Не менее важным и хлопотливым делом, чем реклама, для Элмера было добывание денег.

Он сделал одно открытие, гениальное по своей простоте: лучший способ получить деньги - просить, чтобы тебе их дали, просить их достаточно настойчиво и достаточно часто. Визиты к богатым прихожанам, соревнование по сбору средств между классами воскресной школы, вручение гарантийных конвертов - все это было полезно и все это тщательно выполнялось. Но лучшим способом было обратиться к пастве в воскресенье со словами о том, какое великое и доброе дело творит Уэллспрингская церковь и ее пастор и насколько больше добра могли бы они делать, имея больше средств, и попросить у них помощи - сейчас же, сию минуту.

Церковный совет был в восторге, видя, что сборы растут, и быстрее даже, чем число прихожан. Совет потребовал, чтобы епископ оставил им Элмера еще на год - еще на много лет! - и повысил Элмеру жалованье до четырех с половиной тысяч долларов.

А осенью совет дал ему двух помощников - младшего пастора, бакалавра искусств и богословия преподобного Сидни Уэбстера и помощника по религиозному воспитанию, бакалавра искусств мистера Генри Уинка.

Мистер Уэбстер был секретарем епископа Тумиса, и можно было смело предсказать, что со временем он станет секретарем какого-нибудь влиятельного церковного совета: издательского, миссионерского или совета воздержания и нравственности. Это был мужчина лет двадцати восьми, в прошлом один из лучших баскетболистов Бостонского университета, молчаливый, как президент Новой Англии, точный, как арифмометр, холодный, как сердце бюрократа. Если к богу и к человечеству в целом он и питал суровую, но преданную любовь, то любви к живым и конкретным людям не испытывал никакой. Если он ненавидел грех вообще, то живых и настоящих грешников он слишком сильно презирал, чтобы удостоить их своею ненавистью. Он просто отворачивал от них свое ледяное лицо и предоставлял им катиться в преисподнюю. У него не было пороков. И, кроме того, он знал свое дело. Он умел проповедовать, умел отделываться от попрошаек, благочестиво и с достоинством читать молитвы у смертного одра, сокращать церковные расходы и толково объяснять, что такое святая троица.

Что касается Генри Уинка, то он шепелявил и любил рассказывать глуповатые анекдоты, но был великолепен как руководитель воскресной школы, курсов по изучению закона божьего во время каникул и различных организаций Эпвортской Лиги.

Теперь, когда основную часть церковных обязанностей взяли на себя мистер Уэбстер и мистер Уинк, Элмер стал занят не меньше, а больше. Он уже не просто зазывал публику к себе в церковь, но шел на улицу и, если можно так выразиться, тащил ее к себе насильно. Он не просто клеймил порок. Он победоносно искоренял его.

Пробыв в Зените год и девять месяцев, Элмер создал Комитет Общественной Морали и совершил облавы на район публичных домов.

Ему стало казаться, что о нем с некоторых пор меньше пишут в газетах. Даже его друг полковник Резерфорд Сноу, владелец "Адвокат-таймс", объяснил ему, что газета не может вечно преподносить под рубрикой "Новости" только слова. Новости - это главным образом сообщения о том, что делается, а не о том, что говорится. "Ну, ничего, теперь, когда развлекать братьев могут Уэбстер и Уинк, увидите, как я возьмусь за дела!" - мысленно дал себе зарок Элмер.

По вдохновению свыше ему открылось, что внезапно, по какой-то неведомой причине, "положение в Зените резко изменилось к худшему: безнравственность разъедает общество сверху донизу, угрожая моральным устоям молодого поколения и святости домашнего очага. Духовенство уже не может больше ограничиваться тем, чтобы стоять в стороне, предостерегая нечестивцев. Настало время выйти из величавого уединения, объявить открытую войну силам зла и лично возглавить наступление".

Эти ошеломляющие слова были брошены им с высоты кафедры, затем он повторил их в интервью и еще раз - в письме к наиболее значительным духовным лицам города, приглашая их собраться вместе, чтобы создать Комитет Общественной Морали и выработать план военных действий.

Дьявол, по-видимому, дрогнул. Во всяком случае, газеты писали, что даже угрозы создания Комитета было достаточно для того, чтобы целый "ряд известных мошенников и женщин легкого поведения покинули город". Имена беглецов, однако, названы не были.

Предполагалось, что в Комитет войдут: от методистов - преподобные Элмер Гентри и Отто Хикенлупер, от конгрегационалистов - Дж. Проспер Эдвардс, от пресвитериан - Джон Дженнисон Дрю, от лютеран - Эдмунд Сент Винсент Зан, от кемпбеллитов - Джемс Ф. Гомер, от католиков - отец Мэтью Смисби, Бернард Амос - от евреев, Хозия Джессуп - от баптистов, Виллис Форчун Тейт - от епископальной церкви и Ирвинг Тиллиш - от "Христианской науки", а также секретарь ХАМЛ Уоллес Амстед, четыре высоконравственных мирянина и юрист мистер Т. Дж. Ригг.

Они собрались на завтрак в малом банкетном зале роскошного Спортивного клуба. Чтобы доказать посторонним, что они настоящие свойские ребята, хоть и священники, они, столпившись перед завтраком в вестибюле клуба, с особенным задором окликали проходящих мимо знакомых: врачей, владельцев цветочных магазинов, коммерсантов-оптовиков. Так, доктор Дрю, пресвитерианин, крикнул агенту по продаже недвижимости некоему Джорджу Бэббиту:

- Эй, Джорджи! Бутылочку с собой не прихватил? Завтракаю в компании священников, а они, надо думать, будут не прочь смочить глотку!

Мистер Бэббит принял шутку восторженно, а со стороны духовенства она вызвала взрыв хохота у всех, исключая мистера Тейта из епископальной церкви и мистера Тиллиша из секты "Христианская наука".

Банкетный зал клуба представлял собою узкую красную комнату, в которой висели две фотографии - мохнатая сосна на фоне необыкновенно высоких гор и под сосной молодые индианки литовского происхождения, в национальных костюмах, прелестно открывающих их ножки. В соседнем банкетном зале происходил завтрак Ассоциации поставщиков мужского платья, и мистер С. Гаррисон Сигел из Нью-Йорка держал речь на тему "Прокат Фрачных Костюмов" и "Как Поставить Дело в Фешенебельном Ателье".

Будущий Комитет Общественной Морали восседал вокруг длинного узкого стола на гнутых деревянных стульях, в которых члены Комитета все время тщетно старались откинуться назад. Их стол отнюдь не ломился от яств и напитков, а на это дьявольское зелье - ром и намека не было, и лишь бокалы с ледяной водой строго поблескивали своей наготой.

Завтракали чинно и благопристойно: бульон, сельдерей, жареная баранина, почти совсем остывшая, картофельное пюре, холодное, как лед, переваренная брюссельская капуста, мороженое, довольно тепленькое. Кофе в огромных чашках. После завтрака не курили.

- Я не знаю, кто из нас самый старший, - начал Элмер, - но, разумеется, ни один из присутствующих здесь не имеет таких заслуг и такого редкостного опыта на поприще христианского служения, как доктор Эдвардс из церкви конгрегационалистов. Я уверен, что все вы поддержите мою просьбу о том, чтобы он прочел молитву перед нашей трапезой.

Застольная беседа носила еще менее оживленный характер, чем даже молитва.

Все они ненавидели друг друга. Каждый знал, в чем и при каких обстоятельствах проштрафились остальные: кто хитростью переманил - или, по слухам, пытался переманить к себе - чужого прихожанина, подорвал его веру и прикарманил пожертвования. Доктор Хикенлупер заявил в печати, что у него самая крупная воскресная школа в городе, доктор Дрю заявил то же самое о своей. Всем протестантам хотелось бы забросать отца Смисби коварными вопросами насчет непорочного зачатия, а отец Смисби, улыбчивый брюнет лет сорока, заготовил на случай, если будут нападать на католическую церковь, анекдот о муравье, сказавшем слону: "А ну, посторонись, ты что, не знаешь, кого толкнул?" Всем им, за исключением мистера Тиллиша, хотелось бы спросить мистера Тиллиша, как это он дал себя одурачить этой авантюристке, Мэри Бейкер Эдди, и все, за исключением раввина, были бы очень не прочь спросить у рабби Амоса, отчего это евреи такие идиоты, что не желают перейти в христианство.