Приведем систему таких изречений:

1. Если бы я не был жесток, я бы не выжил. Если бы я не был мягким к людям, Я бы не заслуживал жизни.

2. Лучше быть бедным, но счастливым, Чем богатым, но несчастным.

3. Ножевая рана заживает. Оскорбление – нет.

4. Человек, который прощает, – не глуп. Глупец тот, кто не может простить.

5. Учение – это противоборство с речным течением. Как только вы перестанете грести, вас относит назад.

6. Кто способен укусить кормящую руку, Тот лижет башмак, пинающий его.

7. Рыба видит наживу и не замечает крючка. Человек видит цель и не замечает опасности.

8. Кто мне льстит, тот обкрадывает меня. Кто критикует меня, тот мой учитель.

9. Река может изменить русло, гора – очертания. Человек не может изменить своего характера.

10. Мудрый человек скромно делает свое дело. Он не хвастает своими достижениями.

11. Материальные ценности не приносят удовлетворения. Удовлетворение приходит от осознания достигнутой цели.

12. Если судьбой мне уготовано счастье, Есть ли смысл торопиться?

13. Будь сдержан в гневе. Это избавит тебя от сотни дней горечи.

14. Красавица вызывает злость у уродливых. Честный человек – у дурных людей.

15. В часы досуга не забывай прошлого. В тиши ночного покоя помни, что было днем.

16. Наша жизнь – цветок. Кто знает, Когда суждено осыпаться ее лепесткам?

Проговаривая подобного рода изречения, человек как бы вводит себя в состояние отрешенности от бренности жизни. Сдвиги, которые при этом имеют место в психике, вполне объяснимы: это самогипноз. Человеку стоит только захотеть поверить в то, что он произносит, как сейчас же последуют соответствующие реакции. Подобные факты были зарегистрированы еще в XIX в. французским аптекарем Куэ. В Японии то же самое прослеживается из процедур поклонения будде Амиде (см. гл. II).

Общенациональные формы искусства Японии своими корнями уходят в глубину веков. Они впитали в себя представления и обычаи, которые развивались под воздействием ранних форм производства и народных верований, выросли и усовершенствовались в японской действительности под влиянием господствующей идеологии и особенно национальной психологии, в которой доктрины буддизма заняли господствующее положение. Различные виды японского искусства в той или иной степени испытали влияние дзэн-буддизма. Это прежде всего живопись, поэзия, театр и архитектура и такие специфически японские виды искусства, как разбивка садов и парков, аранжировка цветов и чайная церемония.

Живопись. В современной японской живописи утвердились два основных направления: традиционное – нихонга и западноевропейское – ёга. Художники нихонга пишут в основном водяными красками и тушью на шелке и бумаге, художники ёга – масляными красками на холсте. Прослеживается также и смешанное направление, объединяющее национальное и заимствованное в живописи.

Большинство японских художников связаны с японской академией искусств (Нихон гэйдзюцуин) и различными общественными организациями, проповедующими национальную самобытность японской культуры. Любой японский художник, даже тот, кто придерживается западноевропейских стандартов живописи, тем не менее по-своему отражает японский колорит жизни и особенности японского национального характера. О роли художника в жизни общества в широком понимании слова «художник» говорил в свое время М. Горький.

Художник, подчеркивал М. Горький, есть «чувствилище своей страны, своего класса, ухо, око и сердце его; он – голос своей эпохи» [63, с. 328]. Японские художники передают в своих произведениях дух и чаяния своего народа, дыхание японской действительности. Не случайно практически в любом более или менее значительном произведении японской живописи прослеживается печать японской художественной традиции.

Японские художники прошлого оттачивали мастерство путем создания реальных образов, сколков природы. И хотя основные черты японской живописи просматриваются уже с древности и в них чувствуется влияние китайских мастеров, все же такими, какими они вплелись в национальный характер японцев, их сделал дзэн.

Художник, согласно доктрине дзэн, в своих произведениях передает истину. Но истина – по дзэн – это Будда. И если Будда вездесущ, то он находится всюду: и в сердце человека, и в каждом уголке природы. Чтобы отразить реальность, учат наставники дзэн, художнику нужно прочувствовать дух жизни, слиться с окружающими его вещами. Художник должен не копировать вещи, а выражать свой внутренний мир, свое видение действительности и каждого отдельного ее элемента – животного, дерева, цветка, тростинки, травинки и т. д. Японские художники, придерживающиеся доктрины дзэн, прежде чем сделать первый штрих кистью, вводят себя в состояние, которое дает им возможность пережить единение с природой. Классический буддизм такое состояние именует просветлением. Японцы считают, что в подобных случаях достаточно войти в состояние самадхи.

Погрузившись в самадхи, художник начинает ощущать в самом себе все нюансы движения природы: порывы ветра бьют его в грудь, раскрывающиеся бутоны цветов нежно трогают его сердце, шум моря порождает вибрацию тела. Отвлекаясь от собственною Я, художник сливается с природой, как бы воплощаясь в бамбук, веточку, травинку… Считается, что только таким способом он постигает душу вещей. Если стебель бамбука наклоняется иод силой ветра, ветка дерева гнется под весом снега, а травинка сгибается к земле под тяжестью росы, то все ото должно пройти через сердце художника. Только в этом случае, утверждают японцы, возможно творение шедевра, только так можно передать дух движения жизни.

Наиболее характерным стилем японского пейзажа, развивающегося под воздействием дзэн, является стиль «одною угла», которому положил начало Ма Юань (1175- 1225). В Японии, пишет Д. Судзуки, этот стиль выразился в лаконичности изображения [269]. Так, чтобы вызвать у человека чувство необъятности моря достаточно в углу полотна поместить качающуюся на волнах одинокую лодку, а чтобы изобразить осень, достаточно показать одинокую птицу, сидящую на голом сучке дерева. Одинокая лодка, птица и безжизненный сучок заставят человека обратиться к своему внутреннему Я, ощутить вечность мира и свое малое место в ею величии. Здесь мы сталкиваемся со специфически японским модусом отражения объективной действительности, именуемой ваби.

Понятие ваби не поддается точному переводу, хотя в первом приближении по-русски его можно передать как скудость, бедность или даже гордое одиночество. Быть бедным в сознании японца – это совсем не обязательно чувствовать себя никчемным человеком. Чувство ваби дает японцу способность ощущения своих внутренних сил, высшей социальной ценности, глубокой морали. В обычных условиях ваби побуждает многих японцев довольствоваться скромным жилищем, тарелкой овощей к обеду и ужину, простой одеждой. Ваби – это культ, глубоко вросший в жизнь Японии. Несмотря на излишества имущих классов, японская культура все же тяготеет к ваби. Даже те, кто утопает в роскоши, не могут избежать влияния этого чувства. Облачаясь дома в традиционное японское одеяние, они с удовольствием ощущают на себе его действие. Можно сказать, что ваби присуще многим аспектам японской культуры, и это наглядно отражается в традиционном стиле «одного угла».

Стиль ваби ориентирует пейзажиста на экономию мазков. Там, где обычно ожидают четкую линию, много линий, группу объектов, оказываются незавершенные штрихи и одинокие предметы. Такое исполнение вызывает чувство приятного удивления, ибо показавшееся на первый взгляд несовершенство оборачивается полным совершенством. Японцы видят красоту и в несовершенстве и в примитивности. Такие формы переживания красоты связаны с явлением саби.

Само слово саби – это патина. Оно включает в себя понятие и антикварности изделия, и безыскусной изящной простоты. Передать это понятие на русском языке трудно – это нечто вроде «печали одиночества». Саби возникает тогда, когда предмет искусства вызывает ощущение изображаемой эпохи. Обычно такое чувство увязывается с историческими ассоциациями, оно предполагает также отсутствие ярких красок, ликующих лиц, толпы.