Такая маленькая, такая простенькая (хоть и принаряженная в новое платье), сидела она, дрожа, на уродливом стуле с прямой спинкой…

- Лулу, я должен сказать тебе нечто ужасное. Несмотря на всю нашу осторожность, Клео… миссис Гентри нас выследила. У меня просто сердце разрывается от отчаяния, но нам нельзя больше встречаться. И даже…

- Элмер, Элмер, любимый мой, пожалуйста!

- Ты должна взять себя в руки, дорогая! Надо найти в себе мужество и прямо взглянуть в глаза судьбе. И даже, как я начал говорить, боюсь, что раз уж у нее возникли страшные подозрения, тебе лучше не приходить больше в церковь.

- Но что она сказала, что она могла такого сказать? Я ее ненавижу! Ах, как я ненавижу твою жену! Нет-нет, я не собираюсь устраивать истерику, только… я ее ненавижу! Что она сказала?

- Да, понимаешь, вчера вечером она преспокойно заявляет… Можешь себе представить, до чего это меня поразило - как гром среди ясного неба! Приходит и говорит: "Что ж, завтра, наверное, у тебя опять свидание с этой особой, которая преподает на курсах кулинарии, так что придешь домой, как всегда, поздно!" Ну, я вывернулся кое-как, а она, оказывается уже собралась натравить на нас сыщиков!

- Ах ты, милый мой, бедный ты мой! Я тебя никогда больше не увижу! Неужели я допущу, чтобы тебя опозорили - теперь, когда ты добился такой славы, и как я ею гордилась!…

- Лулу, родная, неужели ты не понимаешь, что дело вовсе не в этом? Я мужчина, черт побери! Мне-то самому вся эта свора кляузников не страшна - я их живо поставлю на место. Речь идет о тебе. Если честно говорить, я боюсь, что Флойд убьет тебя, если узнает.

- Да, наверное… А не все ли равно? Все-таки легче, чем самой себя…

- Ну, знаешь, милочка, пожалуйста, без идиотских разговоров о самоубийстве! - Он вскочил на ноги и выпрямился перед нею во весь рост - внушительная, исполненная праведного негодования фигура. - Господь даровал нам жизнь для служения во славу его, и даже помышлять о самоубиении - значит идти наперекор воле божьей. Я даже и подумать не мог, чтобы ты была способна сказать такие греховные, нечестивые, преступные слова!

Несколько минут спустя она побрела из церкви - жалкая маленькая фигурка в потертом пальто поверх любовно надетого нового платья. Она стояла под дуговым фонарем в одиночестве, дожидаясь трамвая, поглаживая новую бисерную сумочку, которую так любила. Ведь это он в порыве великодушия подарил ее. Время от времени она вытирала глаза, сморкалась, бессмысленно и непрерывно бормоча: "Ах, милый, милый мой! Подумать только, я тебе причинила неприятности… Ах, мой любимый, дорогой мой!…"

Вскоре ее муж с удовольствием заметил, что она словно чудом утратила сразу все свои честолюбивые желания, так раздражавшие его, и ничего не имеет против того, чтобы проводить вечер за вечером дома, играя с ним в крибедж. Но он сердился, о чем многоречиво ставил ее в известность, что, возвращаясь домой, вечно заставал ее праздно сидящей в кресле, с застывшим лицом. И потом она совсем перестала следить за своей прической… Но жизнь есть жизнь, и постепенно Флойд привык, что Лулу по целым дням бродит по комнатам в капоте, неприбранная, и иногда от нее попахивает джином.

По рекомендации Дж. Э. Норта Лига Субботнего Дня [203] поручила Элмеру возглавить борьбу против устройства в Зените киносеансов по воскресеньям.

"Для вас это будет отличной практикой, - писал мистер Норт Элмеру, - в особенности на тот случай, если вас изберут на мое место в "Напап", - практикой, которая сослужит вам хорошую службу в те дни, когда вы будете диктовать свою волю не просто муниципальному совету, но конгрессменам и сенаторам".

Элмер знал, что верховные жрецы "Напапа" зорко следят за всеми его действиями, и он с воодушевлением возглавил кампанию против кино по воскресеньям. В штате Уиннемак существовал общераспространенный пуританский закон, запрещающий всякую платную работу по воскресным дням и, конечно, не распространяющийся на священников, а также музыкантов, лекторов, преподавателей, привратников и прочих помощников в святых делах, коих священнику благоугодно будет нанять на работу. Наряду с этим в штате Уиннемак существовало благословенное и столь же общераспространенное правило не обращать внимания на этот закон.

Элмер нанес визит местному шерифу, занятому и утомленному человеку, который приобрел свои познания в криминологии в шорной мастерской, и обменялся с ним любезным рукопожатием.

- Душевно рад познакомиться, преподобный отец, - сказал шериф. - Много читал о вас в газетах. Курите, пожалуйста.

Элмер уселся в внушительной позе, немного наклонившись вперед, положив локти на ручки кресла, сжав огромные кулаки.

- Благодарю. Не прикасаюсь к табаку, - зловеще отозвался он. - Вот что, Эделстайн, кто шериф этого округа, вы?

- Ха! Понятно!

- Ах, вот что! Ему понятно! В таком случае намерены ли вы принять меры к тому, чтобы закон штата о запрещении кинематографа по воскресеньям неукоснительно соблюдался?

- Полно, преподобный отец. Кому это надо, чтобы я настаивал на проведении его в жизнь?

- Кому? Как это - кому! Каким-нибудь двумстам тысячам граждан города, добрым прихожанам - а так больше никому. Банкирам, адвокатам, врачам - приличным людям. А кому надо, чтобы вы позволяли осквернять субботний день? Каким-нибудь двумстам тысячам иммигрантов - полякам, итальяшкам, жидам, безбожникам! Ну, вот что, Эделстайн! Либо вы хватаете их всех до последнего - владельцев кинотеатров, киномехаников, билетеров - весь этот подлый сброд, повинный в гнуснейшем неповиновении закону о запрещении кино по воскресеньям, либо я созываю массовый митинг всех добропорядочных граждан города, причем я буду говорить им не столько о хозяевах кино-заведений, сколько о вас, и тогда мы посмотрим, много ли у вас останется шансов на то, что вас снова изберут шерифом. Двести тысяч избирателей округа (и, между прочим, люди солидные, как раз те, что считают своим долгом голосовать) только и будут ждать случая с вами расквитаться…

- Слушайте, кто, по-вашему, хозяин в этом округе? Методисты, что ли, баптисты и пресвитериане?

- Безусловно!

- Послушайте - вы…

И все-таки, на основании свидетельских показаний преподобного доктора Элмера Гентри (под присягой) все лица, повинные в осквернении субботнего дня показом кинофильмов, три воскресенья подряд подвергались арестам (после чего сеансы по воскресеньям продолжались как ни в чем не бывало), а Элмер получил приветственные телеграммы от Лиги Субботнего Дня, от Дж. Э. Норта, доктора Уилки Баннистера из Йорквильской методистской церкви города Нью-Йорка, равно как и от сотни других выдающихся лиц духовного звания со всех концов страны.

Не прошло и суток, как мистер Дж. Э. Норт известил Элмера о том, что он все-таки уходит в отставку через месяц и что, кроме Элмера, всего лишь два других святых мужа могут считаться конкурентами на его место.

А доктор Уилки Баннистер написал, что приходский совет Йорквильской методистской церкви, наблюдая за деятельностью Элмера в течение последних нескольких месяцев, пришел к решению ходатайствовать перед епископом о назначении его пастором при условии, что его будут не слишком отвлекать от церковных обязанностей посторонние дела.

Какая удача, что штаб-квартира "Напапа" помещалась в Нью-Йорке, а не в Вашингтоне в отличие от большинства святых союзов по кулуарной обработке законодателей!

Доктору Баннистеру и другим попечителям Йорквильской церкви Элмер написал, что хоть и будет числиться секретарем исполнительного комитета Национальной Ассоциации Оздоровления искусства и Печати (а разве это не честь для славного Йорквиля, если его пастор будет занимать столь высокий пост?), однако сможет на самом деле поручить всю работу по "Напапу" своим достойным помощникам и, не считая, быть может, одного дня в неделю, целиком посвятит всю свою энергию, свое время и свои молитвы тому, чтобы по мере своих слабых сил и способностей вести паству Йорквиля к добру и свету.