Джуанита ничего не ответила,

- Неужели нет?

Под его дерзким взглядом она смущенно потупилась и на всякий случай перевела взгляд на спокойную поверхность стены.

- Рада?

Она по-прежнему молчала.

- Джуанита! А я стосковался до смерти; с того дня, как мы виделись, не могу! - Его пальцы коснулись ее шеи, очень осторожно. - Ну хоть чуточку рада?

Она повернулась, быстро взглянула на него, и в глазах ее он прочел невольное признание. Он схватил ее за руку.

- Нет… не надо! - отрывисто шепнула она, а сама придвинулась к нему поближе и прижалась к его плечу.

- Какой ты большой, сильный! - вздохнула она.

- И при всем том, если б ты знала, как ты мне нужна! Старикан Кворлс, наш ректор, - помнишь, я про него рассказывал? - придирается, жуть: недаром у него и фамилия такая [10], ха! Думает, это мы с Джимом напустили в церковь летучих мышей. И потом, до того меня воротит от этих занятий по закону божьему! Бубнят без конца про всех этих святых старичков! Как подумаешь о тебе: вот сидишь ты в моей комнате у огня, ножки в красных туфельках - на каминной решетке, а напротив - я… Эх, вот бы счастье! А ты, наверное, думаешь, что я просто дурак, да?

Тем временем Джим и Нелли, склонившись над кофейником, игриво подталкивали друг друга, повизгивая:

- Ладно, хватит тебе, ну!

- Слушайте, девочки, одевайтесь, и пошли! - провозгласил Джим. - Угостим вас обедом, а может, и потанцуем немножко!

- Нельзя, - отозвалась Нелли. - Тетя и так злится, что мы позавчера поздно вернулись с танцев. Придется сидеть дома. А вы, ребята, сматывайтесь, пока она не вернулась.

- Брось, пошли с нами!

- Да нельзя же, говорю!

- Значит, будете сидеть дома и заниматься рукоделием? Так я вам и поверил! Скажите лучше, что позвали кавалеров, а нас хотите сплавить - вот и все.

- Ничего подобного, мистер Джемс Леффертс! А если б и так, то все равно не ваше дело.

Пока продолжалась эта перебранка, Элмер обнял Джуаниту за плечо и медленно привлек к себе. Всем существом своим он чувствовал, что она прекрасна, ослепительна, что в ней средоточие жизни. Как упоительно мягок изгиб ее плеча, как шелковиста и нежна ее бледная кожа…

- Пойдем в ту комнату, - взмолился он.

- Нет… не сейчас… Он стиснул ее руку.

- Ну хорошо… Только не входи минутку, - пролепетала она. - Пойду поправлю прическу, - громко объявила она. - А то ужас, что за вид…

Она скрылась в соседней комнате. С лица Элмера, словно ветром, сдуло маску зрелого и уверенного в себе мужчины, он стал похож на большого, круглолицего, чуть испуганного мальчугана. С деланной развязностью он покрутился по комнате; смахнул огромным смятым носовым платком пыль с золоченой вазы и подошел к двери в соседнюю комнату…

Он покосился на своего друга. Джим и Нелли держались за руки, а из кофейника весело убегал кипящий кофе. У Элмера заколотилось сердце. Он проскользнул в дверь, притворил ее и со стоном, точно в смертельном ужасе, выдохнул:

- Ах, Джуанита…

До того, как вернулась тетушка, Элмер и Джим успели уйти. Обед с дамами не состоялся, так что приятели зашли в закусочную Маджини и заказали себе свиные отбивные, кофе и яблочный пирог.

Вы уже знаете о том, как впоследствии, в пивной Оулд Хоум, Элмер ударился в философию и женоненавистничество и пришел к заключению, что Джуанита недостойна его милостивого внимания. Известно вам и то, что к этому времени он был пьян и настроен воинственно.

Итак, он, шатаясь, брел по осклизлому тротуару, опираясь на руку Джима. Винные пары постепенно рассеивались, зато нарастало бешенство против того проходимца, что, конечно, задумал обидеть его дорогого друга. Элмер расправил плечи и, сжав кулаки, стал озираться по сторонам, ища этого негодяя в вечерней толпе рабочих и шахтеров.

Они вышли на угол главной улицы. Немного дальше, у красной кирпичной стены отеля Конгресс какой-то оратор, взобравшись на ящик, разглагольствовал перед горсточкой зубоскалов.

- Чего это они там издеваются над человеком? - взыграл Элмер. - Пускай лучше отвяжутся, а не то… - И, оттолкнув руку Джима, который попытался было его удержать, он свернул на боковую улочку и устремился к толпе. Он испытывал сейчас блаженнейшее из ощущений, какое только способен испытать молодой силач, обращая свой неправедный гнев на защиту правого дела. Расталкивая зевак, он въехал на ходу локтем в живот какому-то хилому человечку и радостно заржал, услышав, как тот охнул от боли. И вдруг резко остановился, поникший, расстроенный.

Оратором, над которым издевалась толпа, оказался не кто иной, как Эдди Фислингер, тот самый ненавистный Эдди, председатель ХАМЛ колледжа, этот рыжий слюнтяй, у которого хватило наглости выступить против того, чтобы его, Элмера, выбрали старостой курса.

В сопровождении двух однокурсников, которые, как и он, готовились стать баптистскими священниками, Эдди прибыл в Кейто, дабы спасти парочку-другую заблудших душ или, если это не удастся (а до сих пор им еще не посчастливилось спасти ни одной души, хотя было проведено уже семнадцать уличных проповедей), то, на худой конец, приобрести некоторую практику, которая пригодится им в будущей работе.

Эдди был неважным оратором. Он говорил въедливо и нудно и если добивался каких-то результатов, то лишь благодаря умению уцепиться за одну тему и мусолить ее без конца. Смелости в нем не было ни на грош. Вот и сейчас он явно трепетал от страха перед своим главным оппонентом - рослым, молодым пекарем, белобрысым и вихрастым, который стоял прямо перед трибуной Эдди и атаковал его вопросами. Элмер замер, прислушиваясь.

- С чего это ты вообразил, будто тебе все известно про религию? - спросил пекарь.

- Я не утверждаю, что мне известно все, друг мой, но я знаю, какое могущественное влияние оказывает религия на человека и как способствует чистой и благочестивой жизни. Если б вы только согласились поступить справедливо, друг мой, и дали мне возможность поделиться с этими джентльменами моим собственным опытом, рассказать, как были услышаны мои молитвы…

- Да, опыт у тебя, надо думать, богатый при такой-то роже и фигуре!

- Позвольте, но, быть может, другие хотят послушать…

Хотя Элмера и мутило от идиотизма этого Эдди, и хотя он, наверное, был бы вовсе не прочь пропустить стаканчик в обществе озорного малого из пекарни, он понял, что если не выступить защитником религии, - настоящей, хорошей, крепкой драки ему не видать. Другого выбора нет. Плотная стена здоровых тел, толкотня, запах мокрого сукна, нестройный гул голосов - все это возбуждало его. Это было похоже на стадион перед началом футбольного матча.

- Эй ты! - рявкнул он пекарю. - Не мешай говорить! Рта не даешь раскрыть человеку! Выбери себе такую же колоду, как ты сам, и приставай!

Стоявший рядом Джим Леффертс взмолился:

- Уйдем подобру-поздорову, Сорви-Голова! Очень надо тебе выручать этого святошу!

Оттолкнув Джима и выпятив грудь, Элмер надвинулся на пекаря.

- Эге! - хохотнул тот. - Да ты, как я погляжу, тоже христов вояка!

- Жаль, что не достоин, а то бы - да! - В этот сладкий миг Элмер искренне верил в свои слова. - Это ребята с нашего курса, и им никто не смеет затыкать рот!

- Братцы, Элмер Гентри! - проблеял своим спутникам Эдди Фислингер. - Он обратился в истинную веру!

Даже это нежданное истолкование его побуждений не могло уже охладить праведный боевой пыл Элмера. Оттеснив с дороги какого-то пожилого мужчину, стоявшего между ним и пекарем, и нахлобучив ему при этом котелок на самые глаза, отчего тот втянул голову в плечи, точно черепаха, он шагнул вперед, поигрывая кулаками.

- Что ж, если сам напрашиваешься на неприятности… - начал пекарь, неуклюже потрясая огромными белесыми от муки кулачищами.

- Может, другой кто напрашивается, а не я, - ответствовал Элмер, нанося противнику точно рассчитанный удар в подбородок.