– Да бросьте, – прервал я его. – Все верно, если кому-то хочется изучить историю Британской империи, научиться считать до десяти и запомнить парочку слов по-французски, чтобы стать мастером на заводе или продавцом в магазине. Но мужики, которые по-настоящему держат все в своих руках, заседают в храме Афины и посылают своих деток учиться в Итон. Они продолжают снимать сливки и управлять страной, а пролетарии типа меня должны быть благодарны за то, что им дают возможность выучить четыре действия арифметики.

– Ты отстал от жизни. С тех времен в нашей стране произошла социальная революция.

– Пара фотографов-кокни и одна поп-группа из Ланкашира стали зашибать бабки, да их портреты время от времени печатают в прессе – вот и вся революция, но меня этим не проведешь, это всего лишь большой-пребольшой трюк – такой, что нам даже и не снилось. Никаких перемен не было, ими и не пахнет.

– Хорошо, я дам тебе возможность получить образование, – ответил Сайлас. – Я собираюсь прочитать тебе ускоренный курс армейской подготовки. Я из тебя сделаю лучшего в Королевской армии младшего капрала, самого знающего сержанта. Так что забудь на пару дней о Навуходоносоре и о дороге в Вавилон и займись более насущными вещами.

Сайлас достал какие-то книги. Одна называлась «Устав Королевской армии», в другой были картинки разных армейских значков, в третьей – разные там пушки и танки.

– Ты станешь солдатом, прежде чем мы отправимся к старине Каплану за машиной. Слышишь? – солдатом. А начнем мы с того, что срежем твои длинные жирные патлы.

– Этот сволочной парикмахер испортил тебе все волосы, детка. – Питер-двоеженец умел разговаривать, не шевеля губами.

Я на это ничего не ответил.

– Чарли не тронул бы тебя пальцем, если бы я присматривал за тобой.

Я не реагировал.

– Если надумаешь, дай мне знать, – сказал Питер-двоеженец. – Хочешь сигаретку?

– Нет, спасибо.

– Чарли хочет пришить тебя в пятницу утром, детка, – сообщил он.

Теперь он заговорил совсем по-другому. Он такой же опасный как Чарли, только в два раза умнее. Умные голубые могут быть очень опасными в тюряге, будто они обвиняют всех остальных в том, что оказались за решеткой. Я не поинтересовался, откуда он знает, что это будет именно в пятницу, все равно он сам скажет. Наконец он раскололся.

– Чарли переводят отсюда.

– Когда он уходит? – спросил я.

Питер улыбнулся, и я готов был укусить свой локоть за то, что спросил.

– Его переводят в какую-то тюрьму на севере. Он уезжает в пятницу – грузовиком в десять утра. И уже устроил, что тебя выпустят на прогулку, вот тогда-то он и прикончит тебя. Берегись этого подонка, детка.

– Я убью его, – сказал я.

Питер-двоеженец скривился в кислой улыбке.

– Вот это дело.

Он сгреб пыль в кучку и наклонился, чтобы смести ее на клочок бумаги, потом аккуратно скатал это и щелчком бросил тонкую самокрутку к моим ногам.

– Привет от начальства, – сказал Питер.

– Нет, мерси, – ответил я. – Пусть идет к черту. – И я ушел.

– Ладно. Не пропадай, – крикнул он мне вслед.

Машина выглядела очень внушительно. В некотором смысле мне она понравилась даже больше, чем «роллс». Это был «феррет» второго выпуска, как сказал Сайлас. Потешная вещица. Довольно небольшая, с угловатой бронированной обшивкой и толстенными резиновыми шинами, которые, наверное, тоже были почти пуленепробиваемые. И повсюду торчали разные металлические штучки. Сайлас настаивал, чтобы я выяснил, что представляет собой каждая из них. Металлические шторы опускались так, что оставалась небольшая обзорная щелка для водителя. Прямо под зеркалами заднего вида, довольно-таки большими, были выходы выхлопной системы. Две фары впереди и ячейки для автомата или браунинга. В машине стоял роллсовский бензиновый двигатель Б60, шестицилиндровый, 4265 кубиков, 96 лошадиных сил, 3300 оборотов. Гидравлическое сцепление и два ведущих моста. Понятия не имею, что машина делала с горючим, но жрала она его, как весь ирландский флот.

Конечно, мы не могли появиться на ней на обычной заправке, поэтому Сайлас наполнил дюжину канистр и запихнул их внутрь, отчего нам стало еще теснее. Машина была предназначена только для двоих: водителя и командира. Можно не уточнять, кто из нас был командиром.

Старик Каплан с автосвалки покрасил старенький броневик и установил на него огнетушители и фары, безжалостно сорванные с других машин, так что наша малышка была в отличном состоянии. Этот «феррет» стоял в дальнем конце свалки, и в первый раз, когда мы пришли туда, Сайлас сказал, что я должен научиться заскакивать и выскакивать из машины с «непринужденной прытью». В результате я расшибал себе голень и набивал синяки на руках о каждый выступ, пока Сайлас рявкал свои команды, как тот сержант-маньяк, которого показывали в каком-то фильме по телевизору, – кстати, в конце сержант задушил свою жену. К концу дня я выучился водить этот гроб. Пятиступенчатая коробка передач, хитрое управление и тормоза с гидроусилителем – никогда не имел дела ни с чем подобным, но через полтора часа Сайлас вынужден был признать, что я гоняю по свалке, как специалист.

На следующий день мы вернулись на свалку, взяли наш броневик, и операция началась. По мне, так лучше было бы переодеться в форму поближе к месту действия, но Сайлас настоял, чтобы мы выехали со свалки при полном параде. Мы немного попачкали форму и надели сверху комбинезоны. Видок у нас был, как у парочки общипанных героев, – до такой степени, что когда мы остановились у обочины перекурить и я сделал неприличный жест в сторону проезжающей мимо артиллерийской колонны, то солдаты заорали мне в ответ. Когда они проехали, я занервничал: до меня дошло, что стоит только одному из полицейских рейдов наткнуться на нас и начать выяснять, кто мы такие, как последует цепь непоправимых событий. Но Сайласу об этом говорить все равно без толку, у него всегда наготове была какая-то военная прибаутка вместо разумного ответа. Я вытер о форму взмокшие ладони.

– Не вздумай нервничать, – успокоил Сайлас.

Я промолчал. Сайлас никогда не нервничает, у него просто портится настроение. Для него вполне естественно быть не в духе: ведь он всегда играет роль генерала или миллионера или что-то в этом роде, – но можете ли вы представить себе, чтобы прислуга или мелкий служащий или младший капрал за рулем закатили истерику?

– Я сказал, не вздумай нервничать, – повторил Сайлас.

– Я не вздумаю, черт подери, я уже нервничаю.

– Поехали за колонной, – приказал он.

Я влез в машину.

– А что, если они остановятся и потребуют предъявить права? – спросил я.

– Мы достали эту машину вполне законным образом, – успокаивал меня Сайлас. – Твои гражданские права позволяют тебе водить такую машину, жители Челси покупают такие для своих загородных владений. А форменную одежду мы взяли напрокат, чтобы разыграть одного нашего старого школьного приятеля. И чем нам это грозит? – ну, уплатим десятку штрафа.

– Будем надеяться, – ответил я.

Я завел машину и рванул в хвост колонны. До обеда мы были уже на танковой площадке для маневров Королевских вооруженных сил в Дорсете.

Был ясный солнечный день, редкие облака лишь подчеркивали синеву неба. На многие километры вокруг земля кишела танками – «центурионами» и «чифтенами». Благодаря какой-то любопытной структуре почвы каждый изгиб оставленного танком следа давал новый, неожиданный цвет, и весь ландшафт, исполосованный красными, серыми и многоцветными шрамами, был похож на гигантские полотна Нэша или Пайпера.

– Стоп, – крикнул Сайлас.

Я тормознул, и мы остановились у обочины в клубах пыли, отдающей запахом резины. Сайлас буквально вжился в свою роль.

– Ради бога, парень. Поосторожнее с машиной. Ее нужно вернуть в приличном состоянии к восьми часам вечера сегодня.