- Паренек еще молодой, но, видно, с понятием. Будь уверен, проповедь услышим что надо! А вот брат Шаллард вроде бы подкачал. На вид малый ничего, да, кажется, туповат. Стоит, молчит, как пень. Ну, да ладно, ребятишек учить в воскресной школе и этот сойдет…

Брат Гентри пожимал руку каждому - никого не пропустил. То ли посвящение в сан подействовало на него столь благодатно, а может, сыграло свою роль и лето, когда приходилось таскаться из одной церкви в другую, но только сейчас он приветствовал свою паству так внушительно и задушевно, что ему мог бы позавидовать любой агент по продаже швейных машин. Он пожимал руки крепко и энергично; он смотрел в глаза пожилых сестер с таким видом, словно готов был одарить каждую безгрешным поцелуем, он отпускал весьма уместные замечания о погоде и даже по счастливому случаю, а быть может, и по вдохновению свыше, здороваясь с самым отчаянным ханжой во всей округе, именно ему, а не кому-нибудь другому процитировал великолепное изречение из пророка Малахии [51].

Шествуя к кафедре во главе своей паствы, он ликовал:

"Ну, готово, они уже у меня в руках! Да, уж я-то умею расшевелить такую деревенщину - не то что краснобаи вроде Фрэнка или Карпа. Бубнят, бубнят одно и то же - и ни с места… И что это я на прошлой неделе так пал духом и… это… поддался плотским вожделениям? Кафедра - вот где мое место!"

Перед ним на твердых, длинных скамьях разместились прихожане; их лохматые головы выделялись на фоне коричневых стен и двойных, крашенных под дуб сосновых дверей. Церковь полнехонька - вот славно! Сзади, ближе к выходу, стоят, переминаясь с ноги на ногу, молодые люди в бледно-голубых галстуках и с небритыми подбородками.

Упиваясь своей властью над ними, он запел первый куплет гимна "Церковь в лесной глуши". Все подхватили.

Темой проповеди он выбрал стих из Притчей Соломоновых: "Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи".

Элмер ухватился могучими руками за край кафедры, грозно взглянул на свою паству… Передумал: решил, что лучше принять благосклонный вид. И наконец разразился:

- Я часто думаю: многие ли из нас в шуме и сутолоке повседневной жизни помнят о том, что всем лучшим и возвышенным в жизни мы обязаны отнюдь не вашей энергии, не усердию, ни даже сильной воле, но любви? Что есть любовь, святая любовь, которой… это… которой великий песнопевец учит нас в притчах своих? Любовь - это радуга, что приходит на смену грозовым тучам. Любовь - это утренняя звезда, но она же и звезда вечерняя, ибо эти звезды, как все вы, без сомнения, прекрасно знаете, ярчайшие из всех известных нам звезд. Любовь сияет над колыбелью младенца, а когда жизнь - увы! - отлетела, чтобы никогда уже не вернуться вновь, любовь все еще витает над безмолвной могилой. Что вдохновляет всех великих людей, будь то священник, или патриот, или крупнейший бизнесмен? Что, братья? Что, как не любовь? О, она наполняет мир музыкой, священной музыкой, подобной той, которой мы с вами только что наслаждались вместе. Ибо что есть музыка? Что она, друзья мои? Да - что такое музыка, скажите, если не голос любви?

Затем он объяснил, что ненависть есть чувство низменное.

Однако в виде поблажки наиболее твердокаменным и ревностным из церковных старост, восседающим в первом ряду, он все-таки разрешил ненавидеть католиков, всех, кто не верит в ад и крещение по баптистскому обряду, а также всех богатых поставщиков, что предаются разврату средь лживых улыбок распутных женщин - разодетых в шелка, женщин с рубиновыми кубками губительного вина в унизанных перстнями пальцах.

Понизив голос, он завершил проповедь отеческим шепотом, рассказав напоследок от начала до конца вымышленную, но оттого не менее поучительную историю о старом грешнике, который на одре болезни, вняв мольбам Элмера, понял, что ему следует немедленно покаяться, но затем откладывал свое покаяние слишком долго. Он умер, окруженный добродетельными и убитыми скорбью дочерьми, и, как следует полагать, прямым путем отправился в лапы дьявола

Когда Элмер бодрой рысцой подлетел к дверям, чтобы попрощаться с теми, кто не оставался на занятия в воскресной школе, ему не менее шестнадцати раз пришлось выслушать одно и то же: "Очень поучительная проповедь, брат, и как изысканно составлена'" - и он шестнадцать раз с юношеским жаром благодарно тряс руку тому, кто это сказал, - поистине умилительное зрелище!

Староста Бейнс похлопал его по плечу.

- Первый раз вижу, брат, чтобы такой молодой проповедник так отлично справился с темой. Познакомьтесь: моя дочь Лулу.

Так вот она наконец та девушка, о которой он не переставал мечтать с того дня, как поступил в Мизпахскую семинарию!

Лулу Бейнс была похожа на котенка - маленького, серого с белым котеночка с розовым бантиком. Во время проповеди она сидела в заднем ряду, за печкой, и поэтому он ее не заметил. Зато сейчас он пожирал ее глазами. Возбуждение, вызванное в нем шумным успехом проповеди, было ничто в сравнении с бурей чувств, охватившей его в эту минуту. Значит, во время его грядущих богоугодных трудов рядом с ним будет находиться она! Жизнь стала радужной, полной надежд сказкой… Он пожал ей руку и, стараясь говорить сдержанно, произнес:

- Очень приятно познакомиться, сестра Лулу.

Лулу было лет девятнадцать. В воскресной школе она вела занятия с немногочисленной группой двенадцатилетних мальчиков. Элмер рассчитывал, что, когда начнется воскресная школа, он улизнет, оставив учеников на попечение Фрэнка Шалларда, а сам отыщет укромное местечко и будет сидеть себе, покуривая питсбургскую сигару, однако под влиянием новоявленного духовного откровения он остался в школе и, сияя пасторским благоволением, внушительно, но в то же время по-братски беседовал с мальчишками из класса Лулу.

- Если хотите вырасти здоровыми и крепкими, словом, настоящими ребятами, надо только внимательно выслушать все, что расскажет вам мисс Бейнс о замечательном храме, который построил царь Соломон, - журчал он. Дети жались и застенчиво хихикали - ну и что же? Зато ему улыбалась Лулу, серый котенок с ласковыми глазками… Маленький мягкий котеночек.

- Ах, брат Гентри, - промурлыкала Лулу, - так страшно при вас говорить, просто не смею… - И он окунулся в глубокий блеск огромных глаз, и ее лепет показался ему ангельским хором, песнью жаворонка, целым оркестром флейт…

Занятия в воскресной школе кончились. Нет, он не мог ее отпустить! Надо ее удержать еще немножко…

- Знаете что, сестра Лулу, пойдемте, я вам покажу дрезину, на которой мы приехали с Фрэнком… с братом Шаллардом. Ну и забавная штука! Со смеху умрешь!

Линейная бригада проезжала мимо станции Шенейм по крайней мере раз десять в неделю, так что ручные дрезины никак не могли быть для Лулу потрясающей новинкой, но все-таки она засеменила рядом и с кокетливым изумлением осмотрела дрезину, восхищенно ахая:

- О-о, как интересно! Как же это вы доехали на такой штуке? Вот чудеса!

Она весело распрощалась с ними, и Элмер ревниво заметил, что она так же тепло пожала руку Фрэнка, как и его собственную.

"Пусть только попробует увиваться возле моей девочки!" - думал Элмер, работая рычагами на обратном пути в Вавилон.

Он и не подумал поздравить Фрэнка, хотя тот не только справился со своими страхами перед деревенскими тугодумами (Фрэнк всегда жил только в городах), но и сумел так рассказать о храме Соломоновом, что вместо унылого предмета, построенного из неведомого материала под названием "локти", дети увидели священную обитель всемогущего и грозного божества.

Вот уже два воскресенья подряд Элмер тщетно старался заставить Лулу почувствовать, что он не только молодой и подающий надежды пророк, но и весьма заслуживающий внимания мужчина. Как назло кругом постоянно было слишком много народа. Один лишь раз удалось ему остаться с ней наедине: они отправились за полмили навестить больную старушку. По дороге Лулу кокетливо вскидывала на него глазки из-под длинных ресниц (серый с белым котенок в маленькой шапочке, тоже серой, пушистой, мягонькой - так и хотелось погладить!).