Он не ожидал лишь того, что она улыбнётся ему в ответ.

Он заморгал и чуть не рухнул, споткнувшись о лежащее в траве бревно.

«Рин здесь, — произнёс голос Элисс, — или, точнее, скоро будет здесь».

Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган оглянулся вокруг, пытаясь выглядеть не очень подозрительно. Голос, казалось, звучал совсем рядом, но вокруг никого н было.

«Я тоже нахожусь здесь. Меня посадили в темницу самом центре Гиоррана. Мне сказали, что я буду распята, поэтому я сгораю от нетерпения. Меня никогда раньше не распинали».

«Это не лучшая из твоих идей, — подумал Реган в ответ. — Некоторые из моих друзей были распяты, и они рассказывают, что это ужасно неприятно».

Он беззаботно улыбнулся капралу, который пытался немного притушить чересчур сильно разгоревшийся костёр.

«Не волнуйся, — сказала Элисс, — я уже отказалась этой идеи».

Огромная чёрная собака подбежала к Регану, встала перед ним с поднятым вверх хвостом и оскалила пасть, показывая клыки, розовые дёсны и язык.

Находившиеся поблизости солдаты засмеялись, посмотрев на него.

Собака угрожающе рычала, и Реган отступил на несколько шагов.

Это было самое худшее, что он мог сделать. Отступив, он показал собаке свой страх, и она, припав к земле, при готовилась к прыжку.

«У всех из нас есть свои маленькие недостатки», — сказала Элисс.

— Сейчас не время обсуждать их, — сказал он вслух и непроизвольно отступил ещё на несколько шагов.

«Один из моих девизов — помогать людям, которых я считаю своими друзьями. Я не могу это делать всё время, потому что мне трудно находиться в нескольких местах сразу, но я стараюсь, как сейчас, например».

Собака прыгнула.

Реган отвернулся, пытаясь загородить лицо и горло.

Внезапно всё вокруг затормозилось в своём движении. Собака медленно летела к нему по воздуху, и у неё на загривке медленно колыхалась шерсть. Реган посмотрел на один из костров и увидел, как языки его пламени медленно меняли очертания. Как будто это было не пламя, а сотни картинок с изображением пламени, нарисованных неким искусным художником. Языки пламени не мелькали, как обычно, а обрели каждый свою форму, и Регану показалось, что, если он дотронется до одного из них, то обрежется об острую грань.

«Я же сказала, что помогу тебе».

Реган сообразил, что может не обращать внимания на собаку. Он отошёл с того места, где она должна была приземлиться, ощущая, что воздух, обдувавший при этом его лицо, стал значительно теплее.

Некоторые из солдат стали поворачивать головы в его сторону. Движение было столь же медленным, как движение языков пламени: неестественные рывки из одного положения в другое. Реган пытался не смотреть на них: зрелище было крайне неприятным — казалось, что их головы медленно отвинчиваются от плеч.

Реган отошёл ещё дальше, удивляясь, как долго Эли контролирует ситуацию.

Вокруг было гробовое молчание. Он не слышал ничего, даже шелеста травы под ногами. Тем не менее, раздражаясь своей иррациональностью, он обратил внимание на то, что старается передвигаться как можно тише. Он на цыпочках переступил через солдата, лежащего на земле, уходя всё дальше и дальше от того места, где в воздухе всё ещё висела собака.

— Спасибо, — прошептал он.

«Это только часть того, что я могла сделать. Теперь, боюсь, мне придётся сделать нечто более гадкое».

Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган остановился как вкопанный.

«Да не с тобой, глупый. С собакой».

Ещё совсем недавно собака казалась Регану самым мерзким на свете зверем. Теперь же ему хотелось спасти её от жестокой участи.

— Оставь собаку в покое, — сказал он.

«Я не сделаю ничего этой собаке. То, что с ней произойдёт, явится результатом её прыжка на тебя».

— Ты не можешь спасти её от этого?

Он пошёл прочь, глядя, как неподвижные облака стоят рядом с солнцем, как бы опасаясь приблизиться к нему. С одной стороны, его не волновало, что случится с собакой, которая попыталась наброситься на него, но с другой — это было всего лишь глупое животное. Он не хотел иметь ничего общего с тем, что должно было произойти.

Реган отошёл уже на значительное расстояние, когда вновь очутился в гуще звуков и запахов.

Казалось, никто вокруг вообще не замечал его присутствия. Все с удивлением смотрели вверх.

Одна из палаток неожиданно взлетела в воздух, хлопая брезентовыми крыльями, как огромная, красно-зелёная птица.

Реган стал наблюдать вместе со всеми.

Палатка улетела далеко-далеко и превратилась в чёрную точку на фоне яркого неба, но один из шестов, на которых она когда-то держалась, остался висеть в воздухе.

Затем он упал с силой и меткостью прицельно брошенного копья.

Из спины собаки брызнула кровь, и она издала последний предсмертный вой, попытавшись слезть с шеста, который пригвоздил её к земле.

Животное погибло. Из пасти текла кровь, окрашивая жухлую утоптанную траву.

На земле лежал герб Дома Эллона.

Солдаты молчали.

Это был дурной знак.

«Я не люблю убивать, — произнёс голос Элисс в голове Регана, — даже собак. Но важно, чтобы эта картина отпечаталась у эллонов в голове».

Реган огляделся вокруг.

Некоторые из солдат всё ещё смотрели в небо, будто шатёр по-прежнему висел в воздухе.

Он был голоден. Это казалось странным: вокруг опасности, а он думает только о своём желудке. Он стал новобранцем; на Регана набросилась собака; собака погибла, убитая магическими силами. Довольно скоро солдаты свяжут все эти события воедино. И всё же он был страшно голоден: его желудок казался ему огромной, абсолютно пустой пещерой.

Он украл немного мяса с одного из костров и обжёг при этом пальцы. Мясо было жёстким и жирным, но он съел кусок до конца. Почти тотчас его пищеварительный аппарат начал протестовать.

Он быстро пошёл прочь, пытаясь найти место, где его не примут за постороннего. На Регане не было эллонской формы, и он чувствовал ужас от этого. Флейта и бубен делали его ещё более подозрительным.

Может, то, что он был подозрителен, совсем не плохо? Эта мысль пришла к нему, когда он пробирался между двух палаток, стараясь не задеть шнуры. Если он будет совсем уж подозрительным, эллоны могут и не обратить на него внимания… Ведь не может же злоумышленник быть таким глупым?

Реган уселся в центре прохода между двумя палатками. Он положил флейту на землю и взял в левую руку бубен. Затем он разработал пальцы и легонько ударил ими по тугой коже инструмента. Она загудела в ответ, как бы приглашая его сыграть что-нибудь на своей гладкой поверхности.

Затем мышцы его рук как бы перехватили инициативу у сознания. Руки пустились в пляс, и бубен замелькал в воздухе, потеряв очертания материального объекта. Реган был удивлён тем звукам, которые издавал его бубен. Они определённо были чужими. Он никогда раньше не играл подобного ритма. Он как бы растворился в этом ритме и перестал обращать внимание на то, что происходило вокруг.

Элисс в своей камере и в сознании Регана счастливо улыбалась. Огромный лысый толстяк, который пытал её, был удивлён. Так не должно было быть, озадаченно думал он: маленькая женщина должна кричать от боли. Он схватился клещами за один из её ногтей и изо всей силы потянул на себя, но проклятый ноготь не отрывался.

Ритм бубна распространился по всему лагерю, как круги от брошенного в стоячую воду камня. Звук был негромким, но слышался абсолютно везде.

Этот ритм содержал в себе что-то неправильное. Он действовал на умы тех солдат таким образом, что им хотелось во что бы то ни стало восстановить правильный ритм. Этот удар немного запоздал, или наоборот — прозвучал слишком рано; и звук этого удара немного не тот, но я не знаю, почему не тот.

Кое-кто принялся стучать пальцами по лежащим поблизости предметам, пытаясь привнести порядок в доносящиеся до них звуки, но достигали они при этом лишь ещё большей сумятицы в своих головах.

Невозможно было думать о чём-либо ещё.