Одеяло упало, и моя ночная сорочка спустилась так низко, что большая часть груди обнажилась. Взгляд Поля задержался на ней, а затем медленно скользнул к моей шее, плечам и лицу.

– Нам только однажды надо решиться отбросить прошлое и любить друг друга, ведь с каждым следующим разом будет все легче и легче. Руби, разве ты не понимаешь этого? Почему мы должны отказывать нашей другой, лучшей половине? Мы не росли как брат и сестра; мы никогда не думали, что мы родственники. Тебе надо просто закрыть глаза и забыть обо всем и просто позволить своим губам коснуться моих. – Поль опять приблизился ко мне.

Я покачала головой, закрыла глаза и отодвинулась подальше, как могла, но губы Поля настигли мои. Я пыталась оттолкнуть его, выскользнуть из его объятий, но он продолжал все более настойчиво, его руки добрались до моей обнаженной груди, пальцы ласкали мои соски.

– Нет, Поль! – воскликнула я. – Пожалуйста, не надо! Мы пожалеем об этом, – сказала я, но чувствовала, что уступаю, а мой трепет перерастает в волну горячего желания. После такого сильного горя, после стольких трудностей мое тело жаждало теплых, пусть и запретных, прикосновений Поля.

– Нет, не будем мы жалеть, – настаивал Поль. Его губы коснулись моего лба, двинулись вниз по моему лицу, его рука скользнула под ночную сорочку и обхватила мою грудь. Он приподнял ее, припал губами к соску, и я почувствовала, что слабею. Я не могла открыть глаза. Я не могла говорить. Я продолжала скользить под его тело, а он прижимался ко мне, настойчивый, подгоняемый желанием и непреклонный в своей решимости сломить не только мое слабое сопротивление, но и всю мораль и законы церковные и людские, которые не только запрещали наше сближение, но и отвергали его с отвращением.

– Руби, – прошептал Поль мне на ухо, и голова моя закружилась, я ощущала теперь только бешеный ритм своего сердца. – Я люблю тебя.

– Что, черт возьми, здесь происходит?! – внезапно услышали мы. Поль резко отодвинулся назад, и у него перехватило дыхание. Дедушка Джек стоял в коридоре и смотрел на нас, его волосы торчали в разные стороны, глаза были широко раскрыты и воспалены, тело раскачивалось так, будто по дому носился ветер.

– Ничего, – ответил Поль, встал и быстро поправил свою одежду.

– Ничего! Ты называешь это ничего? – Дед сфокусировал взгляд и вошел в дверь. Он все еще был пьян, но узнал Поля. – Кто, черт возьми… ты сын Тейта, ведь так? Тот самый, что вечно околачивается здесь?

Поль посмотрел на меня и затем кивнул дедушке Джеку.

– Похоже, ты приходишь сюда по ночам и прокрадываешься в комнату моей внучки. Это в крови у Тейтов, – заметил дед.

– Это неправда, – резко ответил Поль.

– Гм. – Старик почесал длинными пальцами свои всклокоченные волосы. – Да, но тебе нечего делать в спальне моей внучки в такое время. Мой совет тебе, парень, поджимай хвост и убирайся отсюда.

– Иди, Поль, – сказала я. – Лучше, если ты уйдешь.

Он взглянул вниз, на меня. Его глаза были переполнены слезами.

– Пожалуйста, – прошептала я. Он закусил нижнюю губу и выскочил из двери, почти сбив с ног деда, прогрохотал вниз по лестнице и хлопнул входной дверью.

– Ну что ж, – проговорил дедушка Джек, поворачиваясь ко мне. – Наверно, ты значительно старше, чем я думал. Пришло время подумать и о хорошем муже для тебя.

– Не нужно, чтобы кто-то искал мне мужа, Grandpere. Во всяком случае, я не готова еще выходить за кого бы то ни было замуж. Поль ничего не делал, мы просто разговаривали…

– Просто разговаривали? – Дед рассмеялся своим беззвучным смехом, его плечи затряслись. – Там, в болоте, разговор такого рода производит на свет новых головастиков, – добавил он и покачал головой. – Нет, ты уже по-настоящему выросла, я просто не смотрел на тебя раньше как следует, – заметил он, разглядывая мое неприкрытое тело. Я быстро натянула одеяло на грудь. – Не беспокойся, – заключил он, подмигнул мне и, спотыкаясь, отправился в комнату бабушки Катрин, где он теперь спал всегда, когда был в состоянии подняться по лестнице и лечь в постель.

Я села на кровати, мое сердце стучало так сильно, что мне казалось, оно разобьет мне грудь. Бедный Поль, думала я. Он так запутался, у него все так смешалось, гнев его тянул в одном направлении, а чувство ко мне – в другом. Внезапное появление дедушки Джека мало что изменило, но, возможно, оно помешало нам сделать то, о чем бы мы потом пожалели. Так мне представлялось случившееся.

Я выключила свет и вновь легла. Нелегко было себе признаться, что в какой-то момент, когда Поль был особенно настойчив, я почти готова была ему уступить и даже хотела этого, хотела быть дерзкой и не упустить того, что судьба подносит нам сверх всяких запретов. Но как похоронить в своем сердце такую темную тайну, как помешать ей загрязнить, а со временем и разрушить чистоту любви, которую мы питаем друг к другу. Этого не должно случиться. Не может быть. И не будет, думала я. Во всяком случае, теперь я знала, что никак нельзя приближать к себе Поля. У меня не хватит силы воли противиться страсти.

Когда я закрыла глаза и попыталась вновь уснуть, я поняла, что это еще одна причина, может, даже самая веская, чтобы набраться смелости и уехать с протоки.

Скорее всего, бабушка Катрин именно поэтому так и настаивала на моем отъезде, что знала об опасности возобновления наших с Полем отношений, несмотря на раскрытую тайну. Бабушкины слова еще долго будоражили мой ум, пока я наконец не уснула с данным ей обещанием на губах.

Я не видела Поля до конца выходных, и меня удивило, что и в понедельник он не пришел в школу. Я спросила о нем сестру Джинн, и она ответила, что он плохо себя чувствует. Она явно была недовольна тем, что я обратилась к ней, особенно в присутствии ее друзей, и больше не сказала мне ни слова.

После школы я решила немного прогуляться вдоль канала, прежде чем начать готовить обед. Я прошла по дорожке через двор, который был весь в цвету от гибискуса и голубых и розовых гортензий. Весна спешила в этом году. Многоцветье, сладкие ароматы и обостренное чувство жизни и пробуждения окружали меня повсюду. Будто бы сама Природа старалась утешить мое горе.

Но мои запутанные и беспокойные мысли были похожи на пчел, снующих в закрытой банке. Мне слышалось так много голосов, дающих мне такие разные советы. «Беги, Руби, беги, – подгонял меня один голос. – Беги подальше от протоки, от Поля, от дедушки Джека, как можно быстрее».

«Не вздумай бежать, будь дерзкой, – говорил мне другой голос. – Ты любишь Поля. Ты знаешь, что это так. Уступи своим чувствам и забудь про все.

Сделай так, как хочет Поль, будто все оказалось ложью».

«Помни свое обещание, Руби, – слышала я строгий голос бабушки Катрин. – Руби… обещание… помни…»

Теплый ветерок с залива поднимал пряди моих волос, и они, кружась, спадали мне на лоб. Этот же ветерок расчесывал мох на мертвых кипарисах и делал его похожим на какое-то раскинувшееся зеленое животное, поднимающееся из топей и раскачивающееся, чтобы привлечь мое внимание. На длинной песчаной отмели я увидела змею, свернувшуюся вокруг прибитых к берегу веток и впитывающую солнце; ее треугольная голова напоминала вылинявшее медное пенни. Две утки и цапля поднялись с воды и низко пролетели над рогозом. Я услышала отдаленное урчание моторки, прорезающей воду протоки и прокладывающей свой курс все ближе и ближе ко мне, пока наконец лодка не выскочила из-за поворота.

В ней был Поль. Лишь только он заметил меня, как замахал рукой, увеличил скорость и подвел лодку к берегу. След волны от моторки зашевелил листья лилий и рогоза и зашлепал о корни кипарисов, растущих вдоль берега.

– Спустись вниз, вон к тому глинистому краю, – прокричал Поль и указал, куда мне идти. Я так и сделала, он подвел лодку поближе, выключил мотор, и моторка замерла у берега.

– Где ты сегодня был? Почему не пришел в школу? – спросила я. Поль явно не был болен.