– Казалось бы, знахарка должна уметь лечить собственный артрит, – пробормотала бабушка. – Суставы болят, а рецепты снадобий совсем не помогают.

Бабушка не имела привычки жаловаться вслух на свои болезни. Я видела, как она безропотно проходила мили под дождем, чтобы помочь кому-то, не выказывая ни слабости, ни недовольства. Она всегда говорила, что на свете еще много других людей, которым гораздо хуже, чем ей.

– Неси свой груз, не ведая преград, – в раздумье сказала старушка. Так говорили кайены, и это означало, что нельзя сдаваться. – Тебе невыносимо больно, твой груз тяжел, но ты продолжаешь свой путь.

Я всегда чувствовала, что она старается своим примером научить меня жизни, поэтому и знала, как ей больно, если она теперь жалуется.

– Может, нам стоит денек отдохнуть от торговли, Grandmere, – предложила я. – У нас достаточно денег от продажи картин и…

– Нет, – ответила она, – лучше поработать, во всяком случае, пока на протоке есть туристы. Ты ведь знаешь, как бывает, когда никто не приезжает покупать наши товары, и как тогда трудно сводить концы с концами.

Я ничего не сказала – это только рассердило бы ее, но почему дедушка Джек не помогает нам? Почему мы позволяем ему вести ленивую жизнь болотного бродяги? Он кайенский мужчина и потому должен нести ответственность за свою семью, даже если бабушка им и недовольна. Я решила, что непременно отправлюсь в его хижину на болоте и выскажу ему все, что думаю.

Сразу же после завтрака я стала устраивать придорожный прилавок, пока бабушка готовила гамбо. Я заметила, как ей тяжело работать и выносить вещи, поэтому сбегала в дом за стулом для нее. Мне хотелось, чтобы пошел сильный дождь и загнал нас в дом, и бабушка смогла бы отдохнуть. Но дождя не было, и, как и предсказывала старушка, вскоре появились туристы.

Около одиннадцати подъехал Поль на своем мотороллере. Мы с бабушкой быстро обменялись взглядами, но она ничего не сказала.

– Здравствуйте, миссис Ландри, – начал парень. – Моя щека практически зажила, а губа чувствует себя прекрасно, – добавил он быстро. Синяк и в самом деле значительно уменьшился – на щеке было лишь небольшое розовое пятно. – Спасибо еще раз.

– Рада помочь, – ответила бабушка, – но не забывай данное мне обещание.

– Не забуду. – Он рассмеялся и повернулся ко мне. – Привет!

– Привет, – ответила я, быстро разворачивая и вновь сворачивая одеяло, чтобы оно лежало на прилавке более аккуратно. – Что это ты не работаешь сегодня на консервной фабрике? – спросила я, не глядя на Поля.

Парень подошел ближе, чтобы разговор не слышала бабушка.

– Мы с отцом вчера выяснили отношения. Я больше не работаю у него и не смогу пользоваться автомобилем без его разрешения, а это может означать никогда, если не…

– Если ты не перестанешь встречаться со мной, – закончила я за него, а затем отвернулась. Выражение его лица сказало мне о том, что я была права.

– Мне все равно, что говорит отец. Мне не нужна его машина. Я купил мотороллер на свои собственные деньги, поэтому будем ездить на нем. Все, что мне нужно, это приезжать сюда и видеть тебя. Больше ничего не имеет значения, – твердо заявил он.

– Нет, Поль. Я не могу позволить тебе так поступать с твоими родителями и с собой. Может, не сейчас, но через недели, месяцы, годы ты пожалеешь о том, что отдалился от родителей, – строго сказала я. И даже почувствовала новый, холодный тон в своем голосе. Мне больно было держаться таким образом, но я должна была это сделать. Мне нужно было найти способ прекратить то, у чего не было будущего.

– Что? – Поль улыбнулся. – Ты знаешь – единственное, что мне нужно, это быть с тобой, Руби. Пусть они приспособятся, если не хотят крупной ссоры. Это все из-за них. Они ведут себя как снобы, это просто эгоистично и…

– Нет, Поль, это не так, – быстро перебила я. Его лицо помрачнело от непонимания. – Это естественно для них желать для своего сына самого лучшего.

– Мы все это уже обсуждали, Руби. Я сказал, что ты для меня и есть самое лучшее.

Я отвернулась. Не могла смотреть на Поля, когда он это говорил. Как раз у прилавка не было покупателей, поэтому я отошла. Поль плелся за мной так близко и безмолвно, что походил на мою тень. Я остановилась у скамейки из кипарисовых жердей и села лицом к болоту.

– Что случилось? – спросил Поль негромко.

– Я думала над всем этим и не уверена, что ты самое лучшее для меня.

– Что?

Из глубины болот на нас уставилась старая болотная сова, сидевшая на огромном яворе, будто она могла нас слышать и понимать. Она была так неподвижна, что походила на чучело.

– После того как ты вчера уехал, я долго думала. Я знаю, что на протоке есть много девушек моего возраста и немного постарше, кто уже замужем. Есть и моложе меня. Но я не хочу просто выйти замуж и жить-поживать. Я хочу большего. Быть чем-то большим. Я хочу стать художником.

– Вот как? Я не стану тебе мешать. Я сделаю все, что смогу, чтобы…

– Художник, настоящий художник, должен узнать многое, должен путешествовать, встречаться с людьми, разными людьми, расширять свой кругозор. – Я повернулась к Полю. Он будто уменьшился, сжался от моих слов. Поль затряс головой.

– Что ты говоришь?

– Наши отношения не должны быть такими серьезными, – объяснила я.

– Но я думал… – Он покачал головой. – Это все потому, что я вчера вечером поступил как дурак. Да? Твоя бабушка очень огорчена моим поведением?

– Нет, не огорчена. Вчерашний вечер просто заставил меня серьезно задуматься, только и всего.

– Это моя вина, – бормотал Поль.

– Это ничья вина. Уж во всяком случае, не наша, – заявила я, вспоминая откровения бабушки Катрин. – Просто так сложились обстоятельства.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Я хочу, чтобы ты… чтобы ты делал то, что собираюсь делать и я, – встречаться с другими людьми.

– Значит, есть кто-то еще? – спросил он, пораженный моими словами. – Как ты могла вести себя со мной так, как вчера вечером, да и раньше, если тебе нравился другой человек?

– Но это не так, – пробормотала я.

– Нет, кто-то есть, – настаивал Поль. Я взглянула на него. Его печаль быстро сменилась гневом. Доброта испарилась из глаз, а ее место заняла ярость. Плечи поднялись, лицо сделалось таким же пунцовым, как и подбитая щека. Губы в уголках побелели. Поль выглядел так, будто был способен, как дракон, изрыгать пламя. Мне было ненавистно то, что я делала с моим другом. Мне хотелось просто исчезнуть.

– Мой отец говорил мне, что я дурак, раз отдаю сердце и доверие тебе, одной из…

– Ландри, – закончила я.

– Да, Ландри. Он сказал: «Яблоко от яблони недалеко падает».

Я опустила голову. Я подумала о матери, которая позволила отцу Поля удовлетворить его страсть, подумала о дедушке Джеке, которого больше заботили деньги, чем то, что случилось с его дочерью.

– Твой отец прав.

– Я не верю тебе! – крикнул Поль. Когда я взглянула на него снова, я увидела в глазах парня слезы, слезы боли и гнева, слезы, направлявшие его разум против меня. Как мне хотелось его обнять и прекратить эту ужасную сцену, но действительность заставляла меня молчать и удерживала от порывов. – Ты не хочешь быть художницей, ты хочешь быть шлюхой.

– Поль!

– В этом все дело – шлюхой. Ну что ж, пожалуйста. Пусть у тебя будет разных мужчин столько, сколько тебе захочется. Увидишь, будет ли мне до этого дело. Дурак! Тратить время на Ландри! – добавил он и резко повернулся на каблуках. Куски дерна вырвались из-под его сапог, когда он убегал.

Я почувствовала невероятную усталость и в изнеможении склонила голову. Там, где раньше находилось мое сердце, сейчас зияла пустота. Я даже не могла плакать. Будто все во мне, каждая частичка меня внезапно замкнулась, заморозилась, окаменела. Звук мотороллера Поля отозвался дрожью в моем теле. Старая болотная сова подняла крылья и прогулялась по ветке, но не взлетела. Она осталась на месте, наблюдая за мной. Ее глаза теперь будто обвиняли меня в чем-то.