Аропетрана взглянул на своих солдат, а те посмотрели на него.

— Только не вздумайте меня насиловать, — сказала женщина, с интересом рассматривая свои ногти. — Вы можете трахаться друг с другом — я не против, но прошу вас, не пытайтесь насиловать меня. Мне не хотелось бы разрывать ваши кровеносные сосуды в местах, которые неудобно называть.

— Ну что? — спросила она уже более весёлым голосом. — Берёте меня в заложницы? Чем быстрее вы решитесь, тем быстрее мы вернёмся в Гиорран.

Потом встала и подошла к Аропетране.

— Ну давай же, — сказала она нетерпеливо. — Пере» кинь меня через седло. Это ведь просто, ты же знаешь.

— Я не верю, что ты крестьянка, — сказал он.

— Нет, веришь, — сказала Элисс.

Она улыбнулась ему.

И он словно погрузился в её глаза. На долю секунды ему показалось, что кроме них на свете не существует больше, никого и ничего.

— Верю, что ты крестьянка, — произнёс он с каким-то механическим выражением в голосе.

— Бывали люди и повежливее, — сказала она, касаясь мочки своего уха, как бы проверяя, всё ли с ней нормально, — но сойдёт и такой ответ.

— Ты хочешь, чтобы тебя казнили?

— Конечно. Я не хочу, чтобы меня тащили в Гиорран из-за пустяков. Моя казнь будет просто шикарной, представляешь: это не будет простое обезглавливание или что-то вроде этого, а полное ритуальное вспарывание живота. И много музыки. Струнный квартет подошёл бы лучше всего.

Аропетрана и его солдаты вновь переглянулись.

— Было бы глупо отказываться от её предложения, — произнёс наконец один из солдат, — тем более, что это сэкономит нам кучу времени.

Аропетрана почувствовал, что уже принял решение.

— Музыку я не могу гарантировать, — сказал он.

Элисс, казалось, негодовала, но затем выражение её лица смягчилось.

— Это ничего, — сказала она. — Если понадобится, я сама спою, пока вы мне будете вспарывать живот. Знаете, какой у меня хороший голос? Правда, он немного низковат для сопрано, а с другой стороны, я недотягиваю чуть-чуть до контральто, тем не менее он вам понравится. Конечно, я подберу какую-нибудь подобающую для своей казни песню — в общем, толпа будет довольна.

Аропетрана поднял глаза к небу и подумал, не поискать ли другого крестьянина. Всё же эта крестьянка призналась, что знакома с Аней и, возможно, на эшафоте повторит своё признание. Как сказал солдат, было бы жаль упустить такую возможность.

— Хорошо, — наконец произнёс он.

Солдаты смотрели на него с явным неудовольствием. В уставах совершенно ничего не говорилось о технике перекидывания людей через сёдла.

— Ты можешь взобраться сюда? — пролепетал Аропетрана, отчаявшись.

— Конечно, — весело ответила Элисс. — Я только и ждала этого предложения.

Она подпрыгнула и улеглась на седло прямо перед ним, свесив руки и ноги.

— Я выгляжу достаточно полумёртвой? — прошептала она.

— Вполне, — вздохнул он.

Они повернули к Гиоррану. На сердце у Аропетраны лежал груз гораздо более тяжёлый, чем тело женщины, которую он вёз.

* * *

— Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган, — сказал он стражникам, которые спросили его имя, — хотя я откликаюсь просто на имя Реган.

Стражники засмеялись. Один из них был толстым и низеньким, другой же высоким, но тоже толстым. Оба были одеты в красно-зелёную форму эллонской армии, и оба держали свои наточенные как бритва мечи, направляя их остриями прямо в сердце Регану. За ними высились стены Гиоррана. Он вытянул руки, показывая, что у него нет оружия. В одной руке он держал бубен, а в другой флейту.

— Я певец, — объяснил он. — Я путешествую по всему Альбиону от одного берега до другого. Люди помнят мои песни, пока я нахожусь с ними, а потом забывают.

Он низко поклонился.

— Певец в вашем распоряжении.

— Нам не нужен певец, — сказал стражник-коротышка.

— Никто не знает, нужен ли ему певец, — возразил Реган, зевая и делая вид, что собирается пойти прочь.

— Кто ты? — гаркнул высокий стражник.

— Я же сказал, я — Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган, возможно, один из лучших певцов в этом мире. Впрочем, лучше опустить слово «возможно».

Так его просила сказать Элисс.

Он улыбнулся, надеясь что улыбка скроет леденящий ужас, сковавший душу.

— Хотите ли, о благородные солдаты, я развеселю вас своей музыкой? — предложил Реган, глядя на инструменты в своих руках. — Я могу сделать так, чтобы облака в небе заплясали от радости, когда я сыграю лишь одну трель на своей флейте.

— Мы не хотим ни веселиться, ни плясать, — сказал высокий стражник. — А что касается облаков, они нас не волнуют. — Он даже фыркнул от раздражения.

— О! — сказал Реган. — Я могу поднимать ваших людей на битву, играя на своём бубне.

Он многозначительно посмотрел на свой инструмент.

— Он кажется мне безвредным, — заявил коротышка.

— Дай то Бог, — улыбнулся высокий, обнажая гнилые зубы, — иначе он будет убит.

— А мне нравится музыка, — сказал коротышка. — Оказывается, она здорово помогает от запоров.

Реган опустил уставшие руки.

— Могу ли я вступить в вашу армию? — спросил он высокого стражника, который ошарашено разглядывал своего компаньона.

— Да. Конечно. Ступай.

Он пропустил Регана.

— Сонаты для гобоя подходят для этого лучше всего, — услышал Реган слова коротышки, входя в лагерь эллонской армии.

Сразу же в нос ударили запахи горящей древесины и помойных ям. Никто из солдат не обращал на него внимания, когда он проходил по дорожкам между палаток; все они, казалось, были погружены в своё мрачное настроение. Реган чувствовал некую вину за свою беззаботность, охватившую его после того, как удалось пройти мимо стражников. Он напомнил себе, что не должен останавливаться и играть джигу, чтобы развеселить этих солдат. Аня послала его сюда не для этого: чем хуже настроение у этих солдат, тем лучше для крестьян.

Он отступил в сторону, чтобы пропустить нескольких кавалеристов, направлявшихся куда-то по своим делам. К его удивлению, один из них кивком головы поблагодарил его за вежливость.

Реган точно не знал, куда он направляется и что будет делать, но одно знал точно: он должен умереть. Аня просила его проникнуть в лагерь эллонской армии, разбитый вокруг Гиоррана, но что он там должен делать, она не сказала. Он знал, что должен каким-то образом использовать свою музыку, чтобы помочь её армии разбить армию Деспота.

Аня не могла выжидать дольше. Деспот засылал к ним шпионов, чтобы знать о передвижениях крестьянской армии — крестьяне знали об этом, так как поймали нескольких, допросили, а затем казнили. То, что их разоблачили, неизбежно означало: появятся и другие, они могут оказаться удачливей, вернутся в Гиорран и расскажут всё, что видели. Ни один крестьянин, в том числе и Та Кто Ведёт, не знал, какой информацией уже располагал Дом Эллона; но то, что повстанческая армия располагается неподалёку от Эрнестрада, Деспот должен был знать наверняка.

В то же время Деспот не выказывал намерений нанести удар. Правда, несколько периодов бодрствования назад он вывел свою армию, но в совершенно неправильном направлении. Крестьянские разведчики наблюдали с холмов, как эллоны, бесцельно побродив по окрестностям, вернулись обратно в Гиорран. Всё это было похоже на инсценировку. Поведение армии Дома Эллона вызвало удивление у крестьян и глубокое беспокойство у Ани. Она считала, что к этому времени им уже давно надлежало встретиться на поле битвы и либо одна, либо другая армия должна была одержать победу. Игра в ожидание, которую затеял Деспот, действовала ей на нервы, заставляя раздражаться в самое неподходящее время.

Реган использовал всю свою дипломатию, чтобы урегулировать её отношения с Рин.

Рин.

Да, он благодарил судьбу за то, что всё это время Рин была рядом. «Надеюсь, моя смерть будет не слишком болезненной…»

Не замечаемый никем, он шёл от костра к костру и, представляя в воображении лицо Рин, улыбался ему. Он видел её седые волосы, острый подбородок и чёрные глаза.