– Прожектора там какие-нибудь есть?

– Сейчас включу, – ответил Бобби, и миг спустя молодого человека залил ослепительный свет.

Теперь я его разглядел…

И тут меня осенило. Он выглядел в точности как тот малый, которого я видел вчера после обеда в машине Джулии, совсем незадолго до аварии. Но только теперь, когда я снова увидел его, он походил на…

– Господи, Рикки! – сказал Бобби. – Он же точь-в-точь похож на тебя.

– Да, – сказала Мэй. – Это Рикки. Даже одежда на нем твоя.

С мгновение Рикки молчал. Потом проговорил:

– Черт побери!

– Только лицо толком разглядеть не могу, – сказала Мэй. Чарли подошел поближе к самому большому экрану, вгляделся в изображение.

– Это потому, что лица у него нет, – сказал он. Выглядело лицо так, словно скульптор начал высекать его, но бросил, не закончив.

– Дай вертикальную панораму. Посмотрим, что там на нем еще, – произнес Чарли.

Бобби повел камерой сверху вниз, и мы увидели белые теннисные туфли. Но они, похоже, не касались земли, а скорее зависли над ней и к тому же были какими-то расплывчатыми.

– Как странно, – сказала Мэй.

– Ничего тут странного нет, – откликнулся Чарли. – Рою не хватило агентов, чтобы с высоким разрешением соорудить настоящие туфли.

– Или же, – сказал я, – это лучшее, что он способен сделать из имеющихся у него материалов. Скорее всего, он генерирует цвета, под разными углами подставляя свету поверхности, с помощью которых преобразует солнечную энергию в электрическую.

– И в таком случае, – сказал Чарли, – его поведение очень усложнилось.

– Вы говорите о нем так, будто это не рой, а Эйнштейн, – раздраженно сказал Рикки.

– Чего нет, того нет, – отозвался Чарли. – Если рой выбрал в образцы для подражания тебя, так он точно не Эйнштейн.

Прежде рою с трудом удавалось создать стабильное двухмерное изображение. Теперь у него легко получалось трехмерное. А переход к нему означал, что рой не только имитирует нашу внешность, он имитирует и наше поведение, наши походки, жестикуляцию.

Наблюдая за безликим человеком на экране, мы увидели, что изображение утрачивает стабильность. Рою больше не удавалось поддерживать облик человека.

– У него на исходе энергия, – сказал Бобби.

И действительно, рой вновь обращался в облако. Между тем небо темнело, изображение на мониторе начинало утрачивать четкость.

Рой развернулся и вихрем унесся прочь.

– Еще три часа, – сказал я, – и его не будет.

После ужина Чарли вернулся в постель. В десять часов, когда мы с Мэй и Бобби готовились к выходу, он все еще спал. Мы надели рубашки и куртки, поскольку ночь предстояла холодная. Рикки сказал, что останется ждать Джулию, которая могла прилететь в любую минуту. Меня это вполне устраивало, я совсем не хотел брать его с собой. Винса с нами не было, он сидел где-то перед телевизором и пил пиво.

– Ну что же, вперед, – сказал я, и мы направились к складу, очертания которого неясно вырисовывались на фоне темного неба.

Я вел за руль мотоцикл Дэвида. Бобби собирался взять вездеход Винса. Дорогой мы молчали. В конце концов Бобби сказал:

– Нам понадобится свет.

– Нам много чего понадобится, – отозвалась Мэй. – Я составила список.

Мы подошли к складу, распахнули дверь. Я первым вошел внутрь и включил освещение.

Склад выглядел таким, каким мы его оставили. Мэй расстегнула молнию своего рюкзака и начала прохаживаться вдоль полок.

– Нам нужны фонарики… сигнальные ракеты… кислород…

– Кислород? – переспросил Бобби. – Зачем?

– Если у них там подземелье, понадобится… и еще нужен «Термит».

– Он был у Рози, – сказал я. – Сейчас посмотрю.

Я прошел в соседний отсек. Коробка с трубочками «Термита» валялась на полу, трубочки рассыпались рядом. Должно быть, Рози уронила коробку, когда побежала. Я оглянулся на ее тело.

Тела на полу не было.

– О господи!

Вбежал Бобби:

– Что? Что не так?

Я указал на дверь:

– Рози исчезла. Ее тело… оно пропало.

– Как это могло случиться? Какое-нибудь животное?

– Не знаю.

Я подошел к тому месту, где всего несколько часов назад лежало тело Рози, присел на корточки. Пол покрывала молочно-белая слизь, похожая на ту, что мы видели на мертвом кролике. У двери она шла полосами.

– Похоже, ее выволокли отсюда, – сказал Бобби.

Я вгляделся в испачканный слизью пол в поисках отпечатков ног или лап. Отпечатков не было. Я встал, подошел к двери. Бобби встал рядом со мной, вглядываясь в темноту.

– Видишь что-нибудь? – спросил он.

– Нет.

Я вернулся к Мэй. Она раскладывала перед собой магниевые запалы, сигнальные пистолеты, крепящиеся на голове фонари. Она отобрала также бинокли, приборы ночного видения, полевую рацию, счетчик радиоактивности, кислородные баллоны и маски.

Глядя, как она раскладывает все это по трем нашим рюкзакам, я вдруг сообразил, что только у нее одной и есть опыт работы в полевых условиях. И сам удивился тому, насколько я сейчас зависим от нее.

– Ну что же, вперед, – сказал я, надевая рюкзак.

Было 22.43.

Когда мы подошли к «лендкрузеру», счетчик радиоактивности застучал, как безумный. Держа перед собой щуп детектора, Мэй повернулась на запад – щелчки замедлились. Повернулась на восток – они вновь набрали силу. Однако стоило ей еще немного продвинуться в восточном направлении, как щелчки замедлились снова. И опять участились, едва она повернула к северу.

– Север, – сказала Мэй.

Я оседлал мотоцикл, включил двигатель. Бобби выкатил из-под навеса Винсов вездеход с толстыми задними покрышками и смахивающим на велосипедный рулем. Мэй уселась на заднее сиденье моего мотоцикла, и мы тронулись в путь.

Мы были уже в нескольких километрах от лаборатории, и я начинал тревожиться. Щелчки счетчика стали менее частыми. Если нам не удастся в самом скором времени найти укрытие роя, мы окончательно собьемся со следа.

Мэй это тоже тревожило. Она все ниже и ниже склонялась к земле, держа в одной руке щуп, а другой обнимая меня за талию. Мне приходилось сбавлять скорость, поскольку след становился все более слабым.

А потом мы вообще его потеряли.

Усталость навалилась на меня внезапно. Весь день я держался на адреналине, а теперь, потерпев окончательное поражение, почувствовал себя совсем изможденным. Глаза слипались. Мне казалось, что я сейчас засну, даже не слезая с мотоцикла.

Бобби подъехал к нам поближе.

– Вы вообще-то назад оглядывались? – спросил он.

– Зачем?

– А вы оглянитесь. Посмотрите, далеко ли мы забрались.

Я оглянулся. И увидел на юге яркие огни фабричного здания – они оказались на удивление близко. Мы находились в паре километров от них. Видимо, мы описали большую дугу.

– Странно.

Мэй вглядывалась в показания на жидкокристаллическом экране счетчика.

– Хм, – произнесла она. – Посмотрите-ка.

Бобби наклонился, мы оба уставились на экран. На нем был график интенсивности излучения, сначала спадавшей полого, а после резко. Бобби нахмурился:

– И что это такое?

– Временной график показаний счетчика, – ответила Мэй. – С начала поездки интенсивность излучения уменьшалась в арифметической прогрессии, а в последнюю минуту спад вдруг стал экспоненциальным. Сейчас интенсивность просто равна нулю.

– Ну и?.. – Вид у Бобби был озадаченный. – Что это значит? Я не понимаю.

– Зато я понимаю. – Она вернулась к заднему сиденью, забралась на него. – По-моему, я знаю, что произошло. Поезжай вперед, только медленно.

Я снял ногу со сцепления и медленно покатил вперед. В свете фары показался полого уходящий вверх склон, низкорослые кактусы. Мы поднялись по склону, он выровнялся, затем мотоцикл покатил вниз…

– Стой!

Я остановился. Прямо перед нами поверхность пустыни обрывалась. Дальше шла чернота.