На этот раз пришла очередь Брима покраснеть — он почувствовал, как щеки вспыхнули пожаром.

Она улыбнулась — от нее ничего не ускользало.

— Да, мой карескрийский любовник, — шепнула она, — я даже сейчас представляю себе, как ты окажешься у меня между ног.

Они уже подходили к главному входу, где стоял целый караван лимузинов с шоферами, ожидающих у тротуара, чтобы везти двор Мустафы к их новой резиденции в Авалоне.

Брим глубоко вздохнул. Он никогда не встречал женщины, подобной Реддисме, и не думал, что еще когда-нибудь встретит.

— Ты знаешь, где вы будете жить? — спросил он.

— Да, — ответила она, изобразив на лице приятное удивление. — Мы с Мустафой будем жить прямо в Императорском Дворце. Можешь себе представить? Всех остальных поселяют в Обрихаузе на другом конце города. Этот ваш принц Онрад действительно странный человек. Насколько я знаю, ни один изгнанный правитель — даже низложенный Граф Эффервикский — в Императорском Дворце не жил.

— Все дело в тебе, — полушутя сказал Брим. — Как человек со вкусом, он будет рад жить под одной крышей с самой красивой женщиной галактики.

— Ну, конечно, — ответила она с улыбкой. — Тем более единственной, которая похожа на большой звездолет. Брим покачал головой.

— Когда я снова тебя увижу? — спросил он. Она рассмеялась.

— У нас с моей дочерью будет очень напряженное расписание на ближайшее будущее. Но я всегда освобожу себе вечер, когда ты окажешься в этом городе.

— Я вернусь через пару дней, — сказал Брим, подсаживая ее в первый лимузин. — Постараюсь дать тебе знать заранее.

Сержант Тутти, садясь в машину вслед за своей госпожой, подмигнула.

— Мои лучшие пожелания шефу Барбюсу, — шепнула она.

— Он сегодня вечером будет здесь, чтобы получить их лично, — ответил Брим вполголоса. — Я пошлю его во дворец с критически важным заданием. В чем будет это задание состоять — решать ему.

Поглядев вслед отъезжавшему лимузину, Брим встряхнул головой — на него произвела впечатление беспрецедентная честь, оказанная флювийцам. По всему разрушенному налетами городу не менее двадцати изгнанных монархов со всей галактики жили в куда более скромных условиях. Но беспомощный низложенный Набоб маленького доминиона с другого конца галактики и одна из самых известных куртизанок Империи — да еще и беременная — сейчас ехали в Императорский Дворец. Каким-то образом здесь чувствовалась рука Онрада — и Бородова: старый содескиец тоже знал о ребенке. Кивнув самому себе, Брим понял, какой он везучий, и решил, что как-нибудь оправдает императорскую щедрость.

Когда он летел в шаттле к Порту 30, сотни граждан Империи лежали мертвыми и ранеными на растерзанных улицах столицы — но добраться и ударить по планете удалось лишь половине рейдеров, и в попытке это сделать были уничтожены двадцать восемь кораблей противника.

Когда этой ночью налеты стихли, из рапортов стало ясно, что Силы Обороны тоже сильно потрепало. За второй день налетов на Авалон были выведены из строя девятнадцать «Звездных Огней», и лорду Джейсвалу стало намного труднее поддерживать необходимую мощь Флота: общее число кораблей упало до 659 — самая низкая цифра почти за месяц. И все же — по крайней мере в том, что касалось Брима — преимущество решительно перешло на сторону Империи, потому что облачники больше не действовали только по военным целям. Более того, они начинали нести значительные потери без достижения поставленных перед ними целей ослабления военной мощи Империи. По дороге через временные ремонтные доки к «Звездному Огню», присланному в его отсутствие на замену, Брим узнал от Барбюса, что этот корабль был собран из обломков трех сбитых «Звездных».

— Будет, — сказал Брим с усталой улыбкой. — И летать, и воевать будет.

В течение следующих двух стандартных дней сильные гравитационные бури дали Силам Обороны возможность чуть восстановить затраченные силы. Деятельность облачников свелась к разведке и отдельным атакам по наземным целям. Имперские экипажи не несли потерь, и только один корабль (переоборудованный для разведки «Непокорный») пропал без вести в исключительно сильной буре у Эффервикской границы.

На самом деле на второе утро этой неожиданной передышки могло показаться, что день пройдет без активных действий со стороны облачников. Но к полудню (по стандартному времени Авалона) Негрол Трианский по каналам КА'ППА-вещания передал наглое заявление, что прекратит бомбардировки, если Онрад отречется от престола и передаст бразды правления представителям Лиги.

Урсис потом доложил на радиосовете штаба, что облачники считали, будто у них есть все для вторжения — кроме, как обычно, превосходства в космосе. Свое обращение Трианский сделал по просьбе своего Главного Командования — без Гота Оргота. Они хотели проверить, нельзя ли достигнуть своей цели, используя небольшой блеф вместо большого числа звездолетов, необходимых на самом деле для нейтрализации несокрушимых, как выяснилось. Сил Обороны Империи. Еще Урсис добавил, что Трианский, помимо слабых надежд на успех этой отчаянной попытки, все еще рассчитывал, что, быть может, массированные рейды Гота Оргота тоже сыграют в войне решающую роль, принудив Империю капитулировать без вторжения.

Впервые содескийские разведслужбы характеризовали мышление Трианского как «спутанное».

Позднее в тот же день примерно сто пятьдесят рейдеров прорвались сквозь ослабевающие бури и обрушили тяжелые удары на все районы города Авалон. Но в то же время рейдеры Империи тоже произвели налет на Таррот, на этот раз сровняв с землей Большой Гражданский Терминал и снеся обе плотины на озере Теглер, а в это время Брим и еще несколько добровольцев нанесли удар по накапливаемым в Эффервике силам вторжения. Эти атаки были невероятно опасны из-за огромной концентрации истребителей противника; а также нехватки имперских кораблей для дальнего сопровождения. Однако имперские рейдеры не только внесли неразбериху в ряды армии вторжения, но и вернулись без малейших потерь, выяснив, что генералы противника абсолютно не готовы к контроперациям. Брим считал, что это для Империи благоприятный признак.

Вернувшись на Порт 30, он нашел в почте приглашение доложить информацию из первых рук на очередном совете в Ставке Онрада в Авалоне на следующий день. Чувствуя некоторую вину, что пропустит бои, которые завтра, несомненно, будут — особенно когда выяснилось, что новые кристаллы Урсиса отлично работают, — Брим сообщил о возможности прибыть и появился пораньше. На самом деле он радовался возможности еще раз увидеть красавицу, которая — как казалось, под влиянием минуты — решила стать матерью его первого ребенка.

— Их призрачная надежда на нашу капитуляцию, — обратился Онрад к народу Авалона в официальном ответе на вчерашний запрос Трианского; — Чертовски призрачная надежда. Настал критический момент этой войны. И следующая неделя будет самым важным моментом нашей истории. Моментом, сравнимым с тем, когда орда Форгота приближалась к Астериусу и адмирал Дестерро встал между бедой и Великим Флотом Раммота у Триады Антара. Мы победили тогда, мы победим и сейчас!

После присутствия на заседании в Ставке — где к Бриму обращались за консультацией куда больше, чем он сам рассчитывал, — они с Реддисмой подождали сигнала отбоя тревоги, потом пообедали в элегантном кафе в нескольких кварталах засыпанных щебенкой улиц от дворца. Было очевидно, что ребенок уже вот-вот родится. Брима бесконечно очаровал разговор этой невероятно красивой и прямой женщины, откровенно высказывающей свои самые сокровенные мысли о будущем — особенно о будущем «ее» дочери. Уже потом, выходя из ворот дворца, Брим ощутил глубокую и сильную гордость, что именно его она выбрала в отцы своей дочери. Они пообещали друг другу встретиться еще раз через неделю — либо в другом ресторане, либо в каком-нибудь родильном доме Авалона.