Хоумер Макгиллакатти с такой силой захлопнул за собой парадную дверь, что чуть не расколотил толстые окошки из цветного стекла. За всю свою жизнь он не испытывал большего раздражения: непокорность дочери оказалась для него слишком сильным ударом.

– Хорошо же, дочь, раз ты настаиваешь…

У его ног закрутился пыльный вихрь, заставив его быстро заморгать, чтобы видеть яснее; схватив дочь за руку, Хоумер стремительно зашагал к деловому району города.

– Конечно, вы понимаете, что это вам так не сойдет!.. – уже не столь уверенно пробормотала Кэтрин: ей приходилось бежать, чтобы приноровиться к широким шагам отца.

– Тебе тоже, Кейт. – Хоумер несся вперед, словно слетевший с тормозов паровоз, разогнавшийся до опасной скорости.

– Мне всегда казалось, что вы любите получать прибыль с вложенных денег! – Кэтрин попыталась пойти на попятный, но, споткнувшись, проехалась по земле на каблуках и чуть не упала.

Хоумер с силой дернул ее за руку, и Кейт пришлось ускорить шаги. Теперь она летела за отцом, словно утка, исполняющая брачный танец на поверхности озера.

– Прибыль – да. – Хоумер был неумолим. – Я намерен заиметь кого-то, кому можно было бы доверять, – мрачно сказал он.

Внезапно Хоумер свернул, пытаясь не столкнуться с быстро катившейся повозкой, а затем втащил дочь на деревянный тротуар перед аптекой «Первопроходец», где они остановились, чтобы отдышаться.

Кэтрин повернулась и бросила взгляд вдоль улицы: с этого места она отлично видела несколько баров и возможных женихов, лежавших в пьяном оцепенении на тротуаре перед ними. Внезапно по ее спине пробежал холодок.

Заметив состояние дочери, Хоумер засмеялся.

– Если хочешь, Кейт, мы можем пойти домой, после я познакомлю тебя с парой славных парней, которые на меня работают.

– Нет! – Кэтрин почувствовала прилив возмущения. – Я не кусок мяса, не акция, не сертификат на разработку участка, мной нельзя торговать!

– Все равно ты выйдешь замуж до конца недели, – непреклонно заявил Макгиллакатти. – Мне надоело, что твоя матушка тратит мои деньги с той же скоростью, с какой я их извлекаю из этой чертовой дыры в земле! Мэдлин – никуда не годная жена, и я не допущу, чтобы ты стала такой же.

Кейт была потрясена: как он мог говорить такое о ее матери?!

– Я не…

– Что «не»? Посмотрите на себя, барышня! Вы умеете готовить? Шить? Стирать?

– Нет, конечно. Для этого у нас есть прислуга!

Глаза Хоумера превратились в щелки.

– Ты, как и твоя матушка, – наслаждение для взора, но больше ни на что не годишься!

– Неправда! Я много чего знаю, умею устраивать званые обеды и даже пишу пейзажи маслом! – Кэтрин заметила, что они привлекают к себе все больше внимания. – Отец, пожалуйста…

– Что «пожалуйста»? И что вообще ты знаешь о жизнь, дочь? – Лицо Хоумера побагровело.

– А что о ней нужно знать? – Кэтрин рассмеялась. – Жизнь просто есть, и мы должны ею наслаждаться.

Тут Хоумер Макгиллакатти разразился цветистой руганью, которая сделала бы честь любому рабочему на живодерне, и Кэтрин, покраснев, попыталась закрыть лицо краем шали, чтобы избегнуть пристальных взглядов любопытных прохожих.

– Да ты еще хуже, чем я думал! – взревел Хоумер. – Я отдал целое состояние на то, чтобы наряжать и баловать мою дочь, – и вот что получил в итоге!

Кэтрин презрительно вздернула плечи.

– Я – настоящая леди и не виновата, что тебя это бесит! – негромко заявила она.

– Настоящая леди?

– У меня свое знание, у вас – свое, – высокомерно ответила Кейт.

Хоумер передвинул укоротившуюся сигару в угол рта.

– Но ты все еще хочешь увидеть «настоящего мужчину»?

– Если это пополнит мое образование. – Кэтрин скрестила руки на груди.

Не прибавив ни слова, Макгиллакатти протянул ей руку, и Кэтрин церемонно приняла ее, после чего они бодро зашагали вдоль улицы. Сапоги Хоумера стучали, словно барабаны, отмечающие последний путь преступника к эшафоту, а каблучки его дочери цокали по деревянному тротуару подобно кастаньетам испанской танцовщицы. Отец и дочь достигли такого состояния, когда обоим больше всего хотелось не найти Кэтрин мужа, а как можно сильнее досадить друг другу.

Они остановились напротив салуна О'Тула, где единственным клиентом, валявшимся на тротуаре, оказался беззубый старик.

– Бедняга! – Хоумер покачал головой и сокрушенно посмотрел на дочь: – Мне очень жаль, Кейт, но этот слишком плох, чтобы сделать тебе детей. Однако в свое время он был чертовски хорош.

После этого глубокомысленного заявления Хоумер провел Кэтрин на несколько домов дальше, к заведению Кэпа. Тут дела обстояли не лучше: все мужчины оказались шахтерами, убивавшими время в ожидании того момента, когда их прикончит легочная лихорадка.

Они двинулись дальше, и Кэтрин, случайно бросив взгляд в витрину шляпной мастерской на углу улицы, ужаснулась при виде выставленной там безвкусной шляпки. Красные вишни и ярко-оранжевые перья – тут даже комментировать было нечего.

Лишь когда Хоумер нетерпеливо потянул ее за руку, она неохотно переключила свое внимание на мужское население города.

Перед салуном «Веселый черпак» валялись пятеро – грязные, в рваной, неряшливой одежде. Жалкое зрелище. К тому же все, кроме одного, оказались небритыми.

Кэтрин пожала плечами, прекрасно понимая, что даже в его нынешнем состоянии отец вряд ли всерьез обратит на них внимание – просто ему хочется помучить и унизить ее.

– Вот тебе и сливки общества. – Хоумер достал сигару, и, обрезав кончик, швырнул его в длинноногого мужчину, который спал между двух коней, поставленных у коновязи. – Ну что, дочь, как тебе картина?

Кейт демонстративно зевнула, не забыв прикрыть рот тыльной стороной ладони.

– А может, кто-то тебе все же приглянулся? – Подойдя к спящим, Хоумер ногой перевернул каждого из них. – Харви, – отметил он, толкая носком сапога мужчину в лосинах. – Разведчик армии. У него еще, наверное, осталась в запасе пара лет.

– Нет уж, спасибо.

– Тогда старина Паппи Кавана: он празднует рождение двенадцатого сына, счастливчик!

Мужчина оказался здоровенным шахтером лет сорока – он был неплохо сложен и носил на пальце обручальное кольцо.

– Обидно, что он женат. – Кэтрин присела на корточки, якобы для того, чтобы лучше его рассмотреть, и захватила вялый бицепс большим и указательным пальцами. – Впечатляет, но не очень.

Хоумер уже шевелил сапогом следующего.

– Уолт Уитакер, тоже женат.

– Какая досада! Надо полагать, что всех самых хороших уже разобрали, и теперь нам можно идти домой.

– Не спешите, барышня. Сэм Тиллетс, холост, но, к несчастью, слегка полоумный… – Хоумер сошел с тротуара и двинулся к последнему кандидату, который лежал под коновязью с глупой улыбкой на лице.

Кэтрин эта игра начала надоедать.

– Пойдемте, отец, вы уже достаточно пошутили и показали мне отборных «настоящих мужчин». На сегодня хватит: здесь жарко, и мне хочется холодного лимонада, а не…

Она вдруг замолчала, когда взгляд ее скользнул по высокому поджарому мужчине, растянувшемуся под коновязью.

Ее сразу же поразила необычность его наряда: сапоги были сшиты из привозной мягкой кожи и сидели на мускулистых икрах как влитые, его светло-синие брюки плотно обтягивали тело. Мэри Кейт судорожно сглотнула при виде полной демонстрации его мужской силы. Ее взгляд скользнул от пояса брюк к тому месту, где длинные мускулистые ляжки и идеально ровные колени прятались в голенищах сапог.

Сделав над собой невероятное усилие, она передвинула взгляд выше.

Открытая в вороте, небрежно зашнурованная рубашка оказалась сшитой из дорогого полотна, а короткие золотистые завитки на его груди и широкие плечи так и манили прикоснуться к ним. Пышные рукава были присобраны у сильных, но изящных запястий, а на одном из длинных красивых пальцев правой руки Кэтрин увидела крупное кольцо с печаткой.

Сердце ее затрепетало от неожиданной радости: кандидат оказался неженатым!