– Ну, че? Все кипишь, прапор?
– Я, бля, щас так взбухчу, шо мало никому не покажется, на фуй!!!
– Остынь, Витюха. Может, накапаешь мне в рюмаху малец?
– И ты будешь пить с братвой? – Виктор на самом деле был удивлен.
Дело в том, что вот уже много лет Андрей придерживался одного принципа – никогда не иметь никаких дел с бандюками! И придерживался его свято! И никто из этой братии никогда не мог «похвастаться», что опрокинул рюмку водки в его компании – такого просто не могло быть! И все об этом знали.
– У меня есть повод, прапорщик.
– Шо, прямо такой серьезный?
– Я стану отцом.
– Это где ж это ты так неудачно нагнулся? – гыгыкнул «бык» справа от Андрея.
И в ту же секунду, опрокинув стул, на котором сидел, назад, через спинку, завалился на пол, выплевывая выбитые зубы... Но никто из присутствующих за столом даже не шелохнулся, и только БТР произнес тихо:
– Ты не обижайся на этого барана, братишка. Оно совсем без мозгов... Оно – «торпеда».
– Не умеешь ты кадры подбирать, спецназ. Разучился. Мож, те в горы опять пора, а?
– Да где их среди говна малолетнего те кадры найдешь?! Одна параша тупорылая и попадается! Зла не держи, а?
– Проехали, «кусок». Так шо? За будущего сына выпьешь со мной?
– Поехали!!!
Все сидящие последовали примеру своего «бригадира».
– Так это шо?
– Это она нашла такой способ мне сообщить.
– М-да-а... Ума – палата.
– То уже мое дело.
– Ладно. – БТР посмотрел на Андрея в упор. – А баблосы у тебя на рождение сына есть?
– Дойдет дело – нашкрябаю.
– А ведь дорогое дело-то.
– Я же сказал – моя забота!
БТР почесал нос, потом посмотрел направо-налево:
– Слышь-ка, братва. А кто помнит те наши терки с Кабаном в позапрошлом ноябре?
– Это по «Диснейленду», что в Ришон-ле-Ционе?
– Точно!
Этот вопрос вызвал какое-то странное оживление в стане братвы. «Аксакалы» бригады начали высказывать свои мнения, перебивая друг друга:
– Сладкий пирожок тогда откусили! До сих пор жуем!
– Ага! Только чуть не подавились!
– Не! Пацаны у Кабана всегда серьезные были! Как мы тогда проскочили...
– А я уже мирковал себе место на кладбище покупать, на всякий...
– Было дело.
– А кто знает из вас, кто решил полюбовно наши с Кабаном терки? – задал еще один вопрос БТР.
– А ты шо, скажешь?!
– Ну, да. Туману напустил, хоть ложкой ешь. Только мы с того времени там нормально торчим! И нам и Кабану хватает.
– Так слушайте, шо я щас скажу. – Виктор хлопнул широкой ладонью по столу.
Он набрал какой-то номер телефона на своем мобильнике и включил его на громкую связь. Телефон ответил после пятого гудка:
– Кому это не хер делать звонить среди ночи? – раздался недовольный голос.
– Привет, братэла! – гаркнул БТР. – Узнал?
– Тебя не узнаешь! – Голос сразу же повеселел. – Шо за дела, БТР? Ты мне должен за ту блядь, с которой только что меня снял!
– Сочтемся! Есть одна тема!
– Слушаю, Витек!
– Как у тебя дела по «Диснейленду», Кабан?
– Как и у тебя! Мы же с тобой уже давно договорились по этому вопросу!
– Точно! А ты помнишь, кто нас тогда в углы развел, чтобы мы не порвали друг друга в цуры, и помог договориться?
– А то! «Спец» там, у Фелы работал, Андрюха... Отморозок полный! Отчаянный пацан! Между нами в терку влез! А мы же уже тогда «пики» в пальцах теребили.
– Помнишь, значит?
– Его забудешь.
– Я вот тут прикинул... Мы с его «легкой руки» пену снимаем, а пацану тяжело. Короче, я так прикинул, дать ему два процента с дела. Ну, и ты от себя отщипнешь.
– Много!
– Сколько?! – пошел конкретный разговор.
– А шо это ты вспомнил, БТР?
– У пацана сын должен родиться, а ему не на что его «рожать».
– Ясно. Один процент!
– Посчитаем за год? – спросил Виктор.
– А как по-другому?
– Забили!
– Когда в Ришон за процентом подтянешься?
– На неделе, Кабан. Так слышь... Я тогда за нас ему щас отслюнявлю, а ты со мной потом расчет произведешь?
– Заметано! Это все?
– Все, братэла! За блядушку вычтешь из моей доли!
– Ладно! Это я пошутил. Давай, береги себя!
БТР отключил телефон. Сунул его во внутренний карман «аманьевского» пиджачка, а из второго вынул банковскую упаковку стодолларовых купюр и метнул ее через весь стол Андрею:
– Вот тебе десять тонн, капитан. Это «первый взнос» – шо-то облом мне считать сейчас, сколько мы с Кабаном тебе должны. Потом прикинем. Братва не против? – БТР обозрел орлиным взглядом всю свою гоп-компанию.
– Нормально решили! – сказал один из «аксакалов».
– Ну вот, на том и решили.
– Мне надо сказать тебе спасибо? – спросил Андрей.
– Шо мне твое спасибо? – улыбнулся Виктор. – Лучше «конины» со мной хряпни и скажи своей «жене», чтобы ботало подвязывала, когда с серьезными пацанами «базар» ведет. А я посчитаю твои доходы с дела. Короче! Борода тебе привезет остаток на неделе, а потом будешь иметь каждого первого числа. Ну! Вздрогнули?
Они выпили, и Андрей вернулся к Генке за стол.
– Ну, ты, бля, Дрюлик, и мочишь! Только что чуть морды друг другу не побили, а в конце концов братва тебе еще и денег нехило отстегнула.
– Жизнь такая, Геныч. – Андрей нагнулся к уху своего друга и шепотом проговорил: – Спеть хочу.
– За Одессу опять?
– А за шо ж еще?
– Ну, давай...
Генка поколдовал над своим компьютером, вручил Андрею микрофон, а во второй произнес:
– А сейчас, для тех, кого еще не утомил противный «лирический баритон» нашей охраны, прозвучит... Та вы и сами щас услышите, шо нам выдаст наш доморощенный Лучано «На Повороте»!
А Андрей уже начал петь. С душой и невысказанной тоской в голосе. Так, как может петь только тот, кто родился в этом городе и невыносимо страдает от разлуки с ним.
Пахнет морем, и луна висит над самым Лонжероном,
И каштаны тихо шепчутся с бульваром полусонным.
Невесомо серебрится ночи южной панорама,
Спят фонтаны, занавешены фруктовыми садами.
От бульвара книзу лестница сбегает прямо к порту.
В Лунном парке обсуждаются и браки, и аборты.
Натюрморты, те которые в Аркадии на пляже,
Не покажут в знаменитом Ленинградском Эрмитаже.
Андрей пел старую, известную всем песню, но мысли его были теперь совершенно о другом:
«...Бог ты мой! Вот это ты пошутил, господи! Как мне понять промысел твой? Почему Лина? Почему именно она? Человек, который меня предал, который мне чужой, по сути. Почему ты не дал мне ребенка от Мари, господи?! Неужели именно это и называется справедливостью?.. Может, это есть искупление грехов моих? Из-за меня ушла одна жизнь, а теперь должна появиться другая?.. Если так, то я приму со смирением все, что суждено мне, господи Иисусе!..»
Нет Одессы без Привоза и без Нового базара.
Там покрыты покупатели и матом, и загаром.
По бульварам пьяный запах распустившейся сирени,
И трамваи пробивают себе путь в листве весенней.
Над причалом маяка огонь и лес портовых кранов.
В море – чайки, а над ними гордо кружатся бакланы.
Рестораны осветили побережье огоньками,
Звон бокалов, и поет гитара за Одессу-маму.
«...Ну, что, Андрюха, брат! Значит, выбора у тебя нет. Эх-ма!!! Неужели сын родится? Да! Это будет именно сын! И я назову его Максом! Максимкой! Максимом!.. Если только эта дура не учудит с абортом! Да нет! Она скорее удавится, но копейки, попавшей в ее руки, уже никогда не упустит! Ну и хорошо! Я тебя выращу, сына мой, поставлю на ноги и... Увезу подальше отсюда! В Одессу, домой!..»
