— А то, что я видела? — уже спокойнее спросила Рин, усаживаясь на грязный пол чердака.

— Это твоё воображение. Я же объясняла тебе.

Рин медленно начала понимать. Когда люди рассказывали ей разные истории, она не просто слышала слова: она видела все цвета и слышала все звуки, которые они описывали. Сайор знала, как делать то же самое, используя маленькие значки. Она каким-то образом ухитрилась так расставить эти значки, что люди, их имена, события и места, где они происходили, всплывали перед глазами, стоило лишь дотронуться до них. Сайор назвала всё это своими записями, но это было нечто большее, чем непонятные завитушки, которые эллоны часто выбивали на камнях и стенах своих крепостей и замков.

В записях Сайор была магия, только она не признавала это. Всё зависит от того, думала Рин, что считать магией. Для Сайор это всего лишь запись прошедших событий, для Рин магические письмена, обладающие силой, непреодолимой для простого смертного. Но ведь то же можно сказать и о самых обычных словах: они могут описывать одного человека и вызывать миллионы образов в воображении других. Для подобной цели предназначались и эти значки: с их помощью Сайор пыталась собрать вместе всё: людей и события — чтобы придать прошлому некое постоянство. Подруга Лайана хотела лишь этого, принимая участие в войне против Дома Эллона, но сделала она нечто совершенно другое.

Картины. Картины в голове. Их могли создавать записи Сайор.

Но кроме этого они могли залечивать самые страшные раны. Рин узнала это из собственного опыта, когда пришла в Лайанхоум.

— Почему они лечат?

— Потому что… потому что лечат.

— Чем ты так обеспокоена? — Рин наклонилась вперёд. Теперь, когда она понимала, какой эффект дают записи, если до них дотронуться, она больше не боялась магии. Она хотела помочь своей подруге, если, конечно, помощь требовалась.

— Пойдём вниз, — предложила Сайор, отворачиваясь. Она говорила будто сквозь слёзы, но глаза её были сухими.

— Ну пойдём, пойдём, — успокаивала её Рин.

Осторожно обойдя стопку записей, они подошли к люку, ведущему в пропахшие плесенью спальни.

— Подожди меня здесь, — сказала Рин, когда они спустились на второй этаж. — Я схожу за одеялами. Ведь не зря же мы мучились с ними возле реки.

Она ушла, и до Сайор донеслась её возня внизу.

— Есть хочешь? — крикнула Рин.

— Лучше в следующий период бодрствования, — ответила Сайор достаточно громко, чтобы Рин услышала. — Поешь сама.

— Ты ещё не рассказала мне, почему ты испугалась своих собственных записей.

— Потому, — пробормотала она больше для себя, — что последние были сделаны не мной — их дописал кто-то ещё. И они рассказывают о том, как у меня родится дочь Лайана. Что её имя будет Аня и что у неё будут золотые волосы, как у него, и зелёные глаза, как у меня. Но перед этим она будет обычным ребёнком, который играет в грязи и сидит у меня на коленях.

Сайор встала и перевернула матрац на кровати, где только что сидела. Тыльная сторона матраца оказалась не лучше, и она торопливо перевернула матрац обратно.

Она вытянула руку к окну, через которое пробивался золотой солнечный луч, растопырила пальцы и ей показалось, что она видит между ними некое свечение цвета расплавленной меди. В записях она видела ребёнка, но сейчас перед ней предстала лёгкая фигурка девушки с насмешливой улыбкой на лице. Девушка сидела на огромном сером скакуне, вооружённая с ног до головы. У неё даже был боевой топор.

— Привет, мама, — сказала наездница. — Я так долго ждала тебя.

— Пожалей их, — тихо сказала Сайор, не замечая движения собственных губ.

— Кого?

— Всех, кого ты можешь пожалеть.

Наездница исчезла и вместо неё Сайор увидела огромную поверхность Альбиона, медленно поворачивающуюся в пространстве до тех пор, пока весь мир не оказался вверх тормашками прямо над её головой. Она на мгновение съёжилась, но затем встала прямо. Если суждено умереть сейчас, она примет смерть достойно.

Изображение Альбиона вдруг стало удаляться и превратилось наконец в яркую точку на тёмно-бордовом небе. Сайор оказалась в пустоте — такой, какую она знала раньше, до того как пришла сюда, в Лайанхоум.

Сюда.

В Лайанхоум.

В словах теперь не было смысла. Куда бы она не посмотрела, везде только пустота и одна яркая точка — Альбион.

— Мама, ты испугалась? Не бойся.

Сайор закричала.

Но не было эха. Голос звучал как бы отовсюду.

— Мама, ты испугалась? Не бойся.

Аня.

С ней была Аня. Дочь, родившаяся у неё и у погибшего Лайана. Но более могущественная, чем он сам. Лайан. Любовник. И почти как сын.

Куда бы Сайор ни посмотрела, везде был яркий свет, до боли слепящий глаза.

— Мама… — раздалось теперь совсем издалека.

— Аня! — закричала Сайор с такой силой, что, казалось, голосовые связки вот-вот разорвутся.

— Мама… Загадочный свет померк. Голос исчез.

Падающая вниз головой Сайор была охвачена таким одиночеством, какого не испытывала никогда раньше.

Она не видела ничего и даже ещё меньше, если такое вообще возможно. В то же время она была чем-то большим, нежели весь Альбион. И в этой пустоте она осознала, что стала богиней. Но богиней добра или богиней зла? Она видела улыбку на лице Ани, женщины, которая родится из её утробы, и она видела зло в этой улыбке. Может быть, ей и показалось. Скольких людей она встречала, у которых были дружеские улыбки, а потом они пытались изнасиловать или даже убить её? И от скольких людей она отвернулась из-за их кажущейся глупости, а потом они оказывались просто верными своим убеждениям.

Могла ли осуждать Сайор ещё не родившегося ребёнка за его улыбку?

Аня, бежавшая по пыльной деревенской улице, слышала, что далеко позади кто-то смеётся. У неё были золотистые волосы, доставшиеся в наследство от отца, и кожа бронзового оттенка. Нос, похожий на маленькую кнопочку, казалось, так и просил, чтобы на него нажал чей-нибудь палец. А рот был слишком большим по эллонским стандартам красоты.

Аня несомненно будет наказана, когда мать настигнет её, но это не волновало девочку. Наказания были повседневностью, как, например, обед. Они были неприятными, но их следовало переносить спокойно. Удовольствие заключалось в том, чтобы как можно дольше оттянуть момент, когда сильные руки матери обхватят её и прижмут к огромной груди, когда Сайор начнёт ругать её своим строгим высоким голосом, а затем потащит её назад, и Аня будет хныкать у неё на руках в напрасной попытке смягчить каменные лица взрослых людей, наблюдающих за её насильным возвращением домой.

Эти побеги были игрой.

Для человека в возрасте Ани это просто жутко интересная игра. Она пробежала мимо маленькой лавки, где выдавалась провизия, которую эллоны оставляли крестьянам, и лавочник помахал ей вслед. Это был толстый человек, толще всех в деревне. Ходили слухи, что часть провизии, находившейся в лавке, исчезала неким таинственным образом, и тайна эта была скрыта туманом, который развеялся лишь с приходом в Лайанхоум Сайор.

Он улыбнулся Ане, как коллеге-преступнику, коллеге-конспиратору. Она помахала ему в ответ, но продолжала бежать, уже чувствуя запах полей. Лайанхоум был небольшим селением, но пересечь его из конца в конец — тяжёлая задача для маленьких ног, раньше она не добегала даже сюда. Дыхание с трудом вырывалось у неё из груди, кровь стучала в голове, как грохочущий водопад, но она не обращала внимания и на это.

— Остановите её!

Рин двигалась теперь не так быстро. Может, она и обогнала бы Аню, если бы они бежали наперегонки, но в данных обстоятельствах у девочки было преимущество. Сайор доверила её Рин, которая хоть и начала уже седеть, всё ещё была сильной и ловкой. Перед своим недавним рывком к свободе Аня дождалась момента, когда Рин уснёт. И сейчас девочка улыбалась, гордясь своей хитростью и сметливостью.

Топ, топ, топ, топали её ножки, одетые в войлочные тапочки. Теперь она была у самой границы деревни, в семистах метрах от дома. Ощущение свободы разрывало её сердце на части.