Настоящую угрозу представляет собой Манцур. Он стоит за всем, поддерживает равновесие, знает, что делать и контролирует ситуацию. Он хитрый дипломат. В нашем госпитале можно выжить, только заполучив Манцура в друзья и используя его в качестве буфера между руководством и Медицинским правлением».

Вайнстоун был доволен, назначить Манцура вице-председателем была его идея. Искусный шаг. Даже Дик Келли, всемогущий президент и главный администратор Медицинской школы Центрального университета поздравил его. У Вайнстоуна с Манцуром сложились определенные отношения, особое понимание, которое появляется между людьми, находящимися у власти и привыкшими к подчинению. Манцур был деликатным и утонченным человеком, не таким грубым и примитивным, как те двое. Рим считает Манцура образцовым джентльменом.

Вайнстоун открыл окно и вдохнул соленый океанский воздух. «Что ни говори, предложение Сорки по поводу клиники, лечащей ожирение, очень заманчиво, несколько га-стропластик могут принести тысяч двадцать в месяц. Достаточно, чтобы покрыть все их полеты первым классом и успокоить Рим. Она ненавидит летать бизнес-классом. Что делать с Яссером из Ирана? Попробовать его принять?» Это напомнило ему о другой проблеме…

«Зохар. Да, с Зохаром будет посложнее, он сильно их раздражает, ему надо успокоиться или уйти. Программа одобрена на следующие пять лет, мы сможем какое-то время без него обойтись…» Вайнстоун прислушался к музыке, мелодия достигла крещендо, он задержал дыхание, смакуя красивый финал, чистые и величественные последние аккорды.

«Нет, все будет наоборот. Зохар мне нужен, его можно использовать, чтобы они постоянно боялись, спускать с цепи в нужный момент. Пока он случайно попадает в цель, но я найду способ им управлять. Недаром меня называют обаятельным Ларри».

Вайнстоун хорошо понимал, что даже такому фанатику, как я, нужна работа, без нее не выплатить по закладной и не отправить детей в колледж. Не говоря уже о том, что мне не обойтись без покровителя в борьбе с безжалостными врагами. Вайнстоун хотел использовать меня как опытного уличного бойца, направляющего энергию противника на пользу себе и неожиданно сбивающего его с ног.

Январь 1999 года

За ночь насыпало почти полфута снега, а синоптики обещали еще более обильные снегопады. Расчищая подъезд к гаражу, я вновь почувствовал боль в пояснице, должно быть, сказываются годы, проведенные в неестественной позе над операционным столом. На мгновение в голову пришла мысль взять новенький «джип» Хейди, с моим «кадиллаком» на скользкой дороге намучаешься, потом подумал, что мост и хайвэй должны хорошо посыпать песком с солью, и, отбросив сомнения, сел в свою машину.

Чтобы не застрять среди автомобилей родителей, подвозящих своих чад к школам вдоль Четвертой авеню, я свернул вправо и поехал вдоль Гринвудского кладбища. Сейчас оно было похоже на почтовую открытку с изображением Черного леса. Влево по Шестой авеню, снова направо по Девятой. Пять минут пришлось потратить, чтобы разминуться с мусоровозами и понаблюдать, как огромные шины выплескивают снежную кашу на тротуары, заставляя прохожих отпрыгивать в стороны, чтобы не оказаться по уши забрызганными грязной жижей. Было пять минут девятого, когда я въехал на больничную парковку, пять минут назад началось ежемесячное заседание ККК, Комитета по контролю качества нашего отделения. Пока я мчался по коридорам, мысли невольно возвращались к дружеской беседе недельной давности…

Мой друг Нильс, профессор из Швеции, выслушав мои претензии к Манцуру и Сорки, долго молчал и лишь после приличной паузы спросил:

— Как такое вообще может у вас происходить, как в конце девяностых в Нью-Йорке, где медицина высоко развита и настолько контролируема, что адвокаты прячутся за каждым кустом, кучка хирургов продолжает безнаказанно действовать как ей вздумается?

— Очень просто, — ответил я без колебаний, ведь моиразмышления над этим вопросом длились более трехлет. — : Они продолжают действовать, управляя механизмом контроля за качеством лечебной работы и зная каких больных лучше избегать, они настоящие мастерапо использованию системы в свою пользу.

Простота моего ответа обескуражила Нильса, у них в Швеции система была устроена явно несколько иначе. Профессор быстро спросил:

— Как организована ваша система контроля качества лечения?

— Вначале все осложнения представляются на М&М конференции в виде письменной рецензии с формальным минутным разбирательством. Поскольку у нас университетская клиника, все доклады готовят резиденты.

— Понятно, в принципе, неплохая возможность для того, чтобы учиться на чужих ошибках. Естественно, они начинают анализировать причины произошедшего?

— Нет, они не должны выступать в роли судей или прокуроров, от них требуется лишь представить объективную картину. В мои обязанности преподавателя входит контроль за тем, чтобы наши резиденты готовили качественные и научно-обоснованные презентации случаев. Вот так я и оказался втянутым в это дело. Прошло время, и я просто не мог не замечать и не заносить в свой список очередных жертв Манцура или Сорки.

— Ты как академический хирург мог сделать что-тов такой ситуации, ты бил тревогу?

На этот вопрос не было простого ответа.

— И да, и нет, пойми, наша задача — просто представить факты и подвести научное обоснование, мы не должны предварять обсуждение на М&М конференции, мытолько представляем материалы. Конференция выноситсвое собственное решение, у нас нет права иметь субъективное мнение! На конференции не озвучивается фамилия пациента, и обсуждения обычно заканчиваются выводами типа: «лечение соответствовало стандартам», «техническое осложнение» и так далее. Ты знаешь, что задачаМ&М конференции не судить, а информировать, учить…

Нильс поднял руки, заставив меня замолчать, выражение его лица менялось от глубокой задумчивости до безмятежного непонимания, складка кожи поднялась над сведенными бровями.

— Скажи мне следующее, предположим, ты действительно на чем-то прокололся, скажем, забыл в животе зажим или салфетку, или что-то еще в этом роде. Резидентподробно докладывает, кто из врачей это сделал, описывает, как все произошло, а в итоге будет записано «техническое осложнение»…

Я увидел, что он стал понимать ситуацию, хотя я только начал подходить к главному. Я продолжил:

— И то, чего не должно быть в принципе, типа удаления «не того» органа, тоже скорее всего будет расцененокак «техническое осложнение». Большинство разбирательств на этом и заканчивается, сами заключения значат мало, главное — это процесс. Разумеется, озвучивание ошибок довольно болезненно для самолюбия, и внормальных обстоятельствах оно должно стать тревожным сигналом для хирурга.

— Может кто-нибудь избежать расспросов на конференции?

— Да, нужно просто не прийти на разбор, когда докладывают твой случай. Когда так бывает, случай автоматически направляется на следующий уровень разбирательства, в Комитет по контролю качества.

Нильс откинулся в кресле, он был заинтригован моим рассказом:

— Ну и здесь-то им труднее выкрутиться, я полагаю?

— Это в теории, а на практике наш комитет не делает ничего, он просто все списывает, это один из ловких трюков Манцура.

— В смысле?

— Манцур вообще редко приходит на М&М конференции и никогда не отвечает на письма, которые ему посылает комитет. Понимаешь, все серьезные осложнения, такие, как «смерть на столе» или «срочная повторная операция», автоматически регистрируются и пересылаются в комитет специально следящей за подобными вещами медсестрой. Это вовсе не означает, что комитет будет вникать в суть проблемы, достаточно просто зафиксировать сам факт произошедшего, чтобы соблюсти все формальные требования приказов министерства и законов штата Нью-Йорк. До тех пор пока госпиталь следует букве закона, все в ажуре. Кто-то может даже сказать, что из-за множества инструкций, приказов и законов основной ролью Комитета по контролю качества помощи становится контроль за соблюдением формальностей. Качество, которое они контролируют, — это не качество помощи, а качество бумаготворчества, поскольку именно от него зависит финансирование.