Пэм – эдакая маленькая и злобная чихуахуа. Я не встречала другой женщины, которая бы, говоря о своем возрасте, прибавляла себе лишние десять лет только затем, чтобы услышать, как молодо она выглядит. По этой причине она всем врет, что ей тридцать восемь. У нее миниатюрное личико и смуглая кожа, она вечно пудрится, тщетно пытаясь придать своему облику новые, по ее словам, "грани". Лично я считаю, что круги под глазами невозможно скрыть слоем штукатурки. Любому, если это только не слепец, видно, что они никуда не исчезают – только вместо серых становятся белыми, как у призрака. Никого этими ухищрениями не проведешь. В темных кругах под глазами тоже есть своя прелесть... по крайней мере это выглядит экзотично и придает вид человека, умудренного жизнью... Взять хотя бы Анну Маньяни, или Жанну Моро, или Симону Синьоре. К тому же Пэм в последнее время стала делать химию, отчего ее светло-каштановые волосы приобрели неухоженный, растрепанный вид – кажется, такой стиль называется "постельным". В тот день она была в облике маленькой охотницы: спортивного покроя пиджак, коричневые бриджи, розовые гольфы и туфли на низком каблуке с пряжками. Если она когда-либо и охотилась, так только в барах для одиноких, выслеживая партнера на ночь с такой маниакальной одержимостью, словно на следующий день закрывался охотничий сезон или истекал срок ее лицензии. Впрочем... Я отдаю себе отчет в том, что несправедлива. Я питаю к Пэм точно такую же антипатию, как и она ко мне. Всякий раз, когда вижу ее, во мне просыпаются самые низменные инстинкты – такой я себя не люблю. Возможно, она избегает меня по той же причине.

Ее "садок" расположен у самого входа – думаю, это своеобразный показатель статуса. Едва завидев меня, она уткнулась в бумаги. Когда я подошла, она уже оживленно болтала по телефону. Видимо, это был мужчина, потому что Пэм кокетничала изо всех сил. Разговаривая, она без конца щупала себя, теребила пальцем прядь волос, проверяла, на месте ли серьги, поглаживала лацкан пиджака. На шее у нее висели золотые украшения, и им тоже доставалось. Иногда она терла подбородок золотой цепочкой и при этом беззаботно смеялась – должно быть, тренировалась до поздней ночи. Взглянув на меня, она изобразила удивление и подняла ладонь, давая понять, что мне придется подождать.

Она даже развернулась на своем вращающемся кресле и перешла чуть ли не на шепот, как будто говорила о чем-то в высшей степени интимном. На столе на груде бумаг лежал свежий номер журнала "Космополитен", в котором предлагались статьи, посвященные открытию пресловутой "точки G", косметической коррекции груди и проблеме сексуальных домогательств на службе.

Наконец Пэм закончила разговор и повернулась ко мне – оживления на ее лице как не бывало. Я, разумеется, того не стою.

– Чему обязана, Кинси?

– Насколько мне известно, ты выписывала страховые полисы для Леонарда и Марти Грайс?

– Верно.

Я вымученно улыбнулась:

– Ты можешь сказать, что это были за страховки?

Пэм отвела от меня взгляд и снова занялась инвентаризацией своего имущества: серьги, волосы, лацкан пиджака. Затем принялась лихорадочно тереть указательным пальцем цепочку на шее – делала она это с таким неистовством, что, казалось, вот-вот порвет ее. Пэм с радостью сказала бы, что Леонард Грайс – это не мое собачье дело, но она знала, что время от времени я выполняю задания "Калифорния Фиделити".

– А в чем, собственно, проблема?

– Да никакой проблемы нет, – ответила я. – Просто Вера Липтон занимается страховым иском о возмещении ущерба, и мне надо знать, имелись ли у него другие действующие страховки.

– Минуточку. Леонард Грайс очень милый человек, к тому же последние полгода ему пришлось нелегко. Если в "Калифорния Фиделити" что-то против него затевают, Вере лучше самой связаться со мной.

– Кто сказал, что кто-то что-то затевает? Вера даже не может дать ход этому иску, пока нет оценки ущерба.

– Кинси, это само собой, – сказала Пэм. – Все же я пока не улавливаю – ты-то какое к этому имеешь отношение?

Я почувствовала, как улыбка застывает на моем лице, точно сливочная помадка в ковшике. Подавшись вперед, я водрузила левую руку на стол, решив, что пора наконец выяснить отношения:

– Пэм, хоть это тебя и не касается, все же скажу: я расследую крупное дело, связанное с этим. Ты вправе не оказывать мне содействия, но учти – я позабочусь о том, чтобы твое начальство получило распоряжение суда. Интересно, какое у тебя будет лицо, когда на тебя повесят всех собак за причиненные неудобства. Ты этого добиваешься?

Мне показалось, что у нее из-под слоя пудры пробиваются пятна загара.

– Уж не угрожаешь ли ты мне?

– Ни в коем случае, – ответила я, не без удовольствия наблюдая, какой эффект произвели мои слова.

Пэм взяла стопку бумаг и принялась нервно раскладывать их на столе.

– Леонард Грайс через "Калифорния Фиделити" оформил страхование жизни и от несчастного случая. Он уже получил две с половиной тысячи долларов, и еще ему причитается двадцать пять тысяч за ущерб, причиненный дому в результате пожара. Имущество застраховано не было.

– А почему дом застрахован всего на двадцать пять тысяч? Мне казалось, он стоит больше ста. Этого ему даже на ремонт не хватит.

– Он купил его в шестьдесят втором году. Тогда дом стоил именно столько. На эту сумму его и застраховали. Он ни разу не делал переоценки, других полисов у него тоже, не было. По-моему, дом накрылся. Видимо, это его и подкосило.

Теперь, когда она изложила мне все это, я уже пожалела о том, что наговорила ей гадостей.

– Спасибо, ты мне здорово помогла, – сказала я. – Кстати... Вера просила узнать, не хочешь ли ты познакомиться со свободным и богатеньким инженером по аэрокосмической технике.

На лице Пэм отразилась целая гамма эмоций: недоверие, сексуальная озабоченность, жадность. Что я ей предлагаю – эскимо или дерьмо на палочке? Я-то знаю, какие мысли одолевали ее в тот момент. В Санта-Терезе неженатый мужчина дольше десяти дней на рынке не залеживается.

Вдруг в глазах Пэм мелькнуло тревожное выражение.

– А что с ним? Почему ты его не подцепила?

– У меня перерыв. Легла на дно, – ответила я, и это была сущая правда.

– Может, я позвоню Вере, – неуверенно произнесла она.

– Отлично. Еще раз спасибо за информацию, – сказала я и помахала ей рукой, направляясь к выходу. Может, если повезет, она влюбится в этого типа и пригласит меня в качестве подружки на свадьбу. Надену дурацкое платье с миллионом оборок. Я оглянулась – мне показалось, Пэм как-то вдруг вся съежилась. Я почувствовала угрызения совести. Не такой уж она плохой человек.

В тот вечер я ужинала неподалеку от дома в небольшом заведении под названием "У Розы". Оно втиснулось между прачечной самообслуживания "Лондромат" и мастерской Макферсона и представляет собой своеобразный гибрид бара-забегаловки со старомодным ресторанчиком. Все эти три предприятия существуют уже более четверти века и теоретически относятся к категории незаконных, поскольку серьезно нарушают установленные муниципалитетом правила районирования – по крайней мере так считают те, кто живет в других районах. Примерно раз в два года у какого-нибудь не в меру законопослушного гражданина Санта-Терезы начинается зуд, и он тащится к зданию городской администрации, чтобы во всеуслышание заклеймить это возмутительное безобразие. Мне лично кажется, что после промежуточных выборов деньги начинают оседать в других карманах, и все на время затихает.

Сама Роза родом из Венгрии. На вид ей лет шестьдесят пять – небольшого росточка толстуха с необъятным бюстом и низким лбом, она носит просторные гавайские балахоны, красит волосы хной и мажет губы помадой знойного оранжевого цвета (при этом помады она не жалеет, так что создается впечатление, что когда-то рот у нее был гораздо крупнее). Еще она активно пользуется коричневым карандашом для бровей, отчего лицо ее приобретает угрюмый и укоризненный вид. Кончик крупного носа едва не касается верхней губы.