Очевидно, для Дафны это было как раз тем, что нельзя было купить в магазине, и потому не имело для нее никакого значения. Да и любовь, несмотря на сказанное ею, любовь тоже вряд ли можно купить. В глубине души я знала, что так оно и есть. Это было одним из моих кайенских убеждений, с которым ей не справиться даже под угрозой лишить меня элегантной и богатой жизни.

Когда мы подъехали к дому, Дафна вызвала Эдгара, чтобы он отнес все пакеты ко мне в комнату. Я хотела помочь ему, но Дафна резко меня одернула, чтобы и не заикалась об этом.

– Помочь ему? – спросила она, будто я предлагала спалить дом. – Это не ты помогаешь ему. Он помогает тебе. Именно для этого существуют слуги, мое дорогое дитя. Я прослежу за тем, чтобы Уэнди все развесила в твоем шкафу и разложила в шкафчике и туалетном столике. Беги разыщи свою сестру и делай то, что положено девочкам твоего возраста в свободные от занятий дни.

Иметь слуг, чтобы они делали за меня самые простые вещи, было для меня одной из труднейших задач, к этому следовало привыкнуть, подумала я. Не сделаюсь ли я ленивой? Но, казалось, никто не беспокоился здесь о лености. Она была естественной и даже необходимой.

Я помнила, как Жизель сказала мне, что будет ждать меня у бассейна в компании с Бо Андрисом. Они и были там – лежали на металлических шезлонгах с пухлыми подушками цвета беж и потягивали розовый лимонад из высоких стаканов. Бо выпрямился, как только увидел меня, и его лицо осветилось теплой улыбкой. Он был одет в бело-голубую рубашку из махровой ткани и шорты, а Жизель загорала в раздельном темно-синем купальнике, и ее очки от солнца были так велики, что сошли бы за маску.

– Эй! – тут же воскликнул Бо. Жизель подняла глаза, сдвинув вниз солнечные очки и глядя поверх них так, как если бы они были очками для чтения.

– Ну что, мама оставила в магазинах хоть что-нибудь для других покупателей?

– Так, совсем немного, – ответила я. – Я никогда не была в стольких больших универмагах и не видела так много одежды и обуви.

Бо рассмеялся над моим бурным восторгом.

– Уверена, она таскала тебя в магазины Дианы, Рудольфа Вите и «Мулен Руж», я угадала? – спросила Жизель.

Я покачала головой.

– Сказать по правде, мы обошли такое количество магазинов и так быстро, что я не запомнила и половины названий, – проговорила я, переводя дыхание. Бо опять засмеялся и похлопал рукой по своему шезлонгу. Он подтянул ноги, обхватив колени руками.

– Садись. Дай отдых ногам, – предложил он.

– Спасибо.

Я села рядом с ним и почувствовала сладкий запах кокосового лосьона для загара, которым были смазаны лица Жизель и Бо.

– Жизель рассказала мне твою историю, – сказал юноша. – Это просто невероятно. Кто такие эти кайены? Они сделали тебя своей маленькой рабыней, или как?

– О нет, – возразила я, но быстро приглушила свой восторг. – Конечно, у меня были ежедневные обязанности.

– Обязанности, – простонала Жизель.

– Меня научили рукоделию и всевозможным поделкам, я помогала изготовлять вещи, которые мы продавали с придорожного прилавка туристам, а еще, конечно, помогала готовить и убираться, – объяснила я.

– Ты умеешь готовить? – спросила Жизель, опять поглядывая на меня поверх очков.

– Жизель не смогла бы вскипятить и воду без того, чтобы не подгорела кастрюля, – поддразнил Бо.

– Ну и что с того? Я ни для кого и не собираюсь готовить… – заявила девушка, снимая очки и сверкая на него возмущенным взглядом. Бо только улыбнулся и вновь обратился ко мне:

– Я слышал, ты еще и художница. И у тебя на самом деле есть картины в одной из галерей Французского квартала.

– Я сама удивилась больше, чем кто-либо, когда владелец галереи захотел их продавать, – сказала я. Улыбка Бо потеплела, а цвет серо-голубых глаз стал еще более мягким.

– Пока что мой отец – единственный человек, кто купил картину, не так ли? – ехидно заметила Жизель.

– Нет. Кто-то еще раньше купил одну. Именно так я раздобыла деньги на автобус в Новый Орлеан, – ответила я. Жизель, казалось, была недовольна и, когда Бо взглянул на нее, вновь надела очки и опустилась на шезлонг.

– Где картина, которую купил ваш отец? – спросил Бо. – Мне бы хотелось посмотреть на нее.

– Она в его кабинете.

– Все еще на полу, – вставила Жизель. – Возможно, он оставит ее там еще на долгие месяцы.

– Все же мне бы хотелось взглянуть на нее.

– Тогда иди и посмотри, – заявила Жизель. – На ней всего лишь изображена птица.

– Цапля, – уточнила я. – На болоте.

– Я несколько раз был на протоке, на рыбалке. Там может быть очень красиво, – сказал Бо.

– Болото, фу, – фыркнула Жизель.

– Там очень красиво, особенно весной и осенью.

– Аллигаторы, змеи и москиты, не говоря о жидкой грязи везде и на всем. Очень красиво, – изрекла Жизель.

– Не обращай на нее внимания. Ей даже не нравится плавать на моей парусной лодке по озеру Понтчартрейн, потому что вода может забрызгать и испортить прическу, и она отказывается ходить на пляж, потому что не переносит, когда песок попадает в купальник и в волосы.

– Ну и что? Почему я должна терпеть все это, когда могу плавать здесь, в чистом, профильтрованном бассейне? – возмутилась Жизель.

– Разве тебе не нравится посещать новые места и видеть новые вещи? – спросила я.

– Нет, если ей не удастся прикрепить себе на спину туалетный столик, – сказал Бо. Жизель быстро выпрямилась в шезлонге, как будто у нее в спине была пружина.

– О конечно, Бо Андрис, ты вдруг стал большим любителем природы, рыбаком, яхтсменом и туристом. Ты все это не любишь почти так же, как и я, но ты просто устраиваешь спектакль перед моей сестрой, – нападала она. Бо сделался малиновым.

– Но я действительно люблю ходить под парусом и рыбачить, – запротестовал он.

– И часто ты этим занимаешься? Самое большее – дважды в год?

– Это зависит от обстоятельств.

– От расписания твоих светских занятий, от часов приема твоего парикмахера, – резко сказала Жизель. Во время этого обмена репликами мои глаза метались от одного к другому. Жизель была охвачена таким сильным гневом, что было трудно поверить, что она считала Бо своим молодым человеком.

– Ты знаешь, ему подстригает волосы женщина, прямо у него на дому, – продолжала Жизель. Малиновый цвет на щеках Бо разлился вниз, на шею. – Она косметичка его матери и даже делает ему маникюр каждые две недели.

– Просто маме нравится, как эта женщина укладывает ей волосы, – возразил Бо. – Я…

– Твои волосы очень хорошо подстрижены, – сказала я. – Что тут необычного, когда женщина подстригает мужчине волосы. Я время от времени стригла волосы своему деду. Я хочу сказать, тому человеку, которого называла дедом.

– Ты умеешь и стричь? – спросил Бо, его глаза широко открылись от изумления.

– А еще рыбачишь и охотишься? – подхватила Жизель, не скрывая сарказма.

– Я рыбачила, помогала собирать устриц, но никогда не охотилась. Не переношу, когда стреляют птиц и оленей. Ненавижу даже, когда стреляют аллигаторов, – заявила я.

– Собирала устриц? – сказала Жизель, качая головой. – Познакомьтесь с моей сестрой, леди-рыбачкой, – добавила она.

– Когда ты впервые узнала, что случилось с тобой? Когда была еще маленькой? – спросил Бо.

– Перед тем, как умерла моя бабушка Катрин, – ответила я.

– Ты хочешь сказать, женщина, о которой ты думала, что она твоя бабушка, – напомнила мне Жизель.

– Да. Трудно так думать после стольких лет, – пояснила я более для Бо, который кивнул, выражая понимание.

– А у тебя были мать и отец?

– Мне сказали, что моя мать умерла при родах, а отец сбежал.

– Значит, ты жила с бабушкой и дедом?

– Только с бабушкой. Мой дед – траппер и жил на болоте, вдали от нас.

– Значит, прежде чем умереть, бабушка открыла тебе правду? – спросил Бо. Я кивнула.

– Как ужасно с их стороны, что они держали в секрете все эти годы твое происхождение, – сказала Жизель. Она взглянула на меня, чтобы узнать мою реакцию.