Да, тут уж Грайс отрицать не мог, сообщение было сенсационным. Но Сидз еще не кончил! Повысив голос, чтобы его услышали, несмотря, на бурю выкриков «Господи! Ну и ну! Батюшки-светы!», он раздельно сказал (и все-таки его последние слова разобрали только любители, сидящие в первых рядах):

— А причина, я подчеркиваю — причина этого единоличия во многих личинах совершенно очевидна. Они хотят выявить, интересуемся ли мы подчиненными «Альбиону» фирмами, и контролируют наш интерес.

Разумеется, мрачно подумал Грайс, причина тут совершенно ясна; неясно только, кому еще, кроме Лукаса, поручено контролировать этот интерес к альбионским дочерним фирмам. Он, Грайс, мог бы неплохо дополнить сообщение Сидза. А известно ли Комитету, неторопливо вставши, сказал бы он, откуда мистер Сидз знает, как звучит по телефону голос Лукаса?

Но он опоздал. Грант-Пейнтон призвал собрание к порядку и указал на первую попавшуюся из множества поднятых рук. Новый оратор никого из известных личностей Грайсу не напомнил.

— Господин председатель, а почему ДДТ печатаются в Бельгии?

Вопрос был задан настолько не к месту, что недоуменное молчание сменилось через несколько секунд неудержимым хохотом. «У-х-х-х! Ф-фу! Фра! Хри! Чхок! Кхех!» — раздавалось со всех сторон. «Х-х-хах» добавил к общей хохотальной разноголосице Грайс. Положительно, человек, задавший этот вопрос, просто не представлял себе, какого порядка придерживаются на собраниях.

Но Грант-Пейнтон, похоже, обрадовался, что взбудораженность, вызванная словами Сидза, обернулась всеобщим весельем. Он даже нахлобучил на голову свой парик и прошелся по сцене как мим, изображающий веселое недоумение, чем еще сильнее распотешил аудиторию. Вообще, если б кто-нибудь поинтересовался мнением Грайса, он сказал бы, что Грант-Пейнтон мастерски утихомирил чрезмерно возбужденных любителей.

— А откуда вы знаете, что ДДТ печатаются в Бельгии, мистер Армстронг? — снова усевшись, бесстрастно проговорил он.

— Да это указано на задней обложке, господин председатель. Но я-то хотел спросить, почему ДДТ не печатаются у нас.

— Потому как они придушили, стало'ть, все типографии, — громко проворчал Ваарт. И добавил для Грайса: — Сук-к-кииы дети! — От его обычной веселости не осталось и следа.

— Мистер Ваарт ответил на ваш вопрос? — раздался голос Грант-Пейнтона.

— Ни в коей мере, господин председатель! Да и вопрос-то мой был просто риторический. «Альбион» печатает свои ДДТ за границей по очень простой — и единственной! — причине. Рассмотрите хорошенько альбионские Дополнительные Дотационные Талоны, — Армстронг помахал книжицей ДДТ, как, наверно, размахивал в парламенте Чемберлен договором с Гитлером, вернувшись из Мюнхена (Теперь Грайс понял, что Армстронг напоминает Невилла Чемберлена без усов.), — и вы сразу же увидите, что они точь-в-точь похожи на продовольственные карточки военного времени.

— И какой же вы делаете из этого вывод?

— Да очень простой, господин председатель. Отдел питания обрабатывает раз в десять больше талонов, чем нужно «Альбиону», потому что проводит опыт снабжения людей продовольственными карточками на случай мировой или, пожалуй, гражданской войны. Вот почему ДДТ оформляются под покровом строжайшей тайны.

Догадка Армстронга — может быть, из-за ее новизны — вызвала не меньше интереса, чем сообщение Сидза за насчет Лукаса, хотя Грайс уловил в общем одобрительном хоре и досадливые выкрики вроде «Эк загнул!» и «Что за ахинея!». Но Грант-Пейптон, игнорируя рядовых любителей, обратился к президиуму на сцене, или, как понял теперь Грайс, Организационному бюро Комитета.

— Какие будут мнения?

— По-моему, это вполне возможно… — начал садовник, в первый раз открыв рот.

— Но мало вероятно, — сразу же перебил его Биэли, легко завладевая вниманием собравшихся. — Хотя, с другой стороны, ни одного служащего из Отдела питания среди нас пока нет, и нам остается только гадать, чем они там занимаются.

— А что скажете вы, миссис Фос? Как секретарь Приемной комиссии?

— Я, как секретарь Приемной комиссии, уже много раз предлагала расширить наш Комитет, — Грайс обрадованно заметил, что она смерила Сндза уничтожающим взглядом, — и буду только рада, если мое предложение наконец примут.

— Есть у кого-нибудь знакомые в Отделе питания? — спросил, повернувшись к залу, Грант-Пейнтон. На его вопрос никто не откликнулся, и Грайсу было понятно почему. Обитатели трех верхних этажей славились, как он слышал и удостоверился, своей грубой нелюдимостью.

Пам поощрительно улыбнулась ему. Но она ведь знала, что его, мягко говоря, мигом наладили из Отдела питания, когда он пытался разведать, чем там занимаются.

Хотя, возможно, она предлагала ему поддержать их «общее дело». Возможно, ей хотелось показать, что не один Сидз умеет вести расследования и что совместная поездка в Регби не дает ему на нее никаких особых прав. В таком случае стоило, пожалуй, выступить.

Вообще-то Грайс не любил безоговорочно становиться па чью-нибудь сторону. Однако он уже собирался попросить слова, когда раздался озорной, как ему показалось, голосок Пам;

— По-моему, мистер Грайс знает парочку служащих из этого отдела.

— До некоторой степени, — полупривстав, промямлил он в ответ на слова Грант-Пейнтона «Прошу вас, мистер Грайс». Ваарт усиленно ему подмигивал, а он не вставал в полный рост, но и не садился, считая, что сесть, пока Грант-Пейнтон с ним разговаривает, неудобно, а встать без какой-нибудь существенной информации тоже неловко. Так ему и пришлось балансировать над сиденьем своего кресла в угодливой и крайне неудобной позе.

— Тогда, может, вы и возьмете на себя первые дипломатические шаги? — предложил Грант-Пейнтон. — Но сначала обязательно проконсультируйтесь с миссис Фос. Осторожность — прежде всего.

Когда Грайс позволил себе сесть, Пам наградила его широкой улыбкой, а Грант-Пейнтон поправил бюст и парик, всем своим видом показывая, что пора наконец по-настоящему заняться делом. Он подошел к краю сцены н сказал:

— Благодарю вас, мистер Грайс. — Потом, обращаясь, ко всей аудитории, добавил: — Мистер Грайс — новичок и на работе, и у нас, в Комитете Установления Истины, или альбионской труппе, как мы называем ради: конспирации наш комитет. Так вот, я хочу сказать несколько слов для новичков…

Однако новичкам не удалось услышать его объяснений. Один из любителей, сидящих у окна, — он походил на знаменитого автогонщика, который постоянно выступал в телепередачах «Будьте осторожны на улице», — вскочил с громким криком, или, верней, истошным воплем:

— Господин председатель!!! Господин председатель, кто-то заглядывал к нам в окно!

— Тихо! — гаркнул Грант-Пейнтон, легко перекрывая взволнованный гул множества голосов. — Сидите как сидели, господа! — Если он не служил в армии офицером, подумал Грайс, причем офицером очень высокого ранга, то армия много потеряла. Он же прирожденный командир.

Человек пятнадцать любителей, бросившихся к мутным от пыли окнам, вернулись на свои места, и в зале воцарился относительный порядок. Прислушавшись, Грайс вроде бы услышал — да-да, определенно услышал — тяжелое, уплывающее вниз топотанье чьих-то, проворных ног на железных прутьях пожарной лестницы. Только один человек из всех, кого он знал, мог столь громко топотать. Ну и сумасшедшая же девчонка!

— Мистер Сидз! Передайте швейцарам, чтоб онн обыскали задний двор! Живо! Мистер Беллоус! Встаньте у дверей вместо мистера Сидза! Мистер Каллоуэй!.. — Пока невозмутимый Грант-Пейнтон отдавал свои приказы, члены Организационного бюро быстро, но без суеты покидали сцену с плетеными стульями в руках. Да, действия по тревоге, насколько Грайс мог судить, были доведены у них до высочайшего артистизма: за считанные секунды на сцене остались только Ардах, Грант-Пейнтон и Пам.

— Спокойно, леди и джентльмены, — проговорил, Грант-Пейнтон, пришпиливая к парику чепчик. А потом. почти без паузы затараторил фальцетом, глядя на Ардаха и Пам: