Там были изображены родители еще до его рождения. Быстро перевернув лист, Станислас увидел фотографию бабушки с дедушкой, которую они сделали много лет назад на каком-то курорте. Сейчас бабушка уже умерла, а дедушка, живущий в одиночестве в деревне, не мог приезжать в гости. Пенске примерно раз в месяц навещал его. Быстро листая альбом дальше, он увидел себя во младенческом возраста, свою младшую сестру, снова родителей, но которые были уже постарше, каких-то знакомых, дальних родственников, свой выпускной класс и много других фотографий. Он удовлетворенно кивал каждой из них, переходил к следующей и снова кивал. Закончив просмотр, Станислас захлопнул альбом и отложил его в сторону. Он получил ответ.

Пенске хорошо помнил, что еще в детстве, когда он смотрел старые фильмы или фотокарточки, его очень интересовал один вопрос. Вопрос был странным, но от этого не менее мучительным. Он звучал так: 'Куда все делось?' Куда делись эти люди из черно-белых фильмов: красивые женщины, улыбчивые мужчины, талантливые дети? Что стало с ними? Разве их уже действительно нет? Нет на самом деле? Словно никогда и не было? Но это не так. Они были. Фильмы ведь остались. Куда исчезли его прадедушки и прабабушки со старых выцветших фотографий, на которых они внимательно и сосредоточенно наблюдали за фотографом? Что случилось, наконец, с фотографом, который даже не виден? Понятно же, что он определенно существовал. А где он сейчас? Куда все подевалось? Где, наконец, этот миг, запечатленный на фото? Миг-то ведь точно был! Был и исчез. Но исчез куда?

На губах Станисласа блуждала улыбка. Теперь он знал все. Знал о фотографиях, о миге, о фотографах. Ему было совершенно точно известно, куда все делось. И это знание, такое логичное, такое прекрасное, меняло его представления о мире больше, чем все события вчерашнего дня. Пенске прозрел.

Ему все объяснило слово 'Олох'. Возможно, если бы старик из сна его не произнес, знание не пришло бы к Станисласу. Но, уцепившись за это слово, появившаяся немыслимая ассоциация расставила все точки над 'и'. События, запечатленные в фильмах и на фотографиях действительно были. И они действительно ушли. В странное место, которое не существовало в пространстве, примерно так же, как виртуальный мир, знакомый Пенске, не существует в нем. В Олох. В место обитания духов, которые, в свою очередь, являются отражением реальных событий, связанных с определенными объектами.

Станислас пытался ужиться с собственным пониманием. Почувствовать его 'на вкус'. Что такое человек, спрашивал он себя. Может ли человек жить, оставляя след лишь в памяти других людей? Нет, конечно, нет. Должно быть еще что-то. Информация о каждом жесте человека, о каждом его поступке, о малейшей мысли должна накапливаться где-то. Чтобы быть востребованной в любое время. Чтобы обеспечить настоящее бессмертие. Пусть без воли, без сознания, без развития, но все же бессмертие.

Это место - Олох. Там живут духи - отражения людей, животных и неодушевленных предметов. Даже не самих людей, животных и предметов, а их действий, изменений. Но что такое отражения? Такие же, как в зеркале? И да и нет, говорил себе Станислас. Не просто в зеркале, а как в почти бесконечном количестве зеркал, стоящих одно за другим. И пока, например, человек жив, это количество непрерывно возрастает. С каждым вдохом, с каждым ударом сердца, с каждой мыслью. Малейшее изменение в человеке - и добавляется новое зеркало, занимая свое место перед другими зеркалами. Но оно отражает не все, а лишь это, последнее, изменение. Совокупность зеркал и есть дух.

Пенске встал с кровати, опираясь на ее спинку. Знание захватывало его, непрерывно расширяясь, заполняя мысли и чувства. Откуда оно приходит? Он не был уверен точно, но догадывался. Он общался в Олохе с кем-то, кто дал ему это знание. Дал не напрямую, а через его, Станисласа, дух. Но что хранит дух, то может знать и его хозяин. Другое дело, как это знание извлечь. И вот тут нужна ясность. Ясность мысли. Молодой человек догадывался и о том, кто или что дало ему подобную ясность. Но этот... объект пугал его до жути, до дрожи в избитых ногах.

Облако, второй дух, который вместился в него, стал общаться с ним. Первым был дух давно умершего благородного дворянина, Француза, как называл его Станислас. Единственное, что осталось от бесстрашного графа, кроме небольших заметок на сайтах и, возможно, в книгах. Пенске пока не имел доступа ко всем деталям жизни Куэртеля, но зато в его распоряжение были предоставлены главные черты Француза. Отвага, решительность... может быть, еще кое-что. Пенске еще не разобрался до конца.

А вот второй дух выглядел совершенно по-другому. В нем было мало человеческого. Лишь дух места, посвященного одной личности. Помор - так называл его Станислас. Он боялся его. Но, конечно, больше всего боялся встретиться с настоящим духом того человека. Пенске вздрагивал, даже когда думал об этом. К счастью, тот, очевидно, был недосягаемо далеко. Станислас считал, что ему повезло хотя бы в том, что Помор - просто дух места.

Несмотря на это, у второго духа тоже обнаружились черты, которыми он мог поделиться со Станисласом. И если одной из них была способность мыслить правильно (полезная способность, надо признать), то второй чертой был Дар.

Пенске намеревался добраться до телефона. Он оставил его в кармане куртки. Ему совершенно не хотелось думать о Даре. Он быстро разобрался в том, что это. И был полностью согласен со стариком - принимать такое нельзя. Это напомнило ему даже историю, в которой мудрый царь Соломон отказался от другого Дара, вечной жизни. Примешь - и пиши пропало. Назад ходу не будет. Но Дар Помора - не вечная жизнь. Это хуже, гораздо хуже.

Молодой человек, наконец, сумел выйти в коридор. Не включая свет, он начал ощупывать куртку, пытаясь найти карман. Обнаружив телефон, Станислас раскрыл его и, нажав на пару кнопок, набрал номер Бориса, занесенный в память. Несмотря на раннее утро, тот уже должен быть на работе или по пути на нее.

Борис ответил почти сразу.

- Привет! - сказал он, - Ты рано сегодня. Почувствовал себя лучше и решил поработать?

- Привет, - ответил Станислас, - Еще вчера вечером думал об этом. Слабость ведь прошла. Но вчера кое-что случилось. Так что, я в плохой форме.

- А что такое?

- На меня напали вчера. Я сильно избит. Не могу ходить.

- По голове били? - деловито спросил Борис.

- Нет. Но болит спина, в боках, а ходить вообще не могу. Нога болит. В районе бедра.

- Не можешь ходить? Как же ты домой добрался?

- Вчера мог, а сегодня - нет.

- Понятно, - в голосе приятеля не было слышно ни малейшего сочувствия. У Станисласа создалось впечатление, что тот выполняет формальную и привычную процедуру, расспрашивая его, - Тогда с ногой, скорее всего, ничего страшного. Сомнительно, что перелом. Хотя рентген нужно сделать.

- А что с ногой?

- В суставе болит?

- Да.

- Скорее, кровоизлияние в сустав. Отек тканей. Но бывает и так, что при трещинах кости боль не сразу приходит. Поэтому я за тобой заеду вскоре и отвезу на рентген. Кто избил-то?

- Какой-то мужик. Форменный псих. Спасибо, Борис, за заботу, но я еще хочу тебе сказать, что стало хуже.

- Хуже себя чувствуешь? Боль в животе усиливается? Рвоты нет?

- Да нет, с животом нормально. Терпимо. Другое имею в виду. С галлюцинациями хуже. Если, конечно, это галлюцинации.

- Что, опять актер появлялся? - с легкой иронией спросил Борис.

- Нет. То есть да. Не только он. Есть еще другое. Да и с головой что-то не то. Какая-то ясность... Кажется, что я все знаю или могу узнать. Понимаешь?

- Нет, - скептицизм в ответе был очевиден, - С головой потом разберемся. А с новой галлюцинацией что? Ты ее видишь?

- Нет.

- Слышишь?

- Нет. Просто чувствую.

- Ну знаешь... Ладно, не нравится мне все это. Приеду, тогда разберемся. А то еще действительно окажется, что ты там с ума сходишь. Жди, скоро буду.

- Пока, Борис, - ответил Станислас гудкам в трубке.