Побелев как полотно, Джон смотрел, как мужчина – по-видимому, Ванроу – осел на землю, затем завалился на бок. Камера показала его лицо крупным планом. По нему текла кровь. Ванроу не двигался.

Мистер Сароцини остановил запись, затем медленно, словно в его распоряжении была целая вечность, соединил кончики пальцев и посмотрел на Джона поверх них.

Чувствуя ужасную слабость, Джон выдержал взгляд банкира. В голове его крутился момент записи, когда Сьюзан бьет Ванроу сотовым телефоном. Голос его дрожал.

– Что… что он хотел с ней сделать?

– Мистер Ванроу хотел принять у нее роды, мистер Картер. И все. Она была его пациенткой. Она пренебрегла его советом не покидать Лондон и совершила очень глупый поступок: села на самолет и прилетела сюда. Он любезно согласился приехать в Соединенные Штаты, чтобы продолжать наблюдать ее и принять у нее роды.

– Как ей повезло, что она приехала в клинику, владельцем которой являетесь вы.

Мистер Сароцини пропустил колкость мимо ушей.

– Мистер Картер, приходится признать, что у Сьюзан произошло временное помутнение рассудка. Ее поведение было абсолютно непредсказуемым.

Джон подался вперед:

– Разве ее можно винить? Мистер Сароцини, если бы я был беременным и узнал, что на моего гинеколога заведено в полиции досье за сатанизм, я бы тоже пустился в бега. – Лицо банкира находилось на расстоянии всего нескольких дюймов от него. – Возможно, вы знали об этом. Возможно, именно поэтому вы настояли, чтобы Сьюзан обратилась к нему.

Мистер Сароцини с обиженным видом выпрямился. Голос у него тоже звучал обиженно.

– Мистер Картер, я думаю, вы составили обо мне ошибочное мнение. Я признаю, что держал вашу жену под наблюдением, но, как вы, наверное, уже знаете, этим я не нарушил ни один из законов вашей страны. Но можете ли вы припомнить еще хоть один факт, доказывающий мое предосудительное отношение к вам или вашей жене?

Джон молча смотрел на него, лихорадочно пытаясь разобраться в ситуации и сделать правильные выводы. Неужели он во всем ошибся и банкир совершенно ни при чем?

– Мистер Картер, я сохранил вам ваш бизнес и ваш дом. Я старался не вмешиваться в вашу жизнь. Я заключил с вами соглашение и выполнил все взятые на себя обязательства. К сожалению, в отличие от вашей жены. Она искала поддержки у соответствующих служб в Интернете, обращалась за консультацией к адвокатам, пренебрегала рекомендациями своего лечащего врача. Каждое ее действие доказывало, что она собирается в одностороннем порядке разорвать наше соглашение и оставить ребенка себе. Именно поэтому она приехала в Соединенные Штаты, и именно поэтому, как вы могли убедиться, просмотрев этот прискорбный видеоматериал, она убежала из клиники и в припадке безумия напала на Майлза Ванроу.

Лицо мистера Сароцини окаменело от гнева.

– А теперь вы имеете наглость, придя сюда, излагать мне свои измышления по поводу смерти композитора, и еще двух человек, и еще кого-то, кто находится в коме, и намекать на то, что покупка нами этой клиники каким-то образом связана со смертью сестры вашей жены. – Он указал на стоящий на столе телефон. – Пожалуйста, мистер Картер, действуйте. Звоните в полицию. Нам обоим будет от этого только лучше. Попросите их приехать сюда. Скажите им, что вы хотите сделать заявление. – Он опустил взгляд. Затем снова взглянул Джону в глаза и сказал: – И сообщите, что дирекция клиники тоже желает сделать заявление. – Он подтолкнул аппарат к Джону. – Пожалуйста. Снимите трубку и попросите оператора вас соединить.

Джон изо всех сил прижал одну ладонь к другой. Они были холодными и влажными. Все его тело покрылось холодным потом. Он сглотнул. Мистер Сароцини подтолкнул телефон еще ближе к Джону, затем – резко – еще ближе. Джон не сводил глаз с аппарата. На нем было два ряда кнопок, запрограммированных на определенный номер. Под каждой кнопкой было небольшое пластиковое окошко, в которое была вложена полоска бумаги с напечатанным на ней именем. Взвизгнув от движения по полированной столешнице, пластмассовый корпус подвинулся еще ближе к нему.

Его глаза были по-прежнему прикованы к телефону. Он не мог их поднять, не мог взглянуть мистеру Сароцини в лицо. В каждом пластиковом окошке было кошмарное изображение падающего на землю Ванроу.

– Или вы предпочитаете, чтобы я сделал этот звонок за вас?

Джон беспомощно посмотрел на мистера Сароцини. Сьюзан пыталась сбежать. Господи, она, должно быть, была в отчаянии. Она – якобы – убила Кейси, а полиции ничего не сообщили. Она искалечила Ванроу, и опять полиция ничего не узнала.

Зачем Сароцини прикрывает Сьюзан?

Или он сам что-то скрывает?

– Прежде чем принять решение, я должен поговорить с Сьюзан, – сказал Джон.

Мистер Сароцини взмахнул рукой:

– Мистер Кунц проводит вас до ее палаты. Но уделите мне еще несколько секунд вашего внимания. Я хотел бы попросить вас, мистер Картер, внимательно следить за тем что вы будете говорить вашей жене. Она сейчас переживает период глубокого психического страдания. Она знает, что несет ответственность за смерть своей сестры, хотя и не хочет верить в это. Но в то же время, по нашему мнению, она вычеркнула из памяти эпизод нападения на Майлза Ванроу. Хорошо еще, что не нашлось никаких других свидетелей этого инцидента, кроме сотрудников клиники. – Он склонил голову набок и проницательно посмотрел на Джона.

– Хорошо или просто удобно?

– Я не думаю, что Сьюзан в настоящее время способна выдержать серьезный полицейский допрос. Вы же не хотите, чтобы ей предъявили обвинение в убийстве? И возможно, второе – в попытке убийства? Она сейчас находится в таком психическом состоянии, что вряд ли способна отличать действительность от того, что происходит в ее воображении. Со временем, при надлежащей терапии и медицинском уходе, она справится с этим. Но если вы сообщите ей о состоянии мистера Ванроу, это может стать последней каплей.

Джон обдумал это. Он не мог отрицать – ни перед собой, ни перед мистером Сароцини, – что в последние несколько недель поведение Сьюзан беспокоило его.

– Она в течение долгих месяцев мучилась от боли. Неудивительно, что… – Он замолчал.

Мистер Сароцини развел руками:

– Кто знает? Возможно, причиной явилось сочетание стресса и боли – я бы сказал, почти наверняка так и было. Весь этот душевный сумбур последних месяцев… Любой женщине эмоционально очень трудно выносить ребенка для того, чтобы потом отдать его в чужие руки и никогда больше не увидеть. Многие недооценивают эту проблему.

– Да, – согласился Джон. – Я убедился в этом на собственном опыте.

Мистер Сароцини посмотрел на него странным взглядом:

– Сьюзан всей душой любит этого ребенка.

– Я знаю, – тихо сказал Джон. – И поэтому будет лучше, если вы заберете его… ее… как можно скорее. Каждая минута, которую Сьюзан проводит с ней, обернется для нее еще большими душевными страданиями. Пожалуйста, заберите ребенка, верните мой бизнес и наш дом. Больше мне ничего не нужно. Возьмите ее и отдайте нам нашу жизнь.

Мистер Сароцини разглядывал Джона, казалось, целую вечность. Он с легкостью соединил кончики пальцев обеих рук, так что вместе они образовали некое подобие моста, и стал изучать Джона поверх них. Его глаза прожигали Джона насквозь. Он будто читал какие-то тайные письмена, сокрытые у Джона внутри.

Затем он сказал:

– Я думаю, сейчас самое время вам пойти и увидеться с Сьюзан.

Джон открыл дверь в палату. Сьюзан, подняв глаза, увидела его и вжалась в спинку кровати, обхватила дочь рукой, словно защищая ее. Девочка же, не обращая ни на что внимания, продолжала сосать грудь.

Он улыбнулся. Ответом ему было молчание и настороженный взгляд. Сьюзан выглядела бледной и измученной.

– Привет, – нерешительно сказал он и закрыл за собой дверь. Мистер Сароцини почти наверняка наблюдал за ним в эту минуту. Чтобы не пугать Сьюзан еще больше, Джон избегал смотреть на потолок, туда, где была спрятана камера. Он пожал плечами и снова улыбнулся. – Как ты?