И он вспомнил кое-что еще, и это воспоминание было нестерпимо живым.

– Сьюзан, этим летом у нас был с тобой разговор, и ты сказала мне, что вы с Джоном приняли решение никогда не заводить детей. Мне любопытно, что же заставило вас передумать?

Она попыталась изобразить безразличное пожатие плечами, но получилось у нее плохо.

– Ну, просто передумали, а что?

Он испытующе посмотрел на нее:

– Просто передумали?

Она опустила глаза под его взглядом. Он не поверил ей, но правду все равно не сможет узнать. Однако в голове у нее зудел вопрос, который она уже некоторое время хотела задать ему, и для этого, похоже, настал подходящий момент.

– Фергюс, летом ты говорил мне, что тебе снился сон. Что-то связанное с тем, что я могу захотеть родить ребенка. Ты сказал, что, раз я не беременна, этот сон не имеет значения. Ты помнишь его?

Он помнил его так ясно, будто видел прошлой ночью.

Ребенок, новорожденный младенец, один в кромешной темноте. Он плакал – Фергюс и сейчас слышал плач. В этом плаче был ужас. Затем он увидел Сьюзан Картер. Женщина металась в темноте с факелом, звала, но не могла найти ребенка. Она молила Фергюса о помощи.

И он говорил ей во сне: нет, оставь его, не ищи, пусть он умрет. Во имя Господа, пусть он умрет.

Но чего он добьется, рассказав ей это сейчас, кроме того, что испугает до смерти?

– Не помню, – сказал он. – Совсем не помню.

– Летом ты считал его важным.

Он замялся:

– Да нет, на самом деле нет.

– Ну, может быть, хоть что-нибудь помнишь?

И тут это случилось. Приступ, какого еще не было. Будто в живот воткнули штык и повернули. Она в шоке согнулась, ударилась о стол. От боли ее глаза чуть не выскакивали из орбит. Снова накатило, еще хуже. Ее фужер с шампанским упал на пол и разбился, но она этого не заметила. Внутри ее раскаленным добела железом ворочалась боль.

Фергюс был уже на ногах. Вокруг них собирались люди. Из общего месива голосов Сьюзан смогла выделить слово «доктор», затем «скорая помощь». Фергюс сказал «беременна». Послышалось слово «выкидыш».

Ее словно запустили с максимальной скоростью по «американским горкам». Ресторан кружился, все вокруг расплывалось. Она все время пыталась сказать, чтобы они звонили Ванроу, только Ванроу.

И затем, неожиданно, как это всегда случалось, боль прекратилась.

Головокружение утихло, оставив ее в поту и ознобе. Живот еще болел, но уже не так мучительно – просто тупая болезненная пульсация. Вокруг нее, столпившись, стояли люди. Среди них был Фергюс, официант, а также мужчина, который наклонился к ней и говорил, что он врач.

– Со мной все хорошо, – сказала Сьюзан. – Пожалуйста, не беспокойтесь. Со мной это случается. Это пустяки, у меня есть таблетки.

– И часто у вас бывают такие приступы? – спросил человек, назвавшийся врачом.

– Ничего страшного. Это небольшая киста. За мной наблюдает мистер Ванроу. Все в порядке.

Врач внимательно посмотрел ей в лицо:

– Майлз Ванроу? Он ваш гинеколог?

Сьюзан кивнула.

– В таком случае вы в хороших руках. Сегодня он вас должен непременно осмотреть.

– Да, я позвоню ему. Спасибо вам. Извините за беспокойство.

– Я отвезу тебя домой, – сказал Фергюс.

Она отрицательно покачала головой:

– У меня в офисе встреча с автором. Я не могу ее отменить.

– Здоровье важнее, – уперся Фергюс.

– Со мной уже все хорошо. – Она выдавила из упаковки две таблетки. Фергюс дал ей свой фужер, и она проглотила их, запив шампанским. Она надеялась, что они снимут боль.

Фергюс присел на краешек стула.

– У тебя правда киста?

– Она небольшая. Иногда мне немного больно от нее, но и все. – От шампанского Сьюзен слегка опьянела – она уже забыла, когда пила что-либо алкогольное.

– Это не немного больно, Сьюзан. Сколько это уже продолжается?

Она подумала, затем сказала:

– Около трех месяцев.

Фергюс сказал ей тихим голосом:

– Сьюзан, я, может быть, скажу сейчас не очень лестную вещь, но кто-нибудь уже говорил тебе, что ты ужасно выглядишь?

Она не нашлась что ответить – он был прав. Она была похожа на призрак. Призрак с темными кругами вокруг глаз. Не многие это видели, потому что она скрывала их под тональным кремом, но Фергюс все разглядел.

– Значит, Ванроу. Кажется, мне знакома эта фамилия.

– Он принимает роды у всех знаменитостей. Его имя часто появляется в газетах. – И, совершенно не думая, она добавила: – Мистер Сароцини настаивал, чтобы я наблюдалась именно у него, и ни у кого…

Она спохватилась и замолчала, не закончив предложения. Между ними разверзлась пропасть тишины. Мост через нее навел Фергюс, переспросив:

– Сароцини? Ты сказала – Сароцини?

Что-то в его тоне заставило ее насторожиться.

– Да.

– Он твой врач?

Жалея о том, что сболтнула лишнего, она попыталась придумать подходящий ответ.

– Нет, он банкир. Он помог моему мужу. Он… он любит давать советы.

Фергюс вынул сигареты.

– Ты не возражаешь? Я буду стараться, чтобы дым до тебя не доставал.

– Да, пожалуйста. Дым меня уже не так сильно беспокоит.

Он прикурил и произнес по буквам:

– С-а-р-о-ц-и-н-и?

– Да.

– А имя?

Этот вопрос на мгновение выбил ее из колеи. Она поискала в памяти, затем сказала:

– Эмиль.

Его лицо напряглось – если только она этого не выдумала.

– Почему ты спросил? Знаком с ним? – спросила она.

– Просто это имя связано для меня с чем-то, вот и все. И потом, такую фамилию нечасто встретишь.

– С чем связано?

Нож снова повернулся внутри ее. Боль была не такая резкая, как раньше, и ей удалось удержать крик прежде, чем он сорвался с ее губ, однако Фергюс заметил.

– Сьюзан, тебе больно.

– Нет, все хорошо. Это просто спазм.

Некоторое время он молча смотрел на нее, затем тихо спросил:

– Как вы с мужем отмечаете Рождество?

– Тихо. Проведем рождественскую неделю в Котсуолдсе с семьей старого друга Джона – он был шафером у нас на свадьбе. А ты?

– Не знаю, еще не решил. Весь клан Донлеви съезжается на Рождество в Уотерфорд, но я не очень люблю подобные мероприятия. Может, поеду в Прагу или в Санкт-Петербург – куда-нибудь, где холодно, где настоящий снег, где Рождество действительно похоже на Рождество.

– Хотела бы я провести Рождество похожим образом, – сказала она и опустила взгляд вниз, вдруг спросив себя, как поведет себя Малыш через год или два, когда впервые увидит снег.

– Это будет мальчик или девочка? – спросил Фергюс.

– Я… решила, что лучше не знать. – Затем она сменила тему: – Фергюс, ты стал настоящим человеком-загадкой.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… Ты видишь сон, а потом вдруг не помнишь, о чем он, – или не хочешь мне рассказать. Слышишь фамилию Сароцини, которая вызывает что-то у тебя в памяти, и не хочешь говорить – что.

Фергюс выпустил в потолок струю сигаретного дыма. Она, превратившись в облако, повисела немного, затем ее понесло над головами посетителей кафе к трубе отопления. Пойманный горячим воздухом дым заклубился, словно прибойная волна.

– Сколько лет этому Эмилю Сароцини?

– Не знаю. Под шестьдесят. За шестьдесят.

Фергюс покачал головой:

– Вряд ли тут есть связь. Может, однофамилец.

– Фергюс, не говори загадками.

Он задумчиво стряхнул пепел.

– В двадцатых годах жил человек с таким именем. В то время о нем разное говорили. Что он занимается черной магией, исповедует сатанизм – все в таком духе. Он был связан с Алистером Кроули. – Фергюс улыбнулся. – Это было давным-давно. Человек тот давно умер. Твой друг-банкир, я полагаю, вполне жив?

– Ну да.

Он снова заговорил о книге, и Сьюзан не стала больше расспрашивать. Они никак не могли договориться насчет одной главы: Сьюзан хотела ее выбросить, Фергюс – оставить.

Через полчаса они стали собираться. Они не обратили никакого внимания на обедающего в одиночестве человека за соседним столиком. За едой он читал книгу в мягкой обложке. Он заплатил по счету и теперь тоже встал. Никуда не торопясь, он направился к двери, держась позади них.