– Это плохо?

– Это-то хорошо, Андрюша, но не до такой же степени. Где этот видано, чтобы муж жене платье по фигуре ушивал?! Руками!!!

– А это ты откуда знаешь? – У Андрея отвисла челюсть.

– А я, милый ты мой, уже почти шесть лет хожу к твоим родителям. С мамой твоей мы большие подруги. Должен же им кто-то помогать...

– Там Игорь рядом.

– Игорь твой больше с отцом общается, в гараже около вашей жестянки сидят. А я – с мамой. Вот так и заменили им сына непутевого...

– Я не знал. Ну, Медведь! Позвоню – дам просраться, почему молчал столько времени!

– Не надо – это я его попросила. Обещай мне, что ничего ему не скажешь. Обещай!

– Ладно. Обещаю.

– Так вот, Андрюша. Раз уж у нас пошел с тобой такой разговор, откровенный, я хочу тебе многое сказать, а то пропадешь опять на год. У тебя как со временем?

– Я оплатил часовой разговор с Украиной.

– Вот и слушай теперь. Ведь это ты мне позвонил. Слушаешь?

– Слушаю, слушаю...

– Дурак ты! Тебе не слушать надо, а возвращаться.

– Теперь уже не могу. Поздно!

– Знаю! У тебя сын родился.

Сердце в груди Андрея ухнуло куда-то вниз, к коленям.

– Что молчишь?

– Родился... Четыре с половиной месяца назад. Максимом назвал. Он очень славный!

– Я знаю, Андрюша. Я видела его фотографии, – грустно проговорила она. – Но ведь у нас с тобой тоже мог бы быть сын... Или дочь... Родился же у Ирины Богдан...[45]

– Слушай, Танюха! Ты откуда все это знаешь? – Он был в нокауте. Давно женщина не отвешивала ему таких оплеух.

– От верблюда. И уже давно...

– Ну, хорошо. Давай, вываливай все, что знаешь.

– Не боишься? Ведь пропадешь потом надолго, а может, и навсегда... Я тогда себе не прощу!

– Не пропаду! Мое слово знаешь.

– Хорошо. Слушай тогда. Ты, когда в этот свой Израиль уехал – я места себе не находила. Ты ведь столько лет ко мне ходил. Не нужна тебе была твоя жена! Ты был мой. Потому что я ничего от тебя не требовала. Когда хотел – приходил, когда хотел – уходил. Мы ничего друг другу не обещали, а это оказалось сильнее всяких там клятв. Правда, ей я очень завидовала – ты женился потому, что она забеременела. Рыцарь! Джентльмен! А я, сколько ни старалась, так и не смогла... За столько лет – ни разу не угадала, дура! Ну вот. А потом что-то у тебя произошло, и вы уехали, срочно как-то, с бухты-барахты. Как будто убегали от кого-то. Ну, я к Игорю приехала как-то и давай его пытать.

– И что?

– Успокойся. Этот сфинкс мне толком ничего не сказал. Дал адрес вашей боевой подруги в Николаеве, мол, женщины всегда найдут общий язык. Вот мы и нашли. А потом мы с Иришкой в Москву ездили к той медсестричке из госпиталя. Помнишь ее?

– Ольга?!

– Помнишь! Да, Ольга! Так вот, Андрюшенька, мы лучшие подруги. Ездим друг к другу в гости. Проблемы наши женские сообща решаем. Богдана воспитываем втроем. Он иногда у меня гостит, иногда у Оли в Москве... А знаешь почему так? Потому что делить нам нечего, точнее, некого. Далеко ты. Очень... Мы тут. Как три бывшие жены. Хотя уверена, что если бы ты вернулся, то эта дружба развалилась бы, в тот же день. Вот такие дела... Сидят три молодые, красивые, чего и скрывать – сам знаешь, бабы и ждут своего Андрея. И гадают – к которой он придет в первую очередь. Хорошо хоть Богданчик есть, один на троих...

– Бог ты мой! Вы там все с ума посходили?!

– Нет, Андрюша, просто собрались три несчастные бабы, которые любят одного мужика. А он не любит никого, и себя в том числе – он одинокий волк.

– Во узлы-то заплелись! – Он был убит новостью наповал.

– А скажи честно, только пообещай, что честно! Обещаешь?!

– Постараюсь. Я ведь тебе не врал никогда. Хотя и всей правды не говорил...

– Ты ее любишь? Ну, мать твоего Максима.

– Не знаю, Синичка, и это – честно! Все очень сложно... Я хотел сына, она его родила... А вот с ней самой... Не знаю!

– Не умеешь ты любить, Андрюша. Потому и живешь один – не нужен тебе никто. И тебя нужно принимать именно таким: надежным, но независимым.

– Это не так! Я люблю своего сынишку, я люблю свою дочь, родителей!

– Как же ты не поймешь, что это – другое?! Приезжай! Я докажу тебе, что и женщина не только «друг человека», а и человек, который может быть полезен и нужен, даже такому, как ты!

– Ага! И рассорить своим приездом трех лучших подруг?

– Это не твоя забота. Мы бы уж как-нибудь разобрались между собой, по-женски.

– Ладно, Синичка. Время заканчивается. Извини.

– Так ты приедешь?

– Во всяком случае – я очень хочу приехать. Не все от меня зависит. Но то, что я вернусь когда-нибудь – это определенно! Не могу я здесь больше! Задыхаюсь!

– А знаешь что? Я пришлю тебе фотографию. Мы летом втроем отдыхали. Иришка и Ольга у меня целый месяц гостили. На пляж ходили... Мужики проходу не давали – мы ведь красивые, блин!

– Я буду ждать эту фотографию, Синичка! Кому скажешь – не поверят... Вы, все вместе...

– А и не говори никому, лучше на стену повесь. Ну, все! Звони, Андрюшенька, – мне приятно слышать твой голос. Только не раз в полгода. Хорошо? Ну, хоть раз в месяц.

– Хорошо. Буду звонить. Ну, все? Пока, птичка Синичка!

– До свидания, Андрюша. Пока!

Андрей повесил трубку и еще долго стоял возле телефона, приходя в себя. Его мысли были далеко от Израиля, а в голове звучал куплет запомнившейся с детства песни:

...Нет, ничего изменить было нельзя. Жизнь сложилась так, как сложилась и... На Востоке говорят: «Невозможно дважды войти в одну реку...»

А потерянного, и особенно потерянных, за эти годы людей было не вернуть! Их оставалось только помнить...

1 апреля 2003 г. Барс[46]

...Весна в этом году в Израиле выдалась очень поздняя. Было очень непривычно то, что дожди шли практически пять месяцев. Но вот наконец-то пришла настоящая весна. Андрей так и работал ночным охранником, чтобы днем была возможность погулять с маленьким Максимом. Охранник! Смешно. Отсидеть 16 часов в будочке на территории никому не нужного заводишка. Работа для дедушек-пенсионеров. СТОРОЖ – это было бы точнее. Но за нее, за эту работу, платили довольно сносно, вот он и отсиживал ночи в будке, пес – он и есть пес, даже если он бойцовой породы, но давно пенсионер... Он все так же проводил ночи наедине со своими воспоминаниями, а утром прибегал к своему сынишке, хватал его, коляску и бежал на улицу, чтобы дать ему надышаться свежим воздухом...

– ...Пойдем гулять, Максюшка?

– Угу-у-у. Кхи-и-и! – Пятимесячный Максим улыбался Андрею во всю мордаху. Он всегда радовался Андрею. Сын все же!

– Ну, пойдем, пойдем!

Малыш, удобно усевшись на руках своего отца и засунув в рот палец – вот-вот должен был появиться первый зуб, приготовился познавать свой, пока еще не очень большой мир.

– А знаешь, сегодня праздник – День юмора. Слышишь меня? Сы-ын! – Андрей поцеловал нежную, пухлую щеку Максима. – Хочешь, расскажу тебе что-нибудь не очень грустное из моей жизни?

– А-и-и, кхи-и-и! – прощебетал маленький человечек.

– Ну, хорошо! Пойдем посидим с тобой в теньке на лавочке. – Андрей устраивался на скамейке и попутно обращал внимание на брошенные на них прохожими взгляды какого-то умиления. Он не удивлялся, ведь его сын был удивительно крепок и красив, со своими лисьими глазами и пшеничными кудряшками, для своих пяти месяцев от роду. – Я тебе расскажу про большую горную кошку. Ее называют барс. Ну, вот. А дело было так!..