Жак даже не предложил проводить меня до дверей. Когда я оглянулась на прощание, он невесело почесывал подбородок.

На улице стояла угнетающая духота. Солнце скрылось за тучами, и дневной свет померк, словно уже наступили сумерки. Первые крупные капли дождя забарабанили по горячей мостовой. Вобрав голову в плечи – в тщетной надежде, что останусь сухой, если стану вдвое меньше, я поспешила к машине. Из головы у меня не выходила женщина, которая называла себя Элейн Болдт. Жак видел фотографию Элейн и утверждал, что это не она. Судя по его описанию, это могла быть Пэт Ашер. Я попыталась представить ее: с каким наигранным удивлением она держалась, как путалась, отвечая на вопросы, касавшиеся Элейн; как врала невпопад. Почему она вдруг решила сыграть роль Элейн Болдт? Она жила в ее квартире, но откуда у нее рысья шуба, если не от самой Элейн? Если она пользовалась кредитными карточками Элейн, то должна была быть уверена, что выйдет сухой из воды. Она могла пойти на это, зная, например, что Элейн нет в живых. У меня уже давно зародились такие опасения. Возможно, были и другие объяснения, но это казалось самым логичным.

Дождь усиливался; "дворники" метались с ритмичностью метронома, но лишь размазывали по стеклу тонкую пленку грязи. Я нашла таксофон и по кредитной карточке позвонила Джоуна в полицию Санта-Терезы. Связь была плохая, и мы с трудом слышали друг друга; все же мне удалось прокричать ему свою просьбу – связаться с управлением транспорта полиции Таллахасси и выяснить, как обстоят дела с моей заявкой. Водительские права на имя Элейн Болдт – единственная проблема, с которой предстояло столкнуться Пэт Ашер, поскольку у Элейн никаких прав не было. Впрочем, выправить их не составляло большого труда. Все, что требовалось, это под именем Элейн Болдт обратиться с заявлением в полицию, сдать экзамены и ждать, пока права пришлют по почте. В некоторых штатах можно было получить права сразу по сдаче экзаменов – по крайней мере в случае утери старых. Я точно не знала, какие правила во Флориде. Джоуна обещал все выяснить и связаться со мной. Я рассчитывала вернуться в Санта-Терезу на следующий день, поэтому сказала, что сама ему позвоню по возвращении.

Подъехав к кондоминиуму, я зашла к управляющему Роланду Маковски, который подтвердил, что Пэт Ашер съехала в тот же день, когда я говорила с ней. Она, как и обещала, оставила адрес – какой-то мотель недалеко от берега, но когда Роланд попытался связаться, выяснилось, что такового не существует. Я спросила, зачем она ему понадобилась. Он сказал, что напоследок она справила нужду в бассейне, а потом краской из пульверизатора написала на бетонной стене свое имя.

– Она это сделала? – ошарашенная, спросила я.

– Вот именно, – подтвердил он. – В бассейне плавали экскременты – как краковская колбаса. Мне пришлось сливать воду и проводить дезинфекцию. А многие до сих пор отказываются пользоваться бассейном. Эта женщина полоумная, и знаете, из-за чего окончательно взбесилась? Я попросил ее не сушить полотенца на балконе. Вы бы видели, как она взвилась. Пришла в такую дикую ярость, что удивляюсь, как у нее глаза не вылезли из орбит. Буквально задыхалась от злости. Перепугала меня до смерти. Она сумасшедшая.

Я часто-часто заморгала:

– Задыхалась?..

– У нее пена у рта стояла.

Я вспомнила о ночной гостье Тилли.

– Думаю, нам стоит посмотреть квартиру Элейн, – холодно проронила я.

Как только мы открыли дверь, страшное зловоние едва не сбило нас с ног. Произведенное в квартире разрушение было продуманным и законченным. Стены вымазаны человеческими фекалиями, кресла и диван вспороты и выпотрошены. Было ясно, что она старалась не поднимать особенного шума. В отличие от последствий ночного визита к Тилли здесь не оказалось битой посуды и перевернутой мебели. Вместо этого она пооткрывала все запасы консервов и бакалеи и вывалила содержимое на ковер. Чего там только не было: истолченные в крошку крекеры и макароны, джем, специи, кофе, уксус, супы из пакетиков, заплесневелые фрукты – все это она обильно сдобрила собственными испражнениями. Флоридская духота и влажность довершили дело – за несколько дней все это превратилось в сплошное гниющее месиво. В центре композиции находились полуразложившиеся остатки некогда замороженного мяса, в котором теперь кишела какая-то непонятная извивающаяся жизнь, изучить которую поближе я не рискнула. Злобно жужжали огромные мухи, их головы фосфоресцировали точно сигнальные огни.

Роланд на какое-то мгновение лишился дара речи, потом я увидела, что в глазах его стоят слезы.

– Нам никогда уже не вычистить эту квартиру, – горестно изрек он.

– Только не занимайтесь этим сами, – машинально произнесла я. – Наймите кого-нибудь. Может, за счет страховки. А пока надо вызвать полицию.

Он кивнул и, сглатывая слезы, побрел к двери. Я осталась в квартире. Приходилось передвигаться с величайшей осторожностью. Я подумала, что никогда не буду ни в чем упрекать Пэт Ашер. По мне, так пусть сушит свои полотенца, где ей только вздумается.

Учитывая, что вот-вот должна прибыть полиция, мне следовало поспешить. С носовым платком в ладони – чтобы не стереть не видные глазу отпечатки – я заглядывала во все ящики. Беглый осмотр не принес никаких результатов. Впрочем, меня это нисколько не удивило. Пэт Ашер буквально обчистила квартиру. Шкафы были пусты. Она не оставила даже тюбика зубной пасты. К тому времени она могла находиться где угодно, но у меня было такое ощущение, что я знаю, где именно. Я подозревала, что она использует последние два билета до Санта-Терезы.

Закрыв дверь, я пошла к Джулии и все ей рассказала. Часы показывали уже половину третьего, а мне надо было успеть на четырехчасовой рейс из Майами, при том что до аэропорта предстояло добираться почти час. Небо чудесным образом очистилось, и на нем снова не было ни облачка; пахло влагой и свежестью; над тротуаром клубился пар. Я снова погрузила чемоданы Элейн в багажник и уехала, пообещав Джулии позвонить, как только что-нибудь узнаю. Я занималась этим делом уже неделю и пока добилась одного – спугнула Пэт Ашер. Я не имела понятия, что она сделала с Элейн и зачем, но было ясно: она ударилась в бега и еще не успела уйти в отрыв. Похоже, все замыкалось на Санта-Терезе, где и началась эта история.

Прибыв в аэропорт, я вернула машину, зарегистрировалась у стойки "ТУЭ" и сдала багаж. Когда я села в самолет, до вылета оставалось шесть минут. Меня начинало слегка лихорадить – наверное, сходные чувства человек испытывает, когда узнает, что через неделю ему предстоит серьезная операция. Не то чтобы я предстала перед лицом конкретной опасности, просто боялась заглядывать в будущее. Становилось все более очевидным, что мне не избежать столкновения с Пэт Ашер, и я не была уверена, что выдержу удар.

Из-за трехчасовой разницы во времени у меня было такое чувство, будто я прилетела в Калифорнию через час после того, как вылетела из Майами. Это пагубно отразилось на моем самочувствии. Несмотря на то что в аэропорту Лос-Анджелеса пришлось целый час ждать рейса до Санта-Терезы, было всего семь часов, когда я, груженная, как вьючная лошадь, вернулась домой. Было еще совсем светло, а я валилась с ног от усталости. Я и вообще-то никогда не обедаю, а в самолете подали какие-то квадратные судочки, завернутые в целлофан, открывать которые у меня не было сил. Самолет все время кренился и проваливался в воздушные ямы, так что вздремнуть тоже не удалось. Пассажиры главным образом переживали, как собрать и опознать собственные останки в случае, если самолет рухнет на землю и загорится. А тут еще прямо за мной сидела мамаша с двумя визгливыми детками, которая большую часть времени читала им нудные нотации. "Кайл, помнишь, мамочка говорила тебе, что ей не нравится, когда ты кусаешь Бретта, потому что делаешь ему больно. Разве тебе понравится, если мамочка тебя укусит?" Я подумала, что хороший подзатыльник куда более эффективный способ воспитания, но она меня не спрашивала.