В тот злополучный день Альберт пришел на работу, но, к изумлению сослуживцев, впервые за многие годы не стал первым делом включать компьютер, а направился в кабинет начальника. Общение с начальством продолжалось минут десять. После этого Альберт выскочил из кабинета и, бранясь сквозь зубы, бормотал, что не будет больше работать за гроши и немедленно пишет заявление об увольнении. Бросившись к своему столу, он начал собирать вещи, но потом внезапно замер. Постояв неподвижно несколько секунд, снова направился в кабинет начальника, и не закрывая за собой дверь, начал громко извиняться за свое поведение. Получив прощение, вернулся к столу, расставил вещи по местам, помедлил и снова пошел к шефу с требованиями о повышении зарплаты. Это повторялось еще пару раз. К психиатру Альберт попал после того, как долгое время не мог решить, стоя на улице: ехать ему на такси или на автобусе.

В клинике его состояние быстро улучшилось. Была достигнута ремиссия, после чего решился вопрос о выписке. Нет никаких сомнений, что Альберт смог бы спокойно покинуть больницу и чувствовать себя неплохо еще долгое время, если бы в тот злополучный день не столкнулся рядом с кабинетом профессора со Станисласом.

Когда Пенске попрощался с Александром Антоновичем и уже закрывал за собой дверь, он развернулся лицом в сторону коридора и его глаза неожиданно встретились с глазами другого человека. Тот был неправильным. И тоже заметил Станисласа.

Дальнейшие события профессор мог наблюдать без помех. Его странный пациент попытался было шмыгнуть обратно в кабинет и закрыть за собой дверь, но натиск Альберта Инешульта помешал этому. Хлипкий с виду Альберт толкнул массивную деревянную дверь так, что она затрещала, ворвался следом за Станисласом и напал на него.

К счастью, Пенске смог лично убедиться в том, как должна функционировать хорошо поставленная психиатрическая служба. Агрессор еще ничего толком не успел сделать, как за его спиной возникли санитар и дежурный медбрат. Несколькими привычными движениями скрутив нападавшего, они поместили его в смирительную рубашку, которую взяли, казалось, ниоткуда. Не прошло и полминуты, как незадачливый больной стоял, спеленатый словно мумия, а его удерживали четыре сильные руки. Однако все могли наблюдать выражение неописуемой ненависти на лице Альберта и слышать ругательства и угрозы, обращенные к замершему у стены Станисласу.

Профессор, понаблюдав недолго за разворачивающейся сценой, положил ей конец одной фразой:

- Этого выписывать еще рано. В восьмую его.

После чего больной в смирительной рубашке быстро исчез в компании санитара и медбрата. Внимание Александра Антоновича снова обратилось к Станисласу.

- Это было то, о чем вы мне говорили? - спросил он.

- Да, - ответил молодой человек, - Нападавший на меня - неправильный.

- Присаживайтесь, - профессор кивнул на стул, - Нам нужно кое-что обсудить.

Станислас покинул кабинет через полчаса. Он достиг с Александром Антоновичем некоторой договоренности. Тому уже очень хотелось убедиться, что такая реакция свойственна всем неправильным больным. Пенске категорически возражал против того, чтобы устраивать очную ставку со всеми больными, находящимися в отделении.

- Со всеми не будем, - успокоил его профессор, - Только с некоторыми. По выбору.

- Но они же меня никогда не смогут забыть, - испугался Станислас, - Возможно, будут пытаться найти потом!

- Как запомнят, так и забудут, - уверенно произнес Александр Антонович, - Как вы посмотрите на то, чтобы не откладывать это? Скажем, через час пройдемся по отделению для тяжелых, и вы укажете на тех, в ком, на ваш взгляд, способны пробудить некоторые эмоции.

Пенске только вздохнул. Какой у него выбор?

Вернувшись в свою палату, он подумал о том, получится ли у него что-то сделать с духом, даже если тот будет очень близко. Ему еще не приходилось отправлять духов обратно, но почему-то казалось, что с этим он должен справиться.

Расположившись на своей кровати, Станислас решил получить некоторые сведения от соседа.

- Яромир Петрович, - спросил он, - А сколько вы уже находитесь в больнице?

- Больше месяца, - ответил тот, - Делать тут нечего! Если бы не книги, которые мне передают родственники, даже не знаю, чем бы занимался. В шахматы и то сыграть не с кем.

Последнее прозвучало укоризненно.

- А что из себя представляет отделение для тяжелых больных? - поинтересовался Станислас, пропустив мимо ушей упрек.

- Я не видел, но говорили, что страшная вещь, - почему-то шепотом поделился сведениями Яромир Петрович, - Буйные там. Те, которые убить могут. Или других или себя.

С точки зрения Пенске, почти любой мог попытаться его убить. Но соседу вряд ли нужно знать об этом.

- Что там, мягкие палаты? - спросил он.

- Не знаю, - ответил Яромир Петрович, - Да и знать не хочу. Не приведи судьба туда попасть!

Станислас был в целом согласен с этим. Его надежды на безопасность в больнице себя оправдали лишь частично. Стало понятно, что тот, кто хочет его убить, вряд ли найдет его здесь. Но зато, похоже, количество врагов умножится. Оставалось лишь верить, что у профессора есть некий план, гарантирующий его безопасность.

Как показало дальнейшее, план у Александра Антоновича действительно был. И в своем изначальном варианте полностью обеспечивал безопасность кого бы то ни было, потому что касался тех больных, контакт с которыми был утрачен давно и безнадежно.

Станислас так и не увидел палат для буйных пациентов. За ним вскоре зашел медбрат, и они направились к профессору. Медбрат, видимо, получив соответствующие инструкции, заслонял своей широкой спиной прозрачные двери в другие палаты, чтобы больные не могли видеть, что происходит в коридоре.

Александр Антонович встретил Пенске приветливой улыбкой. В его кабинете находился еще один врач, черноволосый мужчина средних лет с широким носом и слегка запавшими щеками.

- Олег Викторович, - представил его профессор, - Ему, как и мне, очень любопытно взглянуть на наш небольшой эксперимент.

Пенске кивнул, а Александр Антонович заторопился.

- Пойдемте, - сказал он, - Сегодня еще много дел.

Станисласу показалось, что профессор пребывает в нетерпении не потому, что у него много дел, а потому, что хочет как можно быстрее увидеть результаты пока еще непонятного для молодого человека 'эксперимента'.

Они вышли из кабинета, прошли немного по коридору, открыли какую-то дверь с помощью съемной ручки, очутились в небольшом холле, а оттуда направились к одной из прозрачных дверей, открытой нараспашку. В этом холле к ним присоединился еще один мужчина, то ли медбрат, то ли санитар.

В палате с распахнутой дверью, где вскоре оказалась вся компания, стояло восемь коек, на которых лежали люди. Обращали на себя внимание матрасы необычного толстого вида, от которых тянулись провода к розеткам. Как вскоре понял Станислас, эти матрасы предназначались для лежачих больных и препятствовали возникновению пролежней. Профессор не экономил на своих пациентах. Даже бесперспективных.

Пенске растерянно остановился в дверях. Он не мог понять, что от него требуется. Люди, лежащие на кроватях, не производили впечатления бодрствующих. Александр Антонович подтвердил его сомнения.

- Эти больные... скажем так, в псевдокоме, - пояснил он Станисласу, - Предположительно находятся в сознании, но контакт с ними либо резко затруднен, либо невозможен. Многие пребывают в этом состоянии очень долгое время. Вы видите среди них тех, кого называете 'неправильными'?

- Да, - ответил тот, - Пятеро из восьми. Те двое и еще один у окна выглядят нормальными. Нормальными, с моей точки зрения, конечно. Но что от меня требуется?

Последний вопрос очень волновал Пенске. Он не мог понять, в чем заключается его роль в эксперименте, учитывая странность обстановки.

- Ничего особенного, - улыбнулся профессор, - Больные лежат у меня долго, надежд на выздоровление я не питаю. Они либо не имеют родственников, либо те от них отказались. Что мне с ними делать? Выписать их не могу. Куда выписывать в таком состоянии, если они никому не нужны? Совершенно неконтакты. Но для клиники, да и для самих больных было бы гораздо лучше, если бы что-то пробудило их к жизни. Вы меня понимаете?