Первым шевельнулся Сидз, и Грайс нисколько этому не удивился: если б его привлекали денежные пари, он? поставил бы десять против одного, что так и будет. Сидз подошел к стене, возле которой лежала куча телефонов, и начал поднимать телефонные трубки, но звонки слышались по-прежнему. Все молчали. Наконец Сидз нашел нужный телефон — не свой ли собственный? — и звонки прекратились.

— Да? Да-да, совершенно верно… Хорошо… Да-да, положитесь на меня… Извините, господа, — опустив трубку, сказал он. Служащие, вопросительно смотревшие на Сидза — да и те, которые, вроде Пам, демонстративно глядели в пол, — как по команде повернули головы к братьям Пенни, и они продолжали чтение своего стишка. Но весело никому уже не было — праздничная радость проводов умерла.

Положив трубку, Сидз не стал протискиваться на свое прежнее место, а подошел к Пам и, когда братья Пенни умолкли, под шум аплодисментов и принужденных смешков что-то прошептал ей на ухо. Все это видели, но сделали вид, что не видят. Пам едва заметно кивнула..

Проводы завершились — по крайней мере их официальная часть. Кое-кто протиснулся поближе к миссис Рашман, чтобы лично пожелать ей счастья и восхититься красотой столовых ножей; а некоторые сгрудились вокруг братьев Пенни, чтобы похвалить их замечательное сочинение. Пам как бы случайно оказалась возле Грайса и шепнула ему:

— Загляните сегодня вечером в «Рюмочную»

Грайс был раздосадован, но не очень-то удивился, когда увидел рядом с Пам Сидза — они сидели в «их уголке», как он несколько поспешно стал называть столик под лестницей. Провалиться ему на месте, если у этой пары не какие-то особые отношения.

Одно хорошо — Сидз уже успел заказать бутылку красного портвейна. Хотя Грайс вообще-то предпочитал белое вино, ему было приятно думать, что сегодня он выпьет на дармовщинку: вряд ли им понадобится вторая бутылка, если они не просидят здесь весь вечер. Правда, в следующий раз платить за выпивку придется ему — да ведь будет ли он, этот следующий раз.

Его заранее придуманную шутливую реплику — что если, мол, не удается присесть на работе, то тем приятней посидеть за столиком в баре — оборвала Пам, которой не терпелось, видимо, поговорить о каком-то волнующем ее деле. У Сидза тоже был деловой вид — деловой и сдержанно раздраженный.

— Вы обещали сразу же сказать мне, как только заметите что-нибудь странное, — без всякого вступления начала Пам, хотя Грайс ничего ей не обещал. — Что вы обнаружили?

Скрывать Грайсу было нечего, но его издавна отпугивали прямые расспросы, казавшиеся ему посягательством на его свободу.

— Мне, знаете ли, не совсем понятно, что вы подразумеваете под словом…

— Отвечайте-ка на вопрос, — бесцеремонно перебил его Сидз, состроив оскорбительно скучающую мину. Положительно, эти двое вели себя как бойцы Французского Сопротивления во время допроса пойманного парашютиста. Тем более что Пам и внешне походила на француженку в своем белом, туго подпоясанном плаще и темном берете. А глянув на ее черные чулки или, пожалуй, колготки, Грайс почувствовал, что у него пересыхает во рту — очень уж она была аппетитная. Если б Сидз не расхолаживал его своим кисло-скучающим видом, он бы, наверно, здорово завелся.

— Вы рыскали сегодня по «Альбиону», — сказала Пам. — Вот я и спрашиваю, не удалось ли вам обнаружить чего-нибудь интересного?

Смотря что вы называете интересным, вертелось у Грайса на языке, но он вовсе не хотел, чтобы Сидз опять его перебил. Вообще этот Сидз был каким-то двуликим Янусом: один лик искрится мягким добродушием, а другой — резкой враждебностью.

Грайс промолчал и с трудом подавил желание облизать пересохшие губы.

— Мы знаем, что вы рыскали по «Альбиону», — сказала Пам. — Сидзу звонил дежурный швейцар, который задержал вас на третьем этаже:.

— Я думаю, что пока нам нет нужды вдаваться в эти подробности, — бросив на Пам предостерегающий взгляд, вскинулся было Сидз.

— Бросьте, Рон, он же не дурак, — огрызнулась Пам, а потом так же резко обратилась к Грайсу, хотя он вроде бы этого вовсе не заслужил: — Вас видели на девятом этаже, а потом вы что-то вынюхивали на седьмом.

— У вашей разведки везде, как я посмотрю, есть глаза и уши.

— Правильно. Есть. И хорошо еще, что вы попались на глаза нашей разведке, а не ихней.

— Ихней? А кто они такие?

— Растолкуйте ему, Рон, — сказала Пам.

— А надо ли торопить события? — с сомнением покачав головой, возразил Сидз.

— Он знает, Рон.

— Знает ли?

Пам зажмурилась и тяжко вздохнула, чтобы показать, как трудно ей справиться с негодованием. Потом поставила бокал на стол и шутливо подняла руки вверх — сдаюсь, мол.

— Ладно, начнем сначала, — сказали она Сидзу. А потом, всем своим видом показывая, что ей надоело задавать один и тот же вопрос (хотя задала она его до этого всего один раз), монотонно спросила Грайса: — Вы-полдня-рыскали-по-«Альбиону»-зачем?

Да, боевое у нее сегодня настроение, подумал Грайс, и едва ли она в таком настроении согласится слушать, как он застеснялся оставаться на проводах миссис Рашман и поэтому решил обследовать сверху донизу «Альбион». Хотя нет, обследовать «Альбион» ему захотелось еще до проводов, и сейчас, чтобы история звучала. правдоподобно, надо им, пожалуй, рассказать все.

— Помните, я говорил… — Он чуть не брякнул «когда мы сидели здесь в прошлый раз», но сумел удержаться: это скомпрометировало бы и его, и Пам, если Сидз ничего об их встрече не знает. — Помните, я говорил… что полистал внутриальбионскую телефонную книгу?..

— Про телефонную книгу вы ничего мне не говорили, — .возразила Пам. — Вы говорили только про служебный справочник.

— И сказали, что нашли его на Копландовом архивном шкафу, — вставил Сидз. Пам, видимо, подробно передала ему весь их тогдашний разговор. А интересно, добавила ли она, что они сидели за этим вот самым столиком и, напившись, чуть было не начали пожимать друг другу ручки?

Ну, все же не начали. И он, признаться, попал сейчас в довольно дурацкое положение.

— Да? Значит, я просто забыл. Они там лежали вместе — и телефонная книга, и справочник.

— Так-таки и лежали? — спросил Сидз, но обратился он почему-то к Пам.

— Вы уверены? — переспросила Грайса Пам. — Копланд вроде бы не бросает телефонную книгу где попало. Это ведь все же загрифованный документ.

Грайс мысленно проклял тот вечер, когда он залез в архивный шкаф Копланда. Ну ничего, вернется из отпуска Хаким, и он закажет себе собственную банку конфет, а про чужие и думать забудет. Вспомнив, что нападение — лучший вид обороны, он напористо спросил:

— В каком смысле «загрифованный»?

— Секретный. Доступный только начальникам отделов.

— А почему он секретный?

— Потому что, прочитав его, человек сразу все поймет.

Пока Грайс размышлял, стоит ли спросить, что именно все, Сидз поспешил вмешаться:

— Я думаю, что мы без всякой надобности спешим обогнать самих себя, — сказал он Пам. — Нам надо сначала узнать — узнать от него, — что именно он искал.

— Вы хотите узнать, что я искал, когда наткнулся на телефонную книгу? — обеспокоенно спросил Грайс. Возможно, им уже известно про конфеты, и они просто хотят, чтобы он сам вырыл себе могилу.

— Когда прочитали телефонную книгу, — брюзгливо уточнил Сидз.

— Ну, нельзя сказать, что я ее прочитал, но полистал, знаете ли, довольно внимательно. И меня сразу же, помнится, удивило, что у нас нет Рекламного отдела.

— А почему это вас удивило? — вкрадчиво спросил Сидз.

— Так ведь без Рекламного отдела ни одна фирма теперь не обходится! — воскликнул Грайс. — Даже в «Причалах и внутренних водных путях» у нас и то был специалист по рекламе.