– Что-что? – переспросил я.
Инспектор спрашивал, есть ли у профессора семья.
– Простите, я не сразу расслышал, что вы сказали. Нет, капитан и миссис Лейн умерли много лет назад, а кроме Магнуса, детей у них не было. Я никогда не слышал, чтобы Магнус упоминал каких-нибудь своих родственников.
По-видимому, у него был адвокат, который вел его дела, банкир, который ведал его финансами… Раньше мне это не приходило в голову, и теперь я с удивлением подумал, что не знаю даже имени его секретарши. В наших тесных доверительных отношениях не было места повседневным мелочам, бытовой рутине. Кто-то другой, наверное, был посвящен во все эти дела.
Вскоре к инспектору подошел констебль и доложил, что прибыла патрульная машина и скорая помощь. Мы встали, чтобы идти назад в морг, и тут констебль добавил что-то, чего я не расслышал. Инспектор повернулся ко мне.
– Когда патруль передал сообщение в полицейский участок Тайуордрета, там случайно находился доктор Пауэлл из Фауи, – сказал он. – Он согласился осмотреть тело. После этого патологоанатом произведет вскрытие, результаты будут переданы для судебно-медицинской экспертизы.
– Ясно, – сказал я.
Вскрытие… следствие… налицо все атрибуты правосудия.
Я вошел в морг. И первым делом увидел доктора, с которым уже встречался дней десять назад, – тот самый доктор, который видел, как я мучительно приходил в себя после приступа головокружения. По его глазам я понял, что он узнал меня, но не подал виду, когда инспектор представлял нас друг другу.
– Примите мои соболезнования, – сказал он и затем, переходя на сдержанно-деловой тон, добавил: – Если вам раньше не доводилось видеть, как выглядит человек, попавший в серьезную аварию, особенно если речь идет о близком друге, то предупреждаю: зрелище не для слабонервных. У этого человека размозжена голова.
Он подвел меня к носилкам, которые лежали на длинном столе. Я узнал Магнуса, но он был какой-то другой, словно усох. Над правым глазом во лбу была вмятина, заполненная запекшейся кровью. Кровь была и на куртке, порванной, как и штанина брюк.
– Да, – сказал я, – да, это профессор Лейн.
Я тотчас отвернулся, потому что настоящего Магнуса там не было. Он все еще продолжал идти через поля над Тризмиллской долиной, с изумлением вглядываясь в окружавший его неизведанный мир.
– Если это вас хоть как-то утешит, – сказал врач, – то знайте: после такого удара он жил недолго. Одному Богу известно, как ему удалось доползти до хижины… Скорее всего, он действовал бессознательно и умер спустя буквально несколько секунд.
Ничто не могло меня утешить, но я все же поблагодарил его и спросил:
– Вы хотите сказать, что когда он там лежал, он не мучился от сознания того, что никто не идет к нему на помощь?
– Нет, – ответил он, – это совершенно исключено. Впрочем, инспектор сообщит вам подробности, как только мы установим степень полученных повреждений.
На углу стола лежала трость. Сержант указал на нее инспектору.
– Мы нашли эту трость на насыпи, – объяснил он.
Инспектор вопросительно поглядел на меня, и я кивнул.
. – Да, это его трость, у него их было много. Его отец коллекционировал трости. В лондонской квартире Магнуса их около дюжины.
– Думаю, сейчас самое время отвезти вас назад в Килмарт, мистер Янг, – сказал инспектор. – Разумеется, вас будут держать в курсе. Вы, конечно, понимаете, что вам придется дать показания следователю.
– Да, – сказал я.
Я спрашивал себя, что станет с телом Магнуса после вскрытия, останется ли оно лежать там до понедельника. Хотя какое это имело значение? Теперь вообще ничто не имело значения.
Пожав мне руку, инспектор сказал, что в понедельник они, возможно, приедут задать мне еще несколько вопросов, если потребуется кое-что уточнить в моих первоначальных показаниях.
– Видите ли, мистер Янг, – объяснил он, – речь может идти об амнезии или даже о самоубийстве.
– Амнезия… – повторил я. – Это потеря памяти, не так ли? Маловероятно. Самоубийство вообще исключается. Профессор был не из тех, кто накладывает на себя руки, да и с какой стати ему было это делать? Когда я говорил с ним по телефону, он был в отличном настроении, с нетерпением ждал конца недели.
– Что ж, очень хорошо, – сказал инспектор, – именно об этом, я думаю, коронер и захочет расспросить вас поподробнее.[13]
Констебль высадил меня у дома, я очень медленно прошел через сад и поднялся по ступенькам. Затем я налил себе тройную порцию виски, выпил и рухнул без сил на тахту в гардеробной. Должно быть, я сразу отключился, а когда снова открыл глаза, был уже почти вечер; рядом на стуле сидела Вита с книгой в руках, и последние лучи закатного солнца проникали в комнату через окно, выходящее во внутренний дворик.
– Который час? – спросил я.
– Около половины седьмого, – ответила она, подошла и села ко мне на тахту. – Я не стала тебя будить, решила, что тебе лучше отдохнуть. После обеда звонил доктор, который был в морге, спросил, как ты себя чувствуешь. Я сказала, что ты спишь. Он посоветовал не тревожить тебя, дать поспать как можно дольше – это именно то, что тебе сейчас нужно.
Она вложила свою руку в мою, и я испытал ощущение покоя, как будто снова стал маленьким мальчиком, которого любят и жалеют.
– Куда ты дела детей? – спросил я. – В доме такая тишина…
– Миссис Коллинз – просто чудо. Она увезла их с собой в Полкеррис до вечера. Ее муж собирался взять их на рыбалку после обеда и привезти часам к семи. Они должны быть с минуты на минуту.
Какое-то время я молчал, затем сказал:
– Не надо только портить им каникулы, Магнуса бы это очень расстроило.
– Не беспокойся ни о них, ни обо мне. Мы в состоянии позаботиться о себе. Меня гораздо больше тревожит, как ты сам все это переживешь – ведь эта смерть для тебя страшное потрясение.
В душе я был благодарен ей за то, что она решила не развивать эту тему, не стала расспрашивать, как такое могло случиться, что делал там Магнус, почему не заметил приближающегося поезда, почему его не увидел машинист. Бессмысленно теперь говорить об этом.
– Я должен позвонить, – сказал я. – Нужно сообщить его коллегам в университет.
– Этим уже занимается инспектор. Он заходил опять, вскоре после того, как ты поднялся наверх, чтобы прилечь. Он попросил показать ему чемодан Магнуса. Я сказала, что ты распаковал его вчера вечером, но ничего такого не обнаружил. Он тоже ничего не нашел. Вещи висят в шкафу, как висели.
Я вспомнил о пузырьке, что лежал теперь в моем собственном чемодане вместе с бумагами, касающимися Бодругана.
– Что еще он хотел?
– Ничего. Сказал только, что они сами уладят все формальности и что он свяжется с тобой в понедельник.
Я протянул руки и привлек Виту к себе.
– Спасибо, дорогая, спасибо за все. Что бы я без тебя делал? У меня до сих пор еще голова кругом.
– Не думай ни о чем, – прошептала она. – Жаль, что я не могу сделать для тебя что-нибудь более существенное.
Мы услышали голоса мальчиков, доносившиеся из их комнаты. Должно быть, они поднялись по черной лестнице.
– Я пойду, – сказала Вита. – Надо накормить их ужином. Тебе принести сюда?
– Нет, я спущусь. Все равно рано или поздно мне придется с ними встретиться.
Я полежал еще немного, наблюдая за тем, как последние лучи солнца просвечивают сквозь листву. Затем я принял ванну и переоделся. Несмотря на потрясение и насыщенный переживаниями день, мой воспаленный глаз почти пришел в норму. Может, это и не было связано с препаратом – всего лишь совпадение. Так или иначе, теперь я никогда уже не смогу узнать наверняка.
Вита кормила мальчиков ужином на кухне. Из холла, где я немного задержался, чтобы собраться с духом, мне был слышен их разговор.
– Так вот, спорю на что хочешь, тут дело нечистое. – Гнусавый пронзительный голос Тедди отчетливо доносился до меня сквозь открытую дверь. – Дураку ясно, что у профессора были с собой какие-нибудь секретные документы, на пример по бактериологическому оружию, и он должен был с кем-то встретиться возле туннеля. А тот, кто пришел на встречу, был шпион: стукнул его по голове. Но местные полицейские ни когда до этого не додумаются, придется подключать секретные службы.
