«На уникальный эстет-вид Papilionidae», — ответил я про себя, и вселенский холод начал обволакивать сознание.

— Ты хочешь сказать, — одними губами проговорил я, — что ты и сивиллянки — одна цивилизация?

— Зачем же так… — закашлял смехом млечник. — Вселенная многообразна, и ничего общего между мной и сивиллянками нет. Гораздо больше общего у сивиллянок с вами. И вы, и они — коллекционеры. Только они коллекционируют уникальные, с их точки зрения, личности гуманоидов, и поэтому известный всей Галактике эстет-энтомолог Алексан

Бугой уже сутки как помещен в их коллекцию и пришпилен булавкой к черному бархату. А лично вы… Вы всего лишь его копия, которая вернется в свой мир и будет влачить там жалкое существование вместо настоящего Алексана Бугоя.

— Почему — жалкое?

— Потому что уникальным качеством личности для сивиллянок является целеустремленность индивидуума. Именно на нее они охотятся и именно ее не могут воссоздать в копии, поскольку их цивилизация давно утратила это качество.

На такие заявления не отвечают. Их обдумывают. Что я и стал делать. Действительно, мое желание поймать Moirai reqia потускнело и отодвинулось на второй план из-за отсутствия ловчих снастей. Но оно отнюдь не исчезло, я по-прежнему хотел иметь в своей коллекции уникального экзопарусника. Явно лукавил млечник, пытаясь доказать, что я как копия напрочь потерял целеустремленность. Ну а что касается дилеммы — копия я или оригинал Алексана Бугоя… Сообщение, что я всего лишь копия, вначале шокировало. Косвенным подтверждением моей искусственной аутентичности биологическому оригиналу вроде являлось исчезновение из организма биочипов, экранирующей сетки с введенными в мозг электродами, восстановление костного сустава стопы, снятие блокады с участка памяти… Однако по здравом рассуждении я пришел к выводу, что для меня, вот такого вот, нет никакой разницы, копия я или нет. Если все это не мстительная выдумка млечника или психологический тест сивиллянок и мой оригинал, по образному выражению млечника, действительно «пришпилен булавкой к черному бархату», то это его проблемы, а не мои. Я не миелосенсорик, поэтому к своим фотографиям, даже если они представлены в виде идеальных материальных копий в единстве тела и сознания, отношусь прагматически. Пусть себе существуют, лишь бы не пытались конфликтовать со мной и не стремились занять мое место. Ибо я и только я есть настоящий оригинал эстет-энтомолога Алексана Бугоя и никогда, ни при каких обстоятельствах не соглашусь занять место копии, даже если в действительности ею и являюсь.

Костер догорал. Млечник в теле Тхэна сидел неподвижно, но из-за неверных бликов угасающего огня казалось, что мертвое лицо хакусина гримасничает. Я встал, подошел к костру, подбросил сухих веток. Огонь присел, затрещали, задымили ветки, затем вспыхнули ярким пламенем.

И только тогда я повернулся лицом к млечнику и заглянул в черные, не отражающие бликов света глаза. От их гипнотической пустоты и неподвижности мысли смешались, и темная масса разблокированного воспоминания содрогнулась на дне сознания, пытаясь выплеснуться. Огромного усилия воли стоило противостоять гипнозу пустых глаз и утихомирить память, но взгляда я не отвел.

— У тебя ко мне все? — ровным голосом спросил я.

— А вам этого мало?

В голосе млечника мне почудилось удивление. Я отвернулся и возвратился к перевернутой лодке.

— В таком случае я буду спать, — заявил я, укладываясь на землю вдоль борта. — Не мешай мне больше пустопорожней болтовней.

Под голову я подложил кроссовки, мимоходом отметив, что после манипуляций Тхэна они действительно стали мягкими. Затем повернулся спиной к огню и смежил веки. Не боялся я подставлять спину млечнику, и мне было все равно, исчез он, как Мбуле Ниобе, или продолжает сидеть, сверля меня взглядом. Я хотел спать, и еще я страстно хотел, чтобы среди ночи меня не вздумал будить Колдун хакусинов. Только с ним я еще не общался на виртуально-овеществленном участке Пирены. Много вопросов имел когда-то ко мне Колдун хакусинов, но мне-то о чем с ним разговаривать?

Проснулся я от сырости и первых лучей солнца. Спросонья попытался протереть глаза и неожиданно почувствовал, что тру веки мокрыми и липкими костяшками. Сон сняло как рукой, я широко распахнул глаза и увидел, что кисти рук в крови.

Порывисто сев, я обнаружил, что опять нахожусь на Сивилле и на руках у меня вовсе не кровь, а сок багряной травы. Ворочаясь во сне и давя хрупкие стебли, я основательно вывозился в соке. Даже волосы на голове слиплись.

Над равниной тонким покрывалом стлался низкий густой туман, серебрившийся в лучах только что взошедшего солнца, и от этого казалось, что я сижу не на земле, а как боженька парю над облаками в горних вершинах. Со стороны посмотреть — добрый такой боженька, только руки у него чуть не по локоть в крови.

Единственным напоминанием, что Пирена мне ночью не приснилась, были банка пива и сваренная большая многоножка, лежащие передо мной на траве. Завтрак. Впрочем, кроме завтрака, было и еще одно напоминание. Не очень приятное на вид. Глина, которой Тхэн обмазал мне стопы, пропиталась багряным соком, и теперь на ноги нельзя было смотреть без содрогания. Любой хирург по их виду сразу бы определил газовую гангрену и назначил экстренную ампутацию.

Завтрак мне предоставили, зато о том, чтобы я смог умыться, сивиллянки не позаботились. Возможно, общение между собой у них проходит на одорантно-тактильном уровне, как у общественных насекомых и некоторых цивилизаций, входящих в Галактический Союз. Мне не приходилось встречаться с представителями этих цивилизаций, но, по слухам, умывание для них равносильно отрезанию языка — смывая с себя одорантный слой, они полностью лишались речи. Хотя, наверное, такое заключение весьма далеко от истины наиболее вероятно, что сивиллянки устраивали мне очередной тест. Только на ЧТО в этот раз?

Даже руки вытереть было нечем — мертвый биотратт комбинезона и материал куртки обладали абсолютным несмачиванием. Сколько ни вози по ним мокрыми руками, ни молекулы воды не впитают. Дожидаться же, пока солнце рассеет туман и руки обсохнут, было глупо. Пришлось завтракать «руками в крови».

В этот раз я не стал очищать многоножку от панциря, а, стараясь не запачкать мясо, надеюсь, нетоксичным соком багряной травы, аккуратно разломил сваренное членистоногое по сегментам, чтобы потом, не мудрствуя, высасывать из них содержимое. Затем открыл банку пива. Пиво оказалось светлым, что меня немножко развеселило. Исправляют потихоньку сивиллянки свои ошибки, может быть, дождусь и того, что в будущем стану просыпаться рядом с криницей.

Покончив с завтраком, я занялся ногами — нарвал травы и обтер со ступней глину. Как и ожидалось, лечение Тхэна дало поразительные результаты-ни следа волдырей и потертостей я не обнаружил. И все же ставшие удивительно мягкими кроссовки натянул на мокрые от сока ноги с некоторым опасением. Заверениям Тхэна, что теперь в кроссовках невозможно натереть ноги, я верил, однако не знал, как на них подействует липкий сок. Может, он содержит дубильные вещества и кроссовки вновь превратятся в жесткие кандалы? Гадай, не гадай, все проверится на практике.

Наконец я встал и огляделся. Туман, укрывавший равнину плотной пеленой, не достигал колен, и я почувствовал себя этаким вольтерьянским Мик-ромегасом, голова которого находилась в стратосфере, а ноги утопали в густой облачности тропосферы. К своему удивлению, я не обнаружил в небе ни одного хоровода Moirai reqia. Странно. Если на западе находится их гнездовье, то по аналогии с птицами утром они должны разлетаться из гнезд, — однако ничего подобного не наблюдалось. Разве что, уверовав в иллюзию своего безмерного гигантизма, представить, что хороводы сивиллянских экзопарусников проплывают над равниной ниже кромки облачности. То есть на уровне моих щиколоток.

Шутка часто выручает в сложных ситуациях. Вот и сейчас я иронизировал, подшучивая над собой, но на душе было неспокойно. Впервые я попал с ситуацию, когда надо мной проводили эксперимент. Причем неизвестно какой и зачем. К тому же я сам дал на него согласие, не представляя, чем рискую, но надеясь, что получу взамен желаемое. Как бы мне, в соответствии с притчей элиотрейцев, не оказаться на месте мальчика с открученной гаечкой, потому что эксперимент сивиллянок очень похож на поиски клапана, перекрывающего доступ к моей психике. Вчера ночью они зондировали мой мозг, тестируя сознание, и пока, надеюсь, не добились ожидаемого результата. Однако это была только пристрелка, и я предчувствовал, что следующий «выстрел» будет «в яблочко». Предчувствия меня никогда не подводили, но если во время охоты зачастую — к счастью, то теперь однозначно — к сожалению.