И лишь тогда Дженимер, наконец, произнес:

— Минуту назад ты задал послу Синклеру вопрос, Нерун. Он вправе на него ответить.

Было неясно, кто из них двоих оказался более поражен этими словами. Синклеру специально сказали о правилах совещания, по которым он не имел права говорить.

— Великий, — сказал Нерун, стараясь говорить громко, но почтительно. — Прошу прощения, но он иноземец, присутствующий здесь только как зритель. По правилам, установленным для этого большого совета, он не может говорить.

— До тех пор, пока один из участников не обратится к нему с прямым вопросом, — вежливо ответил Дженимер. — Это известное правило, Нерун. Как тебе хорошо известно, оно часто применяется во время заседаний Совета Старейшин.

— Но очевидно, что оно не относится к чужеземцам!

— Нигде не написано, что законы распространяются только на минбарцев, — Дженимер чуть повернулся к Синклеру и поманил его правой рукой, — Посол, вам предоставляется время, чтобы ответить на вопрос Старейшины.

Ждал ли Дженимер такой возможности, надеясь, что Нерун может допустить ошибку и напрямую обратиться к объекту своих комментариев, изначально планируя дать Синклеру возможность выступить? Или лидер минбарцев решил, что они все равно проигрывают битву, и решил сделать отчаянный ход: вдруг Синклер сможет убедить всех присутствующих минбарцев в том, что великий воин Нерун ошибается, а он, человек и их бывший враг, прав.

Нерун отступил назад, пряча хмурый взгляд в почтительном поклоне, но не стал садиться, а стоял перед Советом Старейшин, наблюдая за тем, как Синклер медленно прошел в центр круга, собираясь с мыслями.

Синклер обратился к Совету Старейшин. Не было необходимости уделять внимание Серому Совету, так как они, скорей всего, проголосуют также, как и ранее — три члена из касты жрецов и один из касты мастеров будут поддерживать Дженимера, а трое из касты воинов и остальные члены касты мастеров будут против.

— Если бы я мог, — наконец, произнес Синклер. Он говорил медленно, умышленно выбрав диалект касты воинов, которым он лучше всего владел. Он не имел понятия, сколько из присутствующих здесь знают английский язык, — то согласился бы с алитом Неруном по крайней мере, в одном: покушение на жизнь Избранного несомненно, является оскорблением, и я разделяю его гнев в отношении тех, кто участвовал в этом. Но, — сказал он, моментально перейдя на диалект касты жрецов, — как сам Избранный милостиво выяснил и постановил, я не входил в число тех презренных.

Он сделал паузу, с удовольствием увидев, что его слова, произнесенные на их языке, произвели нужный положительный эффект. Он снова перешел на диалект воинов, все больше напрягаясь в поисках верных фраз.

— Если в этом действительно были замешаны люди, то мне стыдно за них от имени всего человечества. Но должен ли я нести большую ответственность за действия каждого человека, чем ответственность, которую любой из вас несет за действия ваших соотечественников? Должно ли все человечество отвечать за ошибки нескольких людей, более того, должны ли все минбарцы отвечать за оплошности нескольких минбарцев? Сколько миллионов жизней уже было потеряно из-за такого рода трагичных размышлений?

Синклеру было хорошо известно, что минбарцы начали войну против Земли именно потому, что считали все человечество ответственным за ошибки нескольких из них. Когда этот гнев иссяк, многие минбарцы ощутили сожаление и даже стыд за свои действия. Он рассчитывал на это, особенно учитывая то, что следующий ход был более хитрым.

— А что до человека, заменившего меня на Вавилоне 5, — сказал Синклер, — то я не скрываю, что знаком с капитаном Джоном Шериданом и могу заверить вас, что он достойный человек, который будет стараться поступать справедливо. Он не чудовище, в чем многие из вас уверены.

Но последние его слова были почти заглушены оскорблениями Неруна.

— Достойный человек! — выкрикнул Нерун на английском языке. Он вышел в центр круга и остановился напротив Синклера. — Ты стоишь перед этим собранием и используешь наш язык лишь для того, чтобы сказать нам об этом? Если ты считаешь столь вероломную и презренную личность «достойным человеком», то у людей совсем другое понятие о значении этого слова. Ты нанес сильнейшее оскорбление, защищая его назначение на Вавилон 5, совершенное несмотря на наши возражения. И не оскорбляй больше наш слух своей гнусной попыткой говорить на нашем языке. В этом зале нет никого, кто не понимал бы твоего языка, или твоей лжи.

Синклер встретил полный презрения взгляд Неруна и внезапно решил пойти напролом. Тонкой дипломатией громкое и убедительное возмущение Неруна не одолеть, и Синклер почувствовал волну свободы, когда решил выложить неприкрытую правду, надеясь такой прямой атакой шокировать присутствующих и заставить призадуматься.

— Тогда я задам тебе вопрос на своем языке: что сделал Шеридан, чтобы заслужить такую ненависть? Он сделал только то, что было необходимо, дабы предотвратить уничтожение своего корабля и гибель команды. Он сражался, чтобы предотвратить уничтожение своего мира и своего народа, так же, как и все, кто сражался за человечество во время войны. Ты говоришь о чести. Разве достойно начинать геноцид в отместку за одну-единственную смерть, случившуюся из-за ошибки?

— Естественно, наша священная война была вызвана не только одним горестным инцидентом, — проревел в ответ Нерун, — пусть даже таким отвратительным, как этот. Нет, наш гнев рос и рос, и наши действия были оправданы, из-за применявшейся землянами бесчестной и трусливой тактики, с которой мы сталкивались в каждой стычке. Включая и действия Шеридана.

— «Черная Звезда» была уничтожена не только из-за тактики Шеридана, но и из-за высокомерия ее капитана, — сказал Синклер, — Вы знаете это не хуже меня. Но гораздо легче винить в этом врага, чем признать свои собственные неудачи.

Синклер повернулся к Совету Старейшин.

— Я не собираюсь защищать действия каждого человека в течение этой трагической войны, но ведь мы стояли на грани уничтожения. Но мы никогда не намеревались начинать войну против неизвестного, но явно превосходящего врага. Даже самые достойные минбарцы, очутившись в таких экстремальных условиях, испытали бы страх и отчаяние, которые мгновенно уничтожили бы их разум и моральные устои. Но большинство людей сражались с честью, и после войны мы стремимся к миру и даже дружбе с минбарским народом.

Синклер опять замолчал. Он намеревался произнести следующую фразу на диалекте касты мастеров, и хотел сделать это правильно.

— Я прибыл на Минбар, — осторожно произнес он, — чтобы работать со всеми минбарцами в духе мира и дружбы.

Синклер был доволен реакцией старейшин из касты мастеров. Он знал, что от них зависел результат голосования, и верил, что они принимали решения, основываясь не на теологии или исторических сожалениях, а больше на том, что было сказано здесь.

— Я прибыл сюда, намереваясь работать лишь в качестве посла Земли на вашей планете. И был удивлен так же, как и большинство из вас, когда меня попросили возглавить уважаемых Анла'шок, или, на нашем языке, рейнджеров. Это название, смею заметить, в моем мире имеет длинную и славную историю и применяется для разных организаций, посвятивших себя защите жизни и свободы.

Синклер украдкой взглянул на Серый Совет. Казалось, сейчас они слушали его более внимательно, нежели в начале выступления. Он про себя попросил прощения у Деленн, Ратенна и Дженимера за то, что собирался сказать дальше.

— И опять же, я согласен с алитом Неруном.

Это снова привлекло внимание Неруна.

— Вопреки мнению моих друзей из Серого Совета и лидера минбарцев, я тоже не верю, что являюсь исполнителем пророчества, минбарского или чьего-либо еще. Я простой пилот-истребитель. Я — солдат. За последние годы мне предлагали самую необычную работу. Стать командиром Вавилона 5 и пытаться поддерживать мир в нашем секторе галактики. Отправиться на Минбар в качестве посла. А теперь возглавить рейнджеров. Я никогда не напрашивался на эту работу. И в каждом случае я соглашался взяться за эту работу только из чувства долга.