Лес кончился, они вышли на равнину. Элея, кажется, не была расположена к беседе, а Дерринджер просто не знал, о чем говорить, поэтому довольно долго они шли молча. Наконец на зеленом лугу, покато спускавшемся вниз, они увидели небольшой каменный дом.

– Это то место, которое вам нужно? – спросил Дерринджер.

– Нет, но вы можете оставить меня здесь. Со мной здесь ничего не случится.

– Я обещал, что доведу вас до вашего дома, и я это сделаю. Мы, Спартанцы, выполняем свои обещания.

Она с любопытством посмотрела на Дерринджера.

– На вашем месте я бы здесь не упоминала о Спартанцах.

– Почему?

– Здесь их не все любят.

– Не понимаю, почему. Мы люди честные, непьющие и ответственные. Мы держим свое слово и ни у кого не просим помощи.

Элея ничего не сказала. На мгновение Дерринджер задумался.

– Это, разумеется, был особый случай. Спартанцы обычно не делают долгов. Я вижу, мое общество вам не очень приятно. Я буду считать, что вернул вам долг, лишь тогда, когда доставлю вас туда, куда вы направляетесь, в полном здравии и в безопасности.

– Я уже говорила, что вы мне ничего не должны и провожать меня не нужно. Я сама прекрасно могу защитить себя.

– Я вас не понимаю. То, что я сейчас делаю, не имеет к вам никакого отношения. Я дал обет, а Спартанец не успокоится, пока при первой же возможности не вернет долг тому, кому должен. Иначе ему никогда не знать покоя, он не сможет прямо смотреть в глаза своим товарищам. Наш эфорат[2] считает постыдным для Спартанца иметь долги, поэтому мы избавляемся от них как можно скорее.

– Не думаю, что мне понравился бы ваш спартанский образ жизни, – заметила девушка.

– Спартанцы вам тоже не нравятся.

– Я этого не говорила.

– Но подумали.

– Кажется, вы умнее, чем я предполагала.

Они снова замолчали, пока не увидели дом на лугу.

– Вы сюда шли?

– Нет. Но, возможно, здесь нас накормят.

Элея постучалась.

– Входите, – произнес голос за дверью.

Девушка потянула большое чугунное кольцо и отворила дверь. Элея вошла, за нею последовал Дерринджер.

Стены единственной комнаты были сложены из неотесанного камня. В дальнем конце в очаге жарко горел огонь. Из щелей низкого дощатого потолка торчали пучки соломы. Пространство освещали две керосиновые лампы. Одна из них стояла на длинном деревянном столе в центре комнаты, другая же – на маленьком столике в правом углу. В комнате было двое мужчин и еще какое-то, похожее на краба, существо. В руках мужчины держали музыкальные инструменты, флейту и цитру.

– Я Элея, – представилась девушка. – Я звонила по телефону от миссис Вишну с планетоида.

– Добро пожаловать, Элея, – ответил старший из мужчин. – А ваш друг, кто он?

– Он сам расскажет о себе, – ответила Элея.

– Меня зовут Дерринджер, я Инспектор, как вы можете заметить по униформе, а также Спартанец, о чем говорит эмблема на моем рукаве – красный кинжал.

– Это кинжал? – удивился тот, кто был помоложе. – На нем столько грязи, что я принял его за лопату.

Шутка была неудачной, но старший из мужчин рассмеялся, а Элея улыбнулась.

– Я Эбен, – представился шутник. – Парень, похожий на краба, – Такис, мой напарник. А это хозяин дома Зилов. Мы с Такисом торговцы.

– Я Инспектор, – повторил Дерринджер. – И выполняю обещание, провожая леди туда, куда ей нужно. Таким образом, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Я сделаю вид, что не заметил допущенных нарушений.

– О чем это вы? – удивился Эбен.

– Кому принадлежат музыкальные инструменты, которые вы держите в руках? Советую избавиться от них, пока никто не видел.

Зилов рассмеялся.

– Разрешите напомнить вам, Инспектор, что музыкальные инструменты в Зоне Развлечений не запрещены, – сказал он.

– Если, конечно, у вас есть на них разрешение, в чем я сомневаюсь.

– Кажется, он видит нас насквозь! – воскликнул Эбен. – Инспектор, он же Спартанец, проделал весь этот путь в Зону Развлечений только для того, чтобы напомнить нам о законах. Здорово же вы вывалялись в грязи, Инспектор. Значит, так следят за собой славные Спартанцы или это только ваше личное представление об аккуратности?

Дерринджер непроизвольно потянулся за бластером, но рука Элеи удержала его.

– Он шутит, Дерринджер, – успокоила девушка.

– Довольно грубая шутка.

– Разве она дает вам право убить его за это? Посмотрите, у него нет оружия. Убедитесь сами.

Дерринджер смутился. Он невольно потянулся за оружием, такая уж у него привычка – хвататься за бластер, когда кто-то пытается безнаказанно пройтись по его адресу. Но он совсем не собирался стрелять. Спартанец, даже если ему по чину дано такое право, предпочитает бороться на равных, и готов отказаться от применения оружия, пусть и личного. Сейчас он находится в Зоне Развлечений, и эта шутка, хоть и грубая, здесь, вероятно, является своего рода развлечением.

Кроме того, как это ни странно, этот рыжеволосый торговец с его чувством юмора был ему по душе.

Следовало, однако, помнить, что он в Зоне Развлечений. Записываются ли тут все разговоры? Дерринджер обвел быстрым взглядом комнату и тотчас встретил подмигивающий глазок видеокамеры, укрытой под потолком среди балок. Он представил себе, сколько же здесь микрофонов в каждом углу.

– Да, мы ведем трансляцию, – подтвердил Зилов, хозяин дома, и положил на стол ксилофон. – Вон там наша главная телекамера. – Он указал в конец комнаты, туда, где был очаг, а над ним на стене – большой круглый и плоский предмет из блестящего металла. Две черные точки на его поверхности свидетельствовали о количестве невидимых зрителей по другую сторону.

– Правда, зрителей у нас маловато, – сознался Зилов. – Да и откуда им взяться? В этом доме – кулисы и актерские уборные. Иногда к нам забредает случайный ковбой из глубинки, ищущий кусочек настоящей жизни, чтобы позабыть о комедиях и трагедиях в нашем Секторе № 1.

Дерринджер почувствовал себя перед телекамерой. Лицо его мгновенно одеревенело, руки стали неловкими и мешали. Он испытывал настоящий страх сцены. Ранее, в нормальной жизни, с ним никогда такого не случалось. Разумеется, Зона Развлечений, с ее вездесущими камерами и микрофонами, не являлась нормальным миром. Дерринджер подумал, что вот таким был некогда Голливуд, где позволяли снимать фильмы только потому, что так всем хотелось.

– Итак, как я понимаю, вы останетесь здесь на какое-то время? – справился Эбен у Инспектора.

– Это целиком зависит от мисс Элеи, – сдержанно ответил Дерринджер. – Как я уже говорил, я взялся сопровождать мисс до места назначения, поэтому все решения принимает она. Потом я немедленно вернусь в свою казарму.

– К чему такая официальность? – сердито вмешалась Элея и повернулась к Эбену и Зилову. – Мы будем рады разделить с вами ваш обед.

– Отлично. Но прежде я осмотрю ваши раны, может, надо наложить повязку, – ответил Зилов. – Вам повезло, что не придется накладывать швы. Среди нас нет настоящего лекаря. Как это вы так поранились?

– Леопард, – коротко ответила Элея и этим ограничилась.

– А что касается вас, Инспектор Дерринджер, то могу предложить вам переодеться, если, конечно, шутовской наряд не оскорбит вас.

– Было бы неплохо, – обрадовался Дерринджер. – Как только моя униформа просохнет, я тут же верну вашу одежду.

Ему действительно предложили костюм шута. Дерринджер сразу догадался. Комбинезон: белые ромбы на черном фоне с одной стороны и черные ромбы на белом фоне – с другой. Дерринджера смутил этот костюм, он не хотел в него облачаться. Негоже Инспектору вызывать смех и улыбки. Однако выхода не было. «Это ненадолго, – утешал он себя. – Скоро я получу назад свою высушенную и чистую униформу».

Зилов поставил на стол миски с тушеным мясом из котла, в котором что-то продолжало булькать. На столе появились буханка крестьянского хлеба и несколько бутылок темного пива. На экране телепередатчика возникло еще несколько темных точек. Дерринджера удивило, что число зрителей, наблюдающих за тем, как они едят, выросло по сравнению с количеством следивших за их ссорой. Но он ничего не сказал.