменявшись мнениями со Слуцким, пришел к выводу: Сталин имел в виду Илинича.

Столкновение двух противоположных точек зрения разрешилось очень скоро в пользу Артузова: 26 января 1934 года Польша заключила с Германией дружественное соглашение сроком на десять лет. Разумеется, это суверенное право каждого государства заключать подобные договоры с любым из своих соседей. Формально у СССР не было ни малейших оснований выражать свое недовольство. Но, по сути дела, этот договор сводил на нет аналогичный советско–польский документ. О настоящих добрососедских отношениях с Польшей теперь и речи быть не могло. Для Польши сия недальновидность обернулась трагедией, начавшейся 1 сентября 1939 года, когда отделение немецких солдат с дружным гоготом отворило шлагбаум на германо–польской границе…

вернуться

83

Из Разведупра С. Фирин–Пупко, уже награжденный ранее орденом Красного Знамени, был переведен в ИНО ОГПУ. Вскоре Ягода направил его на работу в управление строительством Беломорско–Балтийского канала. Именно Фирин–Пупко стал основным организатором знаменитой поездки на ББК большой группы советских писателей и художников, многие из которых стали авторами нашумевшей тогда коллективной книги о «каналоармейцах» и их воспитателях–чекистах. В числе других строителей ББК он был награжден орденом Ленина. Расстрелян в 1937 году. Реабилитирован посмертно.

90
{"b":"108176","o":1}